Проснувшись на следующий день, Венсан почувствовал недомогание. Его снедала лихорадка, что, к сожалению, случалось с ним довольно часто. Как бы он ни пытался убедить себя, что жизнь в лишениях принесет ему благо и воспитает дух, его тело имело другое мнение на данный счет. Распрощавшись вчера с танцовщиком, он вернулся в свою студию и внимательно изучил начатый портрет. Все же он должен был признать, что картина выходила неплохой. Подправив некоторые детали, он решил оставить ее на некоторое время.

Несомненно, глупо было полагать, что Виктор окажется именно таким, каким он его воображал. Этот образ был скорее романтическим, чем реалистичным. В конце концов, решил Венсан, танцовщик оказался вовсе не хуже, чем он мог предполагать. Просто он оказался совершенно другим. Его речи были полны жизни и свободы, а взгляды столь отличались от его собственных, что он подумал, что мог бы многому научиться у Люмьера. Он даже признавал, что ждал новой встречи с нетерпением.

Последующие дни он посвятил кропотливой работе над балетной серией. Она была выдержана в насыщенной зеленой и бордовой гаммах, тяжелой на первой взгляд. Но в тоже время картины были столь искусно написаны, что скорее напоминали о легком весеннем ветерке, чем о тяжелом бархате театральных гардин. Венсан работал быстрыми легкими мазками, нанося их один на другой. В последнее время он сильно увлекся техникой лессировки, которая позволяла добиться эффекта прозрачности и свечения. Работая над картиной, он практически никогда не отводил от нее взгляда, стараясь как можно лучше запомнить расположение красок на палитре.

Встреча с заказчиком в пятницу не принесла должного удовлетворения. Из-за своей внезапной болезни Венсан не успел закончить картину, которую обещал, и смог принести лишь несколько незаконченных работ, которые, впрочем, пришлись по вкусу его патрону. Встреча проходила в одном из его парижских домов. Венсан слышал, что тот владеет не менее чем пятью подобными или даже еще более роскошными особняками. Его имени он не знал. Художнику было велено обращаться к нему месье Эрсан. До него доходили слухи, что тот занимает высокий пост на государственной службе или же сам олицетворяет собой правительство Франции, но насколько верны были эти слухи Венсан не знал. Их встречи, которые проходили в пятницу днем раз в неделю, были окутаны аурой таинственности.

После встречи с месье Эрсаном он направился в оперу. Сегодня он договорился с одной из балерин, чтобы писать ее, пока она выполняет свои упражнения в классе. Танцовщицу звали Шарлотта. Это имя было смутно ему знакомо, но он не мог вспомнить, где его слышал. Возможно, в один из тех разов, когда он находился за кулисами, ее кто-то окликал, или же он слышал ее имя в непринуждённом щебетании балерин на прошлой неделе.

Балерина оказалась миловидной девушкой лет двадцати с ангельским личиком. Когда она смеялась, на ее щеках появлялись симпатичные ямочки, а густые темные волосы были перехвачены розовой лентой. Она была непоседлива, но внимательно следила за художником и слушала все его указания. Венсан остался доволен работой. Ему удалось поймать выгодный ракурс и запечатлеть танцовщицу в момент, когда она, положив одну ногу на станок, делала port de bras.

В субботу Венсан столкнулся с новой трудностью. Повстречавшись с месье Симоном, у которого он снимал свою студию, он обнаружил, что пришло время оплаты, о чем он совершенно забыл. С трудом собрав средства, чтобы оплатить свой долг, Венсан оказался в затруднительном положении. Деньги стремительно кончались. Он только мог надеяться, что его высокопоставленный заказчик сдержит слово и заплатит ему оговоренную часть на следующей неделе. Возможно, если бы он не обладал столь кротким нравом, он бы смог настоять на своем и получить деньги сейчас. Однако в глубине души, Венсан был уверен, что заказчик прав, ведь оговоренная работа не была сделана как следует. Он мог бы обратиться к родителям за помощью. Скорей всего, герцог де ла Круа не отказал бы сыну и оказал бы помощь в его плачевной ситуации, но за два года, проведенные вне родительского крова, он лишь раз обращался к отцу с просьбой одолжить ему денег. Это было в самом начале, когда он еще совсем не знал как устроен новый мир, в котором оказался. И тем не менее у него оставалось всего несколько франков, а это означало, что в ближайшую неделю ему придется голодать.

