Я живо представила себе его пару: такую же стройную, светловолосую, с искренними голубыми глазами… Очень хотелось, чтобы у Арсазаила, так нежно обнимавшего меня в минуты рыданий, всё было замечательно в личной жизни.

— Обещаешь рассказать ей всё? — спросила я.

— Конечно, — он мило улыбнулся, явно не сочтя мой вопрос глупым, что меня порадовало.

Арсазаил задержался на несколько дней на Земле, чтобы Лисмус смог нормально перемещаться, так как все выразили желание проводить эльфа до портала. Лис хромал, но путь к каменному мешку не показался ему долгим, так как дорога уже была знакомой. Я шла рядом с ним, и он держал меня за руку: теперь он всегда так делал, а не только в минуты смертельной опасности или перед возможным расставанием навеки.

Прощание с эльфом было долгим, но не слёзным. Арсазаил высказывал слова благодарности нам всем, Грым и Квинт благодарили эльфа за его честность, а нас — за спасение этого эльфа.

Арсазаил шагнул в портал под пристальным взглядом провожавших и с лёгким сердцем. Точно с такими же лёгкими сердцами и светлой полурадостью-полупечалью остались стоять в прохладном каньоне все мы.

На обратном пути Лисмус никуда не спешил и не старался идти, не задерживая кого-либо. Он шёл медленно, не то из-за ранения, не то просто любуясь окружающей природой и наслаждаясь последним днём в подпространстве флакнорсов. Шли молча: каждый думал о чём-то своём.

Когда пейзажи вокруг стали однообразными, Лисмус заговорил:

— Мокк и Янк договорились завтра переправлять моих сородичей обратно в семёрку….

Я усмехнулась, обдумав эту новость:

— Всё пошло по первоначальному плану — ты остаёшься в нулевом подпространстве.

— Не совсем — я же остаюсь не один, — он высвободил свою руку из моей, чтобы обнять и прижать меня к своему здоровому боку, и добавил: — И, надеюсь, я не единственный из своих, кто захочет остаться… — Лисмус испытующе посмотрел на идущего чуть впереди Доктора.

— Ты на что намекаешь? — тихо спросил тот, посмотрев на Лиса исподлобья

Я, кажется, поняла идею Лиса, и убедилась в правильности своих догадок, когда он пояснил:

— Я не намекаю — я тебе прямо говорю: завтра твой последний шанс быть с любимой девушкой. Причём стопроцентный шанс.

Юрий грустно улыбнулся и отрицательно покачал головой: он не собирался ворошить прошлое и пытаться кого-либо вернуть.

— Ты позволишь ей уйти, после того, как я тебе всё рассказал? — удивился Лис.

Юрий в который раз безуспешно попытался придать своему голосу строгость и степенно сказал:

— Я не считаю, что имею право перекраивать жизнь Леотарии. И не собираюсь никому ничего доказывать. Ты пытался остановить Варю, но всё было напрасно — в результате она осталась лишь потому, что сама этого захотела.

— Но я захотела остаться только потому, что он пытался меня задержать… — улыбнулась я, хотя не была уверена в правдивости своих слов. — Он говорил ерунду и делал столько глупостей… но ты, если не поговоришь с Леотарией, сделаешь одну, в сто раз глупее всех глупостей Лисмуса.

— Что ж, пусть так… — тихо ответил доктор и ускорил шаг, оставляя нас с Лисом идущими далеко позади себя.

Вечером флакнорсы торжественно проводили нас под землю. Алерта приняла решение хотя бы побывать в нулевом подпространстве, но всем показалось, что она его и не покинет. Больше всего не хотелось расставаться с Квинтом, и потому он тоже спустился вниз, провожая до Мокка и Янка. В тот день Квинт познал много новых эмоций, и все они были по-своему прекрасны. Флака на прощанье обнимали все, никто не выражал брезгливости от прикосновений к его пупырчатой коже, а из глаз его катились крупные слёзы, которые он смахивал усами и смущался от своей сентиментальности. Всё это было трогательно и на мои глаза тоже стали наворачиваться слёзы. Как раз, когда прощание было готово перерасти в симфонию разноголосых рыданий, по крайней мере, с участием меня, Квинта и Алерты, Ивар помотал головой в надежде прийти в нормальное состояние, и сказал:

— Ладно. Может, я и не умею говорить красиво, как эльф, но ты, Квинт, навсегда останешься в нашей памяти как самый лучший флак!

