Вскоре всё кончилось. Несколько последних тварей поднялись и сели на ветках, глядя на ребят сверху вниз и хрипло каркая. Эти нападать не будут, будут следить, понял Антон. Вот же гадство. Впрочем, Хоруны и так же чувствуют Ключ…
— Все целы? — отрывисто спросила Файму, обтирая какими-то листьями наконечник копья. Земля вокруг неё была сплошь усыпана пёстрыми тушками…
Ребята посмотрели друг на друга. Целы были все — по крайней мере, никто не был ужален. Талку рити цапнула за руку, прокусив предплечье, но не повредив к счастью ничего важного, ещё нескольких Маахисов поцарапали когти на крыльях. Антон с удивлением увидел такую же царапину у себя на плече — он и не заметил, как его цапнули…
Бродяги вообще не пострадали, но буквально позеленели от испуга. Такого, похоже, с ними за все три тысячи лет не случалось, подумал Антон. Забавно… было бы.
Он снова посмотрел на землю, усыпанную мертвыми и издыхающими тварями. Не будь тут Маахисов, нас бы зажалили, понял он. И мы валялись бы сейчас беспомощные, воющие от боли — пока до нас не добрались бы Хоруны, и эта боль от яда показалась бы нам лаской, когда…
— Итак, Хоруны нас обнаружили, — между тем констатировала Файму совершенно очевидный факт. Она посмотрела вверх, очевидно, всё же сожалея об отсутствии лука. — Ещё рити у Хорунов вряд ли есть, зачаровать столько их — это небыстро. Но наверняка уже к вечеру нас нагонят змееволки. В… достаточном количестве.
Антон вспомнил этих виденных им ещё в первую ночь в этом мире неприятных зверюг, — с голой черной кожей и желтыми глазами, длинных, приземистых, но очень проворных. Общаться с ними поближе ему совершенно не хотелось, даже с копьём и в компании боевых как оказалось Маахисов…
— Будем бежать так быстро, как только можем, — между тем решила Файму. — Отдыхать будем на том свете. Понятно?
Понятно было всем.
Началось в колхозе утро, подумал Антон, рысцой устремляясь под уклон. Но кто сказал, что спасать мир легко?..
Глава Четвертая: Повергнуть Зло
На тайном привале в глухом чернолесье
Плывёт над рекой светло-сизый туман
Встаёт из тумана чуть слышная песня,
Негромкая песня лесных партизан.
Костра не разложишь, чтоб лиха не вышло,
Цигарку и ту не запалишь, гляди,
Лишь песню затянешь так тихо, чуть слышно,
Чтоб только слова отдавались в груди:
Бей врага где попало!
Бей врага чем попало!
Много их пало, а всё-таки мало!
Мало их пало! Надо ещё!
Проносится песня над краем, что выжжен,
Летит по напоенным кровью лугам
Великой надеждой для тех, кто обижен
И чёрною погибелью лютым врагам!
Зовёт она тайно, звенит она глухо
А если прорвётся — то бьёт напролом!
Пчелою свинцовой впивается в ухо
И красным вздымается ввысь петухом!
Бей врага где попало!
Бей врага чем попало!
Много их пало, а всё-таки мало!
Мало их пало! Надо ещё!
Железная песня борьбы и отваги…
Внушая насильникам ужас и страх
Витает она над кварталами Праги,
В предместьях Парижа, в балканских горах.
Вонзаясь кинжалом, вливаясь отравой
Она по пятам за фашистом идёт.
И мстителя дарит бессмертною славой,
И новых борцов за собою ведёт!
Абрам Арго
— Вот какая сволочь мне всю ночь спать не давала, — мрачно сказал Борька.
— Ага, — Димка кивнул, напряженно глядя вперед.
