Димка посмотрел на Акмая. Бывший раб явно ждал приказа — и мальчишка усмехнулся. Здорово всё же, когда есть такие люди… которые ничего не прощают.
— Собери десяток бывших рабов покрепче. Или лучше два. Найдите селение этих Хоргов. И спалите нахрен, — о нравах этих скользких мерзавцев Димка уже был наслышан. Многие ребята оказались здесь в рабстве как раз благодаря им… — Самих Хоргов возьмите за жабры — и сюда. Стремительным домкратом.
— Зачем они тут? — удивился Акмай.
Димка хмыкнул.
— А рожами их в это всё натычем, — он повел рукой вокруг. — Может, хоть совесть проснется. А если и нет — пусть лучше будут под присмотром, а то Хоруны их быстро к делу приспособят.
Акмай кивнул. Димка нашел взглядом капитана "Смелого".
— Игорь, собирай своих ребят и дуй к немцам. Может, наши ребята у них.
— А если нет? — спросил Игорь.
Димка пожал плечами.
— Раз уж они так не любят Хорунов, то пусть слезают со своих гор и помогут нам, — связываться с недобитыми фашистами не хотелось, но сейчас любая помощь могла решить всё дело, это мальчишка уже понимал…
Игорь кивнул. Димка нашел взглядом Сашку.
— Подбери пару-тройку ребят и сгоняй посмотреть на этого Поющего Червя — что это вообще за хрень и нельзя ли как её с концами грохнуть.
— Почему я? — тут же возмутился Сашка. Верно, смотреть на главную местную страшилку ему ну никак не хотелось. Да и сломанная рука не очень располагала к походу…
— Потому, что больше некому, — Сашка всё ещё смотрел обиженно и Димка вздохнул. — Слушай, я бы сам туда пошел, но без меня тут же сразу развалится всё…
Сашка тоже неохотно кивнул.
— А мы? — тут же спросил Юрка.
— Мы… — Димка вновь вздохнул. — Мы тут как минимум неделю ещё будем сидеть, пока раненые не поправятся. Потом решать будем, куда двинуть. К этому времени и Сашка с Игорем должны вернуться, а может, и Максим с этими Воронами и нашими… — мальчишка нахмурился.
Он уже не верил, что всё пройдет так вот легко, — но вариантов, как всегда, не имелось. Очень, очень не хотелось снова рассылать едва собравшихся ребят в разные стороны — но больше просто некому, полагаться на местных нельзя, это Димка понимал уже совершенно отчетливо. Слишком уж много у них своих тараканов и своих личных счетов…
И я постепенно ими обрастаю, ничего не поделаешь, подумал он. Слишком уж много в этом затхлом мире накопилось всякой дряни. И чья тут возьмет — ещё совершенно не известно. Ещё не успели добить Хорунов — а на горизонте рисуются уже какие-то мутные Маахисы и отлично знакомые, но отнюдь не приятные немцы. И надо как-то брать Ключ, а потом обшаривать весь этот чертов повернутый мир в поисках… восприимца — а это задачка на годы, если не на десятилетия, и тут-то уж к нам припадет каждая здешняя сволочь в надежде что-нибудь урвать… А может, нарисуются ещё и агенты этого "ордена хранителей" и пойдет веселье…
При мысли о масштабе предстоящих задач мальчишку передернуло. А ведь я всё понимал, вдруг подумал он. Ещё там, утром, в Белом Древе. Понимал, что сразу плыть в Столицу — всё равно, что в бурную реку сигануть. Из которой назад уже не выскочить, и останется лишь плыть до самого конца… каким бы он ни был. И всё же сиганул. И вот, плыву. А скалы по бокам всё круче и впереди уже слышен гул дробящего валуны водопада. И всё равно, я не жалею ни о чем.
Глава Пятая: И вновь продолжается бой…
Труба поёт армейская,
Труба поёт армейская,
А в пионерском лагере ещё ребята спят.
Им снятся приключения,
Погони, наступления,
Им снятся сабли острые и воинский парад.
По коням, ребята,
В погоню, ребята!
Для подвигов геройских мальчишки рождены.
Оружием солдата,
Оружием солдата,
Оружием, оружием мы все владеть должны!