Квинт растроганно улыбнулся.

— Я тоже всегда буду вас вспоминать с теплотой, с вами было радостно! — ответил он.

Мокк и Янк, которым было ещё пока на всё плевать, напялили на свои глаза чехлы, норс включил проектор, а флак притащил кота и мяту.

Я растроганно плакала, прижимаясь к Лисмусу. Да, я относилась к той редкой породе людей, которые могут плакать из-за мелочей, а в те минуты, когда никто бы не осудил за уместные слёзы, уметь взять себя в руки. Лисмус обнимал меня и тоже думал об этой странной моей особенности, хотя если бы я рыдала над ним, когда думала, что его убьют, ему, да и мне, от этого было бы только хуже. Сквозь пелену слёз я посмотрела на Квинта, перевела взгляд на зелёного кота и отправилась вместе со своими друзьями в нулевое подпространство.

Лисмус проснулся первым, глянул на часы, растолкал сонную ничего не понимающую меня. Очень бы хотелось понять, что ему понадобилось в такую рань и для чего был столь бесцеремонно прерван мой сон. Прекрасный сон, в том плане, что спала я прекрасно: на груди любимого мужчины. Но вместо романтичного утра и возможности понежиться под одеялом в нежных объятьях, Лис торопил меня, чтобы, стоило мне хоть как-то одеться, потащиться к запряжённому Тафраку, на ходу поясняя свои действия:

— Если поспешим, успеем… Юрий всерьёз не собирается ничего предпринимать, но мы ему поможем. Если он не хочет поговорить с Леотарией, стоит узнать её мнение на этот счёт.

— Ты серьёзно хочешь, чтобы мы попытались её задержать? — не поверила своим ушам я.

— Да, а что? — не сбавляя шаг спросил Лис.

Я остановилась, и дернула его за руку на себя, чтобы он тоже остановился.

— Ты хоть понимаешь, что она останется в этом подпространстве навсегда, и что если что-то пойдёт не так, будет одинока?

Лисмус внимательно посмотрел мне в глаза, не удержался и поцеловал. Но после, решив, что и так потратил драгоценное время на поцелуй, решил не терять его больше, взял меня на руки, хоть это и причинило боль в незаживших ранах, и ответил, продолжая путь к Тафраку:

— Флакам и норсам нужно время, чтобы всем исправить глаза. За это время Юрий с Леотарией разберутся между собой, и если она захочет уйти, у неё будет шанс это сделать. Но спорим, она останется?

— Спорить на чужие чувства пошло и низко… — укорила я его, но он снисходительно посмотрел на меня, и я махнула рукой: — Ладно, на что спорим?

Лисмус ответил сразу, не раздумывая, отчего создалось впечатление, что он просто ждал повода, что бы поспорить. Однако его предложение не вызвало бы у меня неодобрение, даже если бы он просто его озвучил.

— Мы построим дом у озера Дирлист, и будем в нём жить, — сказал он, и я улыбнулась, подумав, что проигрывать, в случае чего, будет не обидно, и ответила:

— Это если ты выиграешь. А если я… — я глубоко задумалась, поскольку на ум не приходило совершенно ничего толкового, а всё, что приходило, не могло быть для Лиса хоть сколько-нибудь сложным или неприятным, и потому отпадало.

Вообще, никогда в жизни мне так ни хотелось проиграть, как сейчас. Но я опасалась позволять зарождаться надеждам, что у Юрия всё будет хорошо: мне была так плохо известна история его несчастной любви, что никаких предположений строить не получалось.

Но что-то стоило оговорить на случай, если Лис проиграет…

— Не напрягайся — этого всё равно не будет, — улыбнулся Лисмус, окончательно убедив меня, что надо придумать что-то непростое, чтобы у мужчины был лишний повод сделать всё возможное, чтобы любимая девушка Доктора осталась в этом измерении хоть ненадолго.

— Ты извинишься перед Иваром за то, что сдал его однажды, — придумала, наконец, я, но моя идея ничуть не смутила мужчину, и он беззаботно ответил: