Начальник оперчекистского отдела Лазунов внимательно выслушал Консона.

— Ну куда же?.. Разве в разведку?

Командир отряда Корнеев согласился.

И Гриша стал разведчиком. Он побывал во многих селах, занятых гитлеровцами. Его трудно было заподозрить в чем-либо: глухонемой, он чинил полицейским и гитлеровцам обувь и делал свое дело.

Нам долго не удавалось подослать разведчика в полицейскую бригаду предателя Каминского. И вот Лазунов остановил свой выбор на Грише.

— Будет сапожничать и наши почтовые ящики обслуживать. Там наша разведчица Анфиса Степановна с ним свяжется и в случае чего поможет.

— Ну что ж, готовьте и посылайте, — согласились мы.

Около недели разведчики готовили Гришу.

Как-то вечером мы с комиссаром зашли в землянку к Грише, спросили:

— Ну, как дела?

Гриша показал на пальцах, что ему надоело сидеть, что он готов идти на задание.

Ночью, в сопровождении разведчика Носова, с котомкой за плечами и сапожной лапой в руке, Гриша отправился в поселок Локоть. Шел не торопясь, покачиваясь из стороны в сторону, изредка поправляя за плечами котомку с сапожным инструментом. В Локте редкие прохожие не обращали внимание на парня с сапожной лапой и котомкой за плечами, было не до него. Но вот из-за дома на улицу вышел мужчина. Поравнявшись с Гришей, он осмотрел его внимательно, замедлил шаг. Гриша свернул за угол, остановился. Это был полицейский: он чуть не наткнулся на Гришу, но тут же отступил и направил на него пистолет.

— Стой! — полицейский дал свисток. Подошли еще двое патрульных.

После обыска и трехчасового ожидания Гришу вызвал к себе зам. начальника полиции Синегуб. Комната, в которой он работал, больше походила на тюремную камеру.

— Ты партизан? Разведчик?

Гриша молчал.

— Как твоя фамилия? Как зовут? Из какой деревни? Отвечай!

В течение двух дней допрашивали Гришу. Его кололи канцелярским шилом, ставили к стенке, стреляли над ухом, не давали есть.

На третий день прибыл врач и дал заключение, что это действительно глухонемой. Вызванный в полицию учитель, умевший объясняться с немыми, помогал на допросе.

Гриша отвечал так, как его научили партизаны. Сказал, что из Рыльска, что отец и мать умерли, сестры уехали в Германию, что он сапожничает. В Локоть пришел к тете Анфисе Степановне…

— Позвать Анфису, — приказал Синегуб, знавший ее, так как квартировал по соседству.

Анфиса Степановна, увидев Гришу, со слезами на глазах обняла мальчика. Гриша тоже заплакал.

— Вот ведь! — буркнул Синегуб и отпустил обоих.

Гриша поселился у Анфисы Степановны и начал принимать обувь в ремонт. Первый заказ был от самого Синегуба — сшить сапоги, и Гриша сшил.

В новых сапогах Синегуб и явился на прием к обер-бургомистру Каминскому. Тот сразу заметил обнову и спросил:

— Где взяли?..

На другой день Гриша обмерил ногу Каминского и получил от него хромовый крой. И пошло… Гриша едва успевал обшивать фашистских прихвостней. Приносили в починку обувь и жители поселка, а вместе с ними проникали разведчики, оставляя нужные сведения для партизан.

Анфиса Степановна получила от Синегуба пропуск для свободного передвижения Гриши по Локотскому округу. Теперь Гриша сапожничал и в прифронтовых селах. Возвращаясь с маршрута, Гриша приносил сало, ветчину, угощал Синегуба, зам. бургомистра Мосина и других полицейских начальников и этим окончательно завоевал доверие.

Передвигаясь по селам, Гриша не только обслуживал наши «почтовые ящики», но и вел наблюдение за передвижением войск. На сапожной дратве он вязал узелки, откладывал в боковой карман гвозди, подсчитывал проходившие танки, поезда. Гриша измерял гусеницы танков дратвой, запоминал изображения и знаки на автомашинах. Взятые из «почтовых ящиков» сообщения он заделывал в подметки и каждую пятницу выходил к нашим разведчикам в условленное место.

