– Армандо! – раздался снизу встревоженный голос Массимо. – Держись, я уже бегу, сейчас лестницу подниму!

Но было поздно. Ветка не выдержала таких тяжелых трусов, и я со страшным треском полетел вниз. Ойкнув от не очень мягкого приземления, я нецензурно выругался.

– Армандо, ты в порядке? – с опаской и невыразимой тревогой спросил Массимо.

– Ou, с тобой все нормально? – раздался голос кого-то из работников.

– Что случилось?! – Это Доменико спешил меня спасать. Интересно, я так громко рухнул, или он пребывал где-то поблизости?

Отплевываясь, я пытался, не без помощи Массимо и кого-то еще, кого я не видел, выбраться из веток. У меня было стойкое ощущение, что я упал в кусты, причем колючие.

– Армандо, все хорошо? – услышал я голос Доменико. Надо же, у него даже насмешливые нотки куда-то разбежались, лишь неподдельная тревога осталась.

Выбравшись, я внимательно посмотрел на него. Оказывается, на его лице способен отражаться не только плохо скрываемый сарказм, но и, например, беспокойство.

– Да-да, все в порядке, – заверил я, растроганный его участием. Мне действительно повезло: я ничего не переломал себе, только оцарапался, судя по жжению на коже в некоторых местах.

– Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты был аккуратным с лестницей? – сказал Доменико с раздражением, облегченно вздыхая.

– Но как?! – опешил я. – Разве это моя вина, что лестница упала?

– Я тебе говорил, что абрикос – дерево хрупкое, и нельзя на нем виснуть! Теперь вот сломал громадную ветку, себя чуть не покалечил! – нарастала в нем злость.

Внутри меня все взбунтовалось.

– Я должен заплатить тебе за поломанное дерево? – спросил я очень ядовито.

Он застыл. Кажется, я смог его несколько смутить, зародить в нем мысль, что он перегибает палку.

– Прекрати нести ересь. Иди и отдохни лучше, – сказал он строго.

– Отдохнуть? – приподнял я бровь. – Разве есть время отдыхать, если еще столько абрикосов надо собрать?

– Да, но ты заплатил за ничегонеделание, а не за работу и падения, – ответил он тоже весьма ядовито.

– Я иногда страдаю альтруизмом. Но если тебе не нужна помощь, я с удовольствием займусь тем, за что заплатил, – сказал я с наигранной веселостью.

– Помощь мне всегда нужна, – процедил Доменико сквозь зубы.

– Так ты скажи внятно: нужна помощь – я помогу, – ответил я его же словами.

Сначала он одарил меня убийственным взглядом. Потом губы его искривились в улыбке. Он всеми силами пытался ее сдержать, но не сумел и рассмеялся.

– Ладно, спасибо, – хлопнул он меня по плечу. – Но поосторожней, пожалуйста. И если все же устал… Я ведь прекрасно понимаю, что городские жители из другой пасты сделаны… Лучше отдохни, чтобы не убить себя.

– Я ничуть не устал, – решил я проявить чудеса стойкости. Наверное, солнце в Тоскане хорошо мозги пропекает. Иначе я бы ни за что не предложил себя в качестве неутомимого фермера, когда заплатил за цивильный отдых.

Продолжив собирать урожай, я задумался над тем, что на меня нашло? Какого черта мне что-то доказывать хамоватому фермеру? Да, мое восхищение им малость поостыло. Поразмыслив еще немного, я понял, что хамоватый он только со мной. С остальными он вполне вежлив. Интересно, чем я с первых минут вызвал такое отношение?

Я прокрутил в голове свой приезд. И чуть не расхохотался на весь абрикосовый сад. Я представил Доменико, наблюдающего, как на его ферму вкатил сверкающий дорогой кабриолет, а из него вылез натуральный миланский фраер: в синих потертых джинсах, персиковой шелковистой футболке с поднятым воротничком, модных мокасинах, с уложенной прической, в солнцезащитных очках. Полная противоположность Доменико. Он наверняка сразу зачислил меня в команду столичных белоручек, ничего не умеющих делать. А меня крайне бесило подобное обо мне суждение.