Пресловутый Безвозвратный Город и впрямь выглядел донельзя мрачно. Он стоял на невысоком каменистом холме, на берегу жутко черного, окруженного скалами озера. Не такой уж кстати и большой — квадрат массивной каменной стены шириной метров в сто. Стена была сложена из тесаных глыб черного камня, грубо, но вполне монументально. Над ней возвышалась такая же грубая, черная ступенчатая пирамида. Её плоскую вершину венчал похожий на каменный ящик храм, с единственным прямоугольным входом и широким фризом, изукрашенным жуткого вида барельефами — сплошь какие-то чудовищные пауки, черепа и змеи. По углам крыши торчали громадные изогнутые каменные рога, тоже черные. Перед входом, в большой каменной чаше, горел мрачный, багровый огонь. Напротив неё стояла такая же широкая, но куда более низкая пирамида, увенчанная таким же каменным ящиком, тоже куда более широким. Как сказал Льяти, это был дворец Мэцеё, вождя Хорунов.
Вокруг пирамид из-за стены торчали фризы ещё нескольких каменных коробок — жилища рядовых членов злобного племени. Бараков рабов видно не было, но Димка знал, что они, как тот суслик, есть. В целом, город Хорунов был очень похож на древние города земных майя или ацтеков, но не таинственно-загадочен, как они, а чудовищен и безобразен.
Город окружала громадная поляна, почти сплошь засаженная чем-то, очень похожим на земную кукурузу. Её, в свою очередь, замыкала мрачная стена джунглей. Здесь, в самом их сердце, жара и духота стали уже невыносимыми. Даже свет солнца, проникавший сквозь слой висевших над озером испарений, принял какой-то ядовитый, желто-зеленый оттенок. Ни на полях, ни в самом городе никого видно не было. А вот на опушке, возле города, торчали два огромных дерева. К стволу каждого какими-то лианами был привязан громадный, метра два с половиной в диаметре, барабан. Между ними на веревках, на манер качелей, было подвешено бревно с закругленными концами. На нем стоял какой-то лохматый парень в одной набедренной повязке. Цепляясь за веревки, он раскачивал бревно вправо и влево, поочередно ударяя в барабаны. Должно быть, под ними скрывались дупла, а сами стволы деревьев были полые, потому что звук выходил очень гулкий, низкий и тяжелый. То ли нарочно, то ли нет, звук барабанов был разным и их ритм напоминал удары чудовищного сердца — бум-бах, бум-бах, бум-бах…
Перед каждым ударом парень ловко подскакивал, давая бревну отскочить. Димка не знал, что он там делает — то ли созывает на помощь всю окрестную нечисть, то ли просто действует на нервы. Если так, то это отлично удавалось, — казалось, что само сердце этой черной земли бьется гневно, замирая от ненависти к проклятым пришельцам…
Димка покосился на Льяти — судя по его хмурой физии, выспаться этой ночью не удалось и ему…
— Сможешь попасть в него отсюда?
Льяти качнулся вправо, влево, прикидывая расстояние, потом поднял, как знамя, свой лук, глядя на привязанный к его верхнему концу пучок нитей — оценивал ветер.
— Да.
— Ну так стреляй! Сил уже нет ЭТО слушать.
Без долгих разговоров Льяти натянул свой большой лук, на миг замер, целясь, — и почти сразу выстрелил.
Димка тоже замер. Стрелы видно не было, и оставалось лишь ждать, попал Льяти или нет. Судя по всему, нет, — парень вновь подпрыгнул и понесся к левому барабану…
Димка повернулся к Льяти — чтобы высказать ему своё фэ — но в этот миг бревно врезалось в левый барабан. Натянутая на нем шкура вдруг лопнула, некстати подскочивший парень промахнулся и смачно грохнулся вниз. Димка с замершим сердцем ждал вспышки — но вместо неё донесся вопль дикой боли.
— Покалечился, бедняга, — с ядовитым сочувствием сказал Борька.
— Так, — Димка повернулся к Льяти. — Бери свой десяток, тащи этого кадра сюда. Здесь и допросим.
Льяти деловито убрал лук, свистнул своим и мальчишки скрылись в зарослях. Всё же, Льяти умница, подумал Димка. Не попер по открытому месту, а пошел в обход, по зарослям. Кто знает, какие там у Хорунов луки? И вообще… умница. Не стал целиться в этого скачущего, как блоха на сковородке, косматого клована, а проделал дырку в барабане, промазать по которому мудрено. Шкура от удара лопнула — и… В общем, мне бы такое и в голову не пришло…