Выходные Венсан решил посвятить работе. Во что бы то ни стало он был обязан завершить оговоренную работу в срок, иначе ему грозила голодная смерть. Хотя он все еще не был уверен в том, как продержаться до пятницы. Утром он купил еды – хлеба, картофеля, сыра и немного фруктов, и его деньги подошли к концу. Поэтому необходимо было растянуть этот скромный рацион на целую неделю. Такое, впрочем, случалось с ним уже не в первый раз, и он знал, что это трудное дело при должной скромности и целеустремленности вполне выполнимо.

Он работал быстро и точно. Уже к вечеру субботы он завершил то, что должен был показать месье Эрсану накануне. Картины, в целом, ему нравились, хотя на его требовательный взгляд не представляли ничего особенного. Более всего ему пока что нравились две – сцена мазурки из балета «Коппелия» и портрет Шарлотты. В первой он проявил себя не только как хороший колорист, но и смог запечатлеть движение танца, что было достаточно сложной задачей. Во второй, которая была пока что не более чем эскизом, он смог четко обозначить легкое дыхание юности. Эта картина должна была быть оформлена в зелено-голубой гамме. Он хотел сделать наибольший акцент на его умении работы со светом.

Когда за окном совсем стемнело и работать стало совершенно невозможно, он позволил себе отложить кисть. Все его тело затекло, а спина предательски болела. Венсан чувствовал слабость и как его бьет озноб. Не ровен час, болезнь вернется. Он зажег керосиновую лампу и несколько минут просто стоял, осматривая студию скептическим взглядом. Пожалуй, законченных картин стало слишком много. Вероятно, на днях ему стоит отнести несколько особенно удачных видов Парижа Дюран-Рюэлю. Если их удастся продать, он сможет купить себе еды, и, кто знает, даже отложить немного на «черный» день. С учетом нерегулярности его заработков это было бы как нельзя кстати.

Сделав несколько шагов, он приблизился к небольшому распятию, расположившемуся на стене над полкой, уставленной книгами. Встав на колени, он начал молиться. Сегодня в своих молитвах он решил упомянуть и Виктора. Танцовщик, как ему показалось, жил весьма неплохо, однако это вовсе не означало, что его жизнь безбожника была в действительности так уж хороша.

Утро воскресенья началось для него с первыми лучами солнца. Он хотел продолжить работу над серией, однако вместо этого его взгляд упал на портрет Люмьера. Достав незаконченный портрет, он еще раз внимательно его изучил. За первую встречу он успел сделать лишь карандашный набросок и прописать глаза. И теперь эти глаза, словно два драгоценных камня, следили за ним с небольшим лукавством. Немного помедлив, Венсан взял в руки кисть и начал подправлять небольшие детали. Он знал, что должен дождаться Виктора, ибо боялся случайно исказить черты, но ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось творить, и он прекрасно знал, что, когда это чувство берет верх, решительно ничто не может его остановить.

Очнулся он ближе к обеду от острого чувства голода. За это время он успел тщательно поработать над фоном. Ему удалось добиться того самого эффекта светотени, который так радует глаз на картинах Караваджо и других итальянцев. Пообедав хлебом и сыром, он решил продолжить работу над портретом Шарлотты, и до конца дня писал его сосредоточенно и скрупулёзно.

В течение недели он много думал о словах, произнесенных Люмьером. Венсан сказал ему чистую правду. В шестнадцать лет ему явилось откровение, которое, как ему казалось, определило всю его жизнь. Он привык рассматривать свою жизнь «до» и «после» данного случая, и ни разу не сомневался в том, что поступает правильно. В конце концов, смог бы он покинуть родительский кров, если бы у него не было веры? Он помнил, как в детстве его мать – мадам Жозефина де ла Круа, зачитывала притчи из библии. Тогда он слушал их очень внимательно и решил, что когда повзрослеет, во что бы то ни стало будет походить на их героев. Более всего ему нравилась история про пророка Иона. Его прельщала мысль о том, что все люди равны перед богом и у всех есть шанс на искупление и божью благодать.