На рассвете 19 августа начальник аэродрома Василий Носов доложил по телефону, что прибыли четыре самолета с группой командиров штаба партизанского движения Центрального фронта и боеприпасами.
Вскоре один из прибывших — Зюряев, пожимая мне руку, говорил с улыбкой:
— Живете в тылу врага, в окружении, а такой шум у вас, машины ходят со светом, костры горят — на пятьдесят километров.
— Да, да. Удивительно! — подтвердил другой. — Мы предполагали, что нас поведут тайными тропами, а тут — легковые автомашины! Сказочно!
В тон им я отвечал:
— Но ведь линия фронта — в 40–70 километрах.
— Ну вот, обстановка несколько прояснилась, — произнес Зюряев и стал говорить о цели своего приезда. — Мы прибыли, чтобы помочь вам. Кроме того, имеем задание вывезти в Елец группу командиров, отличившихся в боях, для доклада командованию и получения указаний о дальнейших действиях.
Ну что же, начали готовиться к отъезду, не прекращая боевых вылазок. Засели за составление доклада. Одновременно писали заявки: нам многое требовалось. А дадут ли все?.. Уверенности не было.
— О типографии не забудь, Дмитрий, — гудел в ухо комиссар. — Слышишь?.. Глюкозу тоже.
Я записывал, обещал ничего не забыть.
В ночь на 25 августа мы выехали на аэродром. В группе отъезжающих были командиры и комиссары отрядов: Сенченко, Воропай, Ромашин, Колесов, Покровский, Гудзенко. С нами были и командиры украинских отрядов, находившихся в Брянских лесах, Ковпак и Сабуров.
В ожидании самолета перебрасывались шутками. Увидев три тушки баранов, которые нам приготовили в дорогу, Ковпак с ехидцей спросил меня:
— Ты, наверное, думаешь, что нас кормить там не будут?
— Пригодится, — ответил я и пожалел, что поддался уговорам Носова. Не нужно было брать эти тушки.
— Правильно, — вдруг похвалил Сидор Артемович. — Если самолет подобьют, я сажусь верхом на барана и…
Последовал взрыв смеха. Вскоре мы услышали гул мотора…
Машина заревела, пошла, оторвалась от земли. Сердце заныло. Мы удалялись от своей «малой земли», от людей, от дел, которыми жили дни и ночи.
Полет продолжался два с половиной часа. В районе Орла по самолету начала бить зенитная артиллерия. Летчик Юрков сделал резкий крен вправо и ушел из зоны разрывов. Наконец, Елец…
Беседа у члена Военного Совета А. П. Матвеева и секретаря Орловского обкома партии Н. Г. Игнатова проходила оживленно. Собственно говоря, докладов, которые мы готовили, делать не пришлось. Нас засыпали вопросами, а мы отвечали. Более двух часов продолжался разговор. После перерыва Матвеев объявил:
— Товарищи, вас приглашают в Центральный штаб партизанского движения. В ЦК партии.
— В Москву?
— Да, в Москву.
Известие было настолько неожиданным, что мы растерялись. Нас, брянских партизан, в Москву? В ЦК?.. В такое время?..
Из Ельца отправились в столицу на автомашинах. По дороге сделали остановку в Туле, где нас тепло встретили секретарь обкома партии Филимонов и председатель облисполкома Чмутов.
В Москву прибыли поздно вечером. Подъехали к зданию Центрального Комитета партии. Ответственные работники аппарата ЦК ВКП(б), встречая нас, осведомились, как мы доехали, и предупредили:
— Сейчас беседовать о ваших делах не будем. К тому же с дороги вам нужно отдохнуть, осмотреться… Поезжайте на дачу, товарищи.
Мы разместились на даче, приняли душ, переоделись. Тепло, чистота, уют — все казалось непривычным. Мы чувствовали себя не в своей тарелке. А на второй день просто заскучали.
30 августа нас перевели в лучшие номера гостиницы «Москва». Мы бросились осматривать город, обошли вокруг Кремля, здания ЦК партии, на трамваях и троллейбусах покружили по Москве и еще раз убедились в фашистской брехне. Воропай сказал мне:
— Знаешь, а ведь у меня закрадывалась дурная мыслишка, что Москву повредили, что люди, наверное, не вылезают из метро… Значит, Москву отстояли!
Это было радостно слышать, видеть и чувствовать. Да, Москва жила!
До войны я бывал в Москве довольно часто. Всегда в столице нашей дышишь по-особенному, какая-то песня в тебя входит и не покидает. Зимой ли, летом, весной ли или в осенний туман — Москва всегда прекрасна своими все новыми очертаниями и таким движением жизни, которое никого не оставляет равнодушным. И до чего же бывало приятно, когда сам себя ловил на том, что радовался, как ребенок, новым столичным магистралям и мостам, красоте старых улиц. И каждый раз с какой-то особой приподнятостью шел на Красную площадь, к Мавзолею Ильича.
И вот снова Москва. Вот она живая, строгая, идеально чистая (это так, так!), опустевшая Москва. Люди подтянутые, усталые, худые, но твердые в походке, спокойные и приветливые. На улицах полный порядок. Бьют куранты на Красной площади. Военный регулировщик в центре направляет машины по старому привычному руслу — через площадь на мост.
В 12 часов дня 1 сентября начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко пригласил нас к себе, рассказал о новой технике, поступившей на вооружение армии, и спросил, что можно применить в наших отрядах. Беседа с т. Пономаренко была интересной и полезной. Но довести ее до конца не удалось: раздался телефонный звонок. Нас приглашали в Кремль.
— Товарищ Ворошилов ждет! — объявил Пономаренко.
Было поздно. Группа наша была довольно пестрой. Одеты мы были в самые разнообразные формы, в том числе и немецкие. Нас поминутно останавливали патрули военного коменданта, подозрительно оглядывали и требовали документы. По совету Ковпака, мы построились и так, «под командой», дошли.
Ковпак, с присущим ему юмором, сказал:
— Так, хлопцы! Поодиночке, выходит, задерживают, — а строем нет. Ну, и порядки…
Первый с нами беседовал К. Е. Ворошилов — Главнокомандующий партизанским движением.
Мы поняли, что он достаточно осведомлен о положении в нашем Партизанском крае. Чувствовалось, что от нас ждут больших дел, нового размаха партизанского движения. Два часа длилась беседа с Климентом Ефремовичем. Уже одна эта встреча прибавила нам сил и бодрости.
На следующий день в 10.00 раздался звонок, все вскочили со своих мест. Подхожу к телефону, беру трубку.
— У телефона Емлютин.
— Товарищи командиры все на месте? — голос Матвеева.
— Да, Александр Павлович, на месте.
— Через 10 минут подойдут к подъезду машины. Выезжаем в ЦК к товарищу Пономаренко.
— Мы готовы, Александр Павлович.
Все поняли, в чем дело. Еще раз осмотрели друг друга и вышли к подъезду. Прибыли в ЦК. Пантелеймон Кондратьевич поприветствовал всех, оглядел, пошутил с нами и, взглянув на часы, сказал:
— Мы немного опаздываем. Едемте в Кремль, нас ждет товарищ Сталин.
Сталин смотрел на нас приветливо, хотя лицо его было утомленным. Светились поседевшие волосы. Он был в простом кителе…
— Что же, товарищи, не спеша расскажите, как воюют и живут партизаны и наши советские люди, попавшие под ярмо немецких оккупантов. Как относится население к вам, вы к населению… — Сталин посмотрел на меня. — Ну вы, товарищ Емлютин.
Я встал, попросил разрешения разложить карту.
— Пожалуйста.
Сталин и другие члены Комитета обороны внимательно слушали меня и что-то записывали. Сталин беспрерывно курил и всем нам также разрешил курить.
— Мы имеем пятьдесят один отряд, бойцов десять тысяч шестьсот сорок девять, — докладывал я.
— Что за люди в отрядах? — сразу спросил Сталин.
— Большинство — местные, из Трубчевского, Навлинского, Суземского, Комаричского, Выгоничского, Брасовского, Брянского, Почепского, Унечского, Гремячского, Средино-Будского и других районов. Часть окруженцев, то есть оставшихся на занятой врагом территории бойцов Красной Армии.
— Какой возраст людей?
— От тринадцати до шестидесяти и даже больше, — ответил я.
— Значит, у вас все воюют: старики, женщины и дети. Так можно понимать вас?
— Да, так.
— Какое вооружение имеют отряды?
— В отрядах — 61 орудие… — начал я.