В марте 1943 года наш танковый корпус в районе Севска протаранил вражескую линию обороны, но гитлеровцы прислали крупное танковое подразделение и закрыли им брешь. Советские танки оказались отрезанными. Анфиса Степановна послала Гришу сообщить об этом в штаб партизан.

— Километров пятнадцать идти. Лучше всего — поймой Нерусы. Лед на реке взломало, будь осторожным. Оденешь резиновые сапоги…

Гриша отправился в дорогу. Он спешил засветло пройти через Городище в поселок Пчела, откуда в ночь пересечь Нерусу и уйти в Партизанский край. До села Городище Гриша дошел благополучно, но там оказалось много гитлеровцев. Он пошел окраиной. Остальное нам потом рассказали местные жители. Путь Грише преградил фашист с автоматом наготове. Гриша протянул ему пропуск, гитлеровец посмотрел и кивком головы позвал за собой. Не долго думая, Гриша выхватил пистолет и выстрелил в фашиста, затем сбросил с плеч сумку с сапожными инструментами и бросился к реке Нерусе.

Выстрел услышали гитлеровцы и бросились в погоню за Гришей, вдобавок выпустили двух собак. Гриша добежал до берега, сбросил сапоги, вошел в речку и поплыл. Он не предполагал, что ледяная вода может так сковать его движения, лишить сил…

— Плыть, плыть! — приказывает себе мысленно Гриша, но в глазах темнеет. Льдина бьет его в голову острым краем и накрывает…

Гитлеровцы долго стояли на берегу, шарили глазами по каждой льдине, не веря тому, что русский разведчик может утонуть.

Старший врач полка из 13-й армии Брянского фронта, ныне полковник медицинской службы, Михаил Григорьевич Корецкий пришел к нам в Партизанский край из окружения. Небольшого роста, черноглазый, жизнерадостный, он всегда казался спокойным и бодрым. Послали мы его в бригаду «Смерть немецким оккупантам», там он развернул госпиталь и стал организатором медицинской службы во всем Партизанском крае.

Когда бригада в районе реки Навеля вела ожесточенные бои с противником, Михаил Григорьевич сам выносил с поля боя раненых партизан и командиров с их оружием.

Хирург Мария Михайловна Угарова также связала свою судьбу с партизанами. Назначили мы ее главным хирургом госпиталя, она провела около двухсот операций в тяжелейших условиях. «Бесконечно благодарен Вам. Вы спасли мне жизнь. Это останется в моей памяти до заката моих дней», — писал Марии Михайловне партизан Козлов А. В.

Многих партизан спасли от смерти врачи Эйдлин, Шамаль, Лазарев, Хайлов, медицинские сестры Лопатина, Филатова, Муруева, Кузьмина, Гарбузова, Мотылева, Мухина, Арзюкова.

Тяжело приходилось нашим медицинским работникам весной 1943 года, когда каратели повели наступление на Партизанский край. Гитлеровцы атаковали с юга, востока и севера. Партизан прижали к болотам на пойме реки Десны. Аэродромы были заняты врагом, эвакуировать раненых не представлялось возможности.

Бои шли у самого госпиталя, за ранеными присматривали медицинские сестры Женя Лопатина и Надя Кузьмина. Раненые потребовали:

— Уходите, девушки! Нас не спасете, а себя погубите.

Но комсомолки поступили по-другому. Пренебрегая опасностью, они потайными тропами через густые заросли увели раненых к болоту. Тех, кто не мог идти, перенесли на себе.

Двое суток под присмотром Лопатиной и Кузьминой отсиживались раненые в топком болоте. Как только наступило затишье, девушки вынесли раненых на дорогу, а затем доставили к новому аэродрому для отправки на Большую землю.

В отряде имени Фурманова я знал медицинскую сестру Зою Ковалюк. Она считала себя «исполняющей обязанности медицинской сестры», так и представлялась начальнику.

— Почему исполняющая? — спросил я Зою.

— Я учительница. В отряд вступила бойцом, а меня заставили лечить раненых. Какой же из меня лекарь?

— Ничего, Зоя скромничает, — пояснил мне командир отряда Кошелев. — Она здесь нужный человек. Смотрите-ка, какой порядок вокруг.

Я оглядел чисто убранную землянку, опрятных больных.

— Зоя у нас как врач, — сказал один из раненых. — Если б не она…