— Туда, куда ты собиралась отослать Ключ… сначала, — так же ядовито ответил Сергей. — В Столицу. Там, знаешь, должны собраться наши ребята. А вот потом… посмотрим.

Файму задумалась. Антон поймал себя на том, что хочет просто дать ей по башке палкой побольше… вот только и это ничем бы им не помогло. Маахисов было просто слишком много, чтобы драка с ними имела хоть какие-то шансы на успех. Особенно в их крепости, из которой так сразу не сбежишь — разве что успеешь сигануть в озеро…

Эта мысль на миг показалась мальчишке очень привлекательной… но тут же он вспомнил, как медленно они пробирались по этому трижды проклятому лесу. Даже если и выйдет как-то вырваться из крепости — убежать от Маахисов в ИХ лесу не выйдет уже совершенно никак. Спрятаться тоже — если Файму не врала относительно их слуха и нюха. И, даже если получится сбежать из Багряного Леса — их встретят Хоруны. Которые, в любом случае, будут куда как менее приятны.

С другой стороны, подумал Антон, помощь Маахисов в лесу — это, без вариантов, здорово. Только вот таскаться с ними по миру потом, фактически, под их конвоем, ему тоже очень не хотелось. И потому, что придется всё время слушаться Файму и потому, как он вдруг подумал, что такая компания никак не добавит им тут уважения. Было в Маахисах что-то странное, какой-то пунктик, который никак не удавалось ухватить — и это, как раз, очень злило мальчишку. Дома он привык к тому, что люди бывают плохие и хорошие… а тут было что-то другое.

— Хорошо, — между тем решила Файму. — Я согласна. — Она вздохнула и обвела взглядом крепость, словно навсегда прощаясь с ней. — Давайте собираться. Время не ждет.

Вроде бы, всё сложилось, как нельзя лучше, подумал Антон. Но он, почему-то, не ощущал радости. Ни капли.

Пятнадцать костров над страною горят

От снежной Чукотки до горных Карпат.

Пятнадцать костров — миллионы ребят,

Бесстрашье да честность, да огненный взгляд.

Ты пристальней в эти огни загляни, -

И вновь оживут те бессмертные дни,

И алые кони, и сумрачный дым,

И всадник, погибший совсем молодым.

Гордые песни — песни отцов.

В сердце отважном юных бойцов.

Верными будем во веки веков

Правде пламенной алых костров!

Пятнадцать республик — пятнадцать костров.

Их свет долетает до дальних миров.

А вспыхнул костров пионерских парад

От искры, от искренней дружбы ребят.

Они — революции нашей салют.

Вглядись в них, товарищ, и вновь оживут

Под небом свинцовым, под красной звездой

Герои, что жили в обнимку с грозой.

Гордые песни — песни отцов.

В сердце отважном юных бойцов.

Верными будем во веки веков

Правде пламенной алых костров!

Николай Добронравов

Грозовой фронт медленно уплывал на восток, ветер почти стих и первые рассеянные лучи солнца пробились сквозь тучи, осветив морской берег. Димка облегченно вздохнул. Весь день лил дождь, по небу ползли низкие рваные облака. Тяжелые потоки теплой воды рушились на прогретую землю и туман поднимался над смоляной гладью болотных озер. Теперь ливень закончился так же внезапно, как и начался утром. Сквозь туманную дымку багряного заката пробилось низкое красное солнце, осветив мрачный мир — царство болот, леса и молчаливых, медлительных речек. Шершавые стволы деревьев зажглись мертвым, алюминиевым блеском, как кресты на кладбище, и мальчишку передернуло — он словно провалился куда-то в каменноугольный период.

Ладно — по крайней мере, первая часть их плана благополучно удалась: они без всяких приключений доплыли до западного края моря. Теперь только разбить здесь надежный лагерь — и, оставив в нем девчонок, можно выступать в поход. Но быть вождем оказалось совсем не так приятно, как думалось мальчишке. С одной стороны, чувствовать себя главным у ребят, готовых ради него на всё, было очень приятно, и чувство ответственности за судьбу этого мира Димке тоже очень понравилось, как ни странно, — оно здорово добавляло самоуважения. Но отношения с Волками у мальчишки не складывались — точнее, не в той степени, в какой ему бы хотелось. Дома — да и здесь тоже — он привык, что всегда и обо всем можно поговорить с Серым или с Борькой, а при разговорах с Волками ему становилось скучно. Нет, слушать их ему было очень интересно — рассказы их о здешней вольной жизни звучали… увлекательно. Но вот с инициативой у них оказалось… плохо. Никто не пытался, как Серый или Антон, подхватить его планы, развить их и дополнить — обо всём приходилось думать самому. Нет, Льяти, Игорь или Сашка тоже далеко не дураки, — но, свет, как же тяжело им иметь дело с этой ждущей распоряжений толпой!.. Никто не хочет делать что-то сам — все ждут, что им скажут, что делать, да ещё потом и объяснят, как. Вроде бы, и удобно, но… противно. Чувствуешь себя каким-то воспитателем для умственно отсталых. Вот же гадство!.. Хоть власть "Аллы Сергеевны" и свергнута, с наследием её придется разбираться ещё долго — слишком уж основательно она отучила своё племя думать, вернее, приучила думать в стиле "сиди и жди, чего придумают вожди!" И времени заниматься перевоспитанием уже нет — в поход он пойдет с теми Волками, какие есть, а оптимизма это не внушало…

Мальчишка вздохнул и поворошил палочкой сложенный от скуки костерок, который точно не получилось бы разжечь. Ещё в детстве — то есть, в младших классах, — он взялся воспитывать в себе силу воли, но избавиться от мучительных сомнений не выходило никак. Наверное, надо подождать, пока не стукнет тридцать, чтобы считать себя взрослым, печально подумал он.

На землю упала чья-то тень. Повернув голову, Димка без особого удивления увидел Льяти. Он с хмурым видом смотрел на зловеще блестевшие, мокрые стволы деревьев.

— Не любишь этот лес? — безразлично спросил Димка.

— Нет, — Льяти даже передернул плечами. — Сейчас вот смотрю — волосы стынут в жилах, на ушах отрастает шерсть, а на спине митингует стадо мурашек. Брр!

— Решил уже, куда пойдем? Прямо к Хорунам, в их город — или на север сперва, к этим Маахисам?

Льяти вздохнул.

— Нет.

— А что так? Ты же рассказывал, что они их враги и вообще, порядок очень любят…

— Рассказывал. Не всё, правда. Я ведь у них даже жил пару месяцев.

— И что?

— А то, что сначала-то словно в рай живьём попал, а вот потом… это не говори, туда не садись…

— …фигни не неси, — ядовито закончил Димка.

— Фигню нести там можно — но только в местах положенных, где компетентные специалисты будут её записывать и разносить по статьям Уголовного Кодекса, — фыркнул Льяти. — В общем, Маахисы настолько любят порядок, что от любви этой зайцы пишут письма Богу…

— Ну и что? Рабов не держат же, — Димка вновь потыкал палочкой в неразгоревшийся костерок. — Ну да — законы, наверное, дурацкие у них. Но лучше уж так, чем…

Льяти присел рядом с ним на корточки.

— Законы пишутся людьми, для выгоды этих самых людей, только и всего.

— И что? У Хорунов вообще рабы.

— Им, по крайней мере, не запрещают говорить, как они любят хозяев.

— Свобода слова, — буркнул Димка. Ему совсем перестал нравиться разговор — но и прогнать Льяти было как-то неловко. В конце концов, без него они не знали даже толком, куда именно в этом лесу идти.

Льяти хмыкнул.

— Только у слова там свобода и есть. Ну, у тех, кому язык пока что не отрезали.

— А что — отрезают?

— Не, — Льяти вздохнул. — Зачем? Рабы там и в самом деле хозяев своих любят. Не по своей воле, но всё же…