Мой отец очень часто меня называл белоручкой и был уверен, что я ничего не умею делать. Меня это неимоверно задевало. Я просто не переносил, когда он мне подобное высказывал, и всегда хотел доказать, что это не так. Правда, приходила мама, начинала меня защищать, и я так ни разу за доказательства и не взялся. Доменико не произнес вслух ничего подобного, но в глазах его явно читалось то же самое мнение. И меня оно задело. А поскольку мамы рядом не было, пришлось отстаивать свою честь самому. Причем делом, а не словами. Словами-то меня никто ни в чем не обвинял.

И потом, несмотря на ломоту в спине, было что-то притягательное в этой деятельности. Фруктовый сад чудесно благоухал, птицы звонко пели, ветер игрался с листвой, подыгрывая пернатым. Вокруг трудились люди, кто-то весело насвистывал, кто-то напевал себе под нос, включаясь в природный концерт, кто-то подшучивал над напарником. Энтузиазмом от всех так и веяло, и, видимо, он был заразным. Таким заразным, что до обеда мы успели собрать весь оставшийся абрикосовый урожай.

Наевшись фруктов, я не чувствовал себя слишком голодным, пока не оказался за столом. Тот ломился от ароматных закусок, и желудок мой тут же скрутило. Я набросился на мясную нарезку и брускетты, а потом опустошил тарелку с tortellini al brodo²¹ и с удовольствием налег на ризотто с уткой. Как я уже говорил, я редко ем и первое, и второе, но в Тоскане я совсем оголодал.

С трудом передвигаясь, я мечтал только о том, чтобы растянуться на кровати и вздремнуть, но поплелся с Фабрицио на виноградники. Подписался ведь на экскурсию…

Этот лысый бородатый винодел обладал просто невероятной харизмой! У меня всю усталость, как рукой сняло. Он так интересно и воодушевленно рассказывал, что я забыл обо всем, только слушал его, раскрыв рот, и проклинал себя за то, что не прихватил блокнотик с ручкой. За ним нужно было записывать! Такой персонаж в книге – это просто находка!

– Ты ведь знаешь, что Тоскана земля гениев, правда? – начал он, хитро взглянув на меня, пока мы шли через оливковую рощу. – Тут растет самый лучший виноград.

– А самая лучшая мама делает самую лучшую пасту… – пробормотал я.

– Моя – так уж точно, – хмыкнул он, а потом добавил с нотками грусти: – Увы, делала. Но ничего, гениальность передается по наследству, так что я тоже умею делать отменную пасту. Я правда часто с приправами не угадываю, зато люди от души хвалят мою щедрость и умение придать блюду незабываемую пикантность.

– Представляю… – хмыкнул я, надеясь, что его не привлекают помогать на кухне, потому что мой желудок всегда реагировал приступом изжоги на незабываемую пикантность.

Оливковая роща закончилась, и моему взору открылось зеленое море. Я замер на полушаге. От восхищения я даже сначала подумал, что виноградники тянутся до самого горизонта, но когда первичный ступор прошел, я понял, что на обозримой дистанции ровные виноградные линии сменяются полем, поросшим какой-то травой.

– Никогда не видел столько виноградников? – вывела меня из восхищения реплика Фабрицио. – Но где ты вообще обитаешь?

– Да видел я виноградники, просто отсюда ракурс другой. А обитаю я в Милане.

– А сюда как занесло?

– Машиной. Решил сменить домашний комфорт на спартанские условия и проверить, выживет ли мой организм.

– Выживет, выживет, – заверил Фабрицио. – Просто пока ты сидишь в Милане на диване, твой организм не имеет возможности продемонстрировать тебе, какой он молодец. Особенно в умении стремительно приспосабливаться к изменяющимся условиям.

– Почему всем вам кажется, что в городе люди вообще не живут, а только…

– … ходят из дома в офис и обратно, уткнувшись в телефоны, – перебив, закончил он за меня.

Я хотел было разозлиться, но Фабрицио слишком обезоруживающе улыбался.

– Вообще-то в городе организм тоже подвергается испытаниям… – попробовал я снова повлиять на его мировосприятие.

– Каким? Попал в пробку и опоздал в офис?