Труба поёт армейская,
И горны пионерские
С трубой перекликаются, зовут ребят в поход.
Так закаляйся смолоду,
Чтоб холода, и голода,
И пули не страшился ты, когда беда придёт.
Труба поёт армейская,
Призывная, гвардейская,
Встает над мирной Родиной торжественно рассвет!
Поет труба о мужестве,
О боевом содружестве,
И лучше этой музыки для пионера нет!
Игорь Дик
Сдохнуть можно от этого похода, решил Антон Овчинников, присаживаясь по нужде. Изматывающий дневной переход уже закончился — вместе с самим днем. Солнце заходило, между темными громадами стволов, в вечном здешнем тумане, висело совершенно неземное фиолетовое марево. Словно в каком-то совсем другом мире, подумал Антон. А, черт, это же другой мир и есть…
Мальчишка помотал головой, словно загнанная лошадь. Он не представлял даже, какой сейчас день бегства — всё слилось в один бесконечный кошмар. Хорошо ещё, что ночью в этом жутком лесу идти было вообще нельзя — приходилось забираться на деревья. Там, кое-как соорудив себе гнездо из веток и перекусив собранной по дороге фигней, Антон тут же проваливался в тяжелый сон. Но и в нем перед глазами крутились бесконечные ветки, упавшие стволы, кучи гниющих листьев, бочажины, ямы, и сон не приносил облегчения…
Днем же мальчишке казалось, что они всё время пробираются по кругу, а то и вовсе стоят на месте — ориентироваться здесь он не мог и не представлял, как Файму находит тут дорогу и находит ли вообще…
Покончив со своими делами, Антон поднялся — и вздрогнул, увидев совсем незнакомого парня, стоявшего буквально в трех шагах. Очень, очень странного парня — с совсем белой кожей и тяжелой гривой прямых черных волос, украшенных массой вплетенных в них ниток радужных бус. Он рассматривал его пристально и… безразлично. Словно смотрел на жука или на попавшийся под ногу камень — и от этого безразличного взгляда становилось не по себе…
— Ты кто? — спросил Антон. Вокруг царила странная тишина — словно весь их отряд уже заснул, но ведь так просто не могло быть…
— Никто, — ответил незнакомец, и мальчишка вдруг вздрогнул — это был его собственный голос…
* * *
Наверное, я просто рехнулся, — решил Антон, всё ещё разглядывая странного парня. Ему тоже вряд ли было больше лет пятнадцати — рослый, мускулистый… одет лишь в какой-то пёстрый платок, небрежно повязанный вокруг бедер. И лицо вполне красивое, — четкие черные брови, длинные глаза, короткий, закругленный нос, дважды изогнутые, как лук, губы, высокие скулы… Только вот цвет этих глаз никак не удавалось разглядеть — они казались то зелеными, то синими, а то и вовсе вспыхивали холодным серебристым блеском…
Антон наконец понял, почему этот парень сразу показался ему странным — он был чистый, такой чистый, словно только что вышел из ванной. Ни листика, ни былинки в волосах, никаких царапин на коже — словно где-то тут за деревом есть дверь в уютный дом, и парень вышел прямо из неё…
— Откуда ты здесь? — спросил он.
— А разве это важно? — спросил парень. Он весь казался каким-то… ненастоящим. Словно вырезали картинку из журнала и наклеили на фотографию. Вроде бы и тот же человек — но сразу понимаешь, что нет… — Нет, важно другое. Чего ты хочешь?
— А разве не видно? — хмыкнул Антон. — Вымыться как следует, сожрать килограмм горячей тушенки и спать минимум сутки.
— Да это-то понятно, — парень мотнул головой. Тяжелая масса волос тоже мотнулась, хлестнув его по лицу. Но он даже ухом не повел… — Ты чего вообще хочешь?
— Домой вернуться, — буркнул Антон. Ему казалось, что он говорит не то с самим собой, не то с галлюцинацией.
— И это тоже… мимолетное, — хмыкнул парень. — Вот, представь: ты уже дома, на диване, возле блюда с плюшками. Чего бы ты хотел? Вообще? По жизни, так сказать?
