А то, что высоты были достигнуты под градом пинков будущего пополнения, родному подразделению знать необязательно.
Меня еще и этого собрались лишить?
Святые отцы-архангелы, смиренно привлекаю ваше внимание к тому факту, что моральное удовлетворение является единственным вознаграждением и неотъемлемым правом любого члена нашего сообщества. Даже если он слегка проштрафился … нет, увлекся … нет, проявил излишнее рвение в достижении максимально выдающихся результатов своей миссии.
Нет, добившийся столь блистательного успеха член нашего справедливого сообщества подгадает сдачу тайника прямо к Татьяниному распределению. И оказавшись в нескольких шагах от нее, прыгнет в инвертацию и в полной мере насладится своим заслуженным триумфом. А потом пусть и встречают, и принимают. Кто угодно.
Лежать на диване унылым бревном я больше не мог. Сказалась привычка к земному комфорту часов - чувство времени ко мне, конечно, вернулось, а вот способность оценки скорости его течения - нет. Мне казалось, что ночь уже точно прошла, но с этим круглосуточно ровным освещением в родных пенатах судить было сложно.
Ты смотри, ноги затекли! Я пошел по копии своей земной квартиры, довольно естественно подволакивая их. Кровь побежала быстрее, и в икры словно тысячи иголок вонзились. Отлично, мышцы лица самостоятельно в страдальческую маску сложились. Пусть наблюдают, как я корчусь от желания попасть на допрос. Ну, не умолять же мне их об этом!
Через часа два - навскидку - брожения по камере за мной никто так и не пришел.
Я снова рухнул на диван - уже без всякого притворства. Ладно, меня всегда отличало умение извлечь пользу из самой, казалось бы, неблагоприятной ситуации. Надо поспать. Вот точно они захотят меня спросонья допросить, надеясь на мою потерю самоконтроля.
Последний мне определенно понадобился - никто не пришел за мной и весь следующий день.
Стас, в ответ на мой вызов, рявкнул: «Я сказал - по вечерам она докладывает!» и тут же отключился. Жаль - пропустил добрый десяток особо избранных выражений в свой адрес.
Внештатникам крупно повезло, что они и встретили мой выход в коридор, и плелись за мной - все четыре круга - в полном молчании.
Вернувшись в свою камеру, какое-то время я наслаждался разговором с Татьяной. Воображаемым. На настоящий я опять не решился - несмотря на почти полную уверенность в том, что никаких специалистов по мысленному перехвату вокруг меня нет.
Но я также был уверен, что она, как обычно, засыплет меня вопросами. И - тоже как обычно - повернет разговор так, что мне отвечать на ее вопросы придется первым. А мне нечего было ей сказать - кроме полной неопределенности своего положения. Что только подстегнуло бы ее упрямство в намерении оставаться рядом до не менее полного прояснения этого положения.
В нашей воображаемой беседе тоже, в основном, она говорила. Но не бомбардируя меня своими «Почему» и «Зачем» до моей окончательной потери связного мышления, а рассказывая мне о том, как она проводит каждую минуту своих дней, как ей меня не хватает и как она на все готова, лишь бы я поскорее вернулся.
На последней фразе я ее поймал и мягко, но твердо объяснил, что наше максимально быстрое воссоединение целиком и полностью находится в ее руках. Разумеется, ей это понравилось.
Я добавил, что никто, кроме нее, не может развязать мне руки, чтобы последние вплотную занялись моим освобождением. Она тут же загорелась идеей освобождения меня в четыре руки.
Я деликатно напомнил ей, что мои руки привыкли самостоятельно справляться с поставленными перед ними задачами, и единственное подкрепление, от которого они бы не отказались - это моя голова, если бы удалось каким-то чудесным способом освободить ее от постоянных мыслей о ее, Татьяниной, безопасности.
После чего наш даже воображаемый разговор совершенно вышел из-под моего контроля. Снова говорила одна только Татьяна, засыпая меня примерами из нашей земной жизни, в которых якобы я прямо шагу не мог успешно ступить без ее, Татьяниной, помощи.
Я решительно прервал ее, заподозрив очередной всплеск чувства юмора неуловимых отцов-архангелов.
Во время моего пребывания на земле в невидимости, мое внушение Татьяне было безотказным.
После перевода меня в открытые земные резиденты, мой монолог превратился в наш с ней диалог, и мне уже пришлось убеждать ее словесно, с немалым иногда трудом подыскивая аргументы, способные справиться с ее упрямством. Но все же успешно. Большей частью.
И после нашего с ней перехода в родные пенаты контакт этот не потерялся, даже когда все остальное у нее в памяти было подавлено. И со всеми нашими неслыханными способностями, вдруг зацветшими буйным цветом - уж не вознамерились ли, шутки ради, отцы-архангелы и дальнодействие моего внушения увеличить, и Татьяне мысленное слово оставить? На пару с ее упрямством, только крепнущим под моими вескими аргументами.
Это что - я только что сам внушил ей, что и здесь без нее не справлюсь?!
Я снова вызвал Стаса. Лишь только услышав утробное рычание, я без всяких церемоний заявил ему, что Татьяниным докладам доверять нельзя. Потому что она опасность не заметит, даже если ей ее прямо под нос подсунуть. А если и заметит, то не придаст значения. А если и придаст, то совершенно не то. А посему задача Стаса не уши развешивать, а бросить все силы на вывод неискушенного молодого специалиста из опасной зоны. Как его, Стаса, должность обязывает. Даже если для этого вывода силу придется применить. Что ему, Стасу, полномочия вполне позволяют.
- Разрешите приступать? - перебил он меня, и оборвал контакт.
Я подчеркиваю, святые отцы-архангелы, последний момент. Мне просто не оставалось ничего другого, как прибегнуть к единственному оставшемуся, откладываемому до самого последнего момента, средству.
- Что случилось? - заполнил картину леса у тайника все еще непривычно собранный голос.
- До меня дошел слух, - осторожно начал я, - что … за Татьяной присматривают?
- Она очей моих услада, - сменил темный гений отрывистость на знакомое бульканье, - и угощение для ума!
- Ты свои глаза при себе держи, - мгновенно забыл я о цели своего звонка, - а то лишишься их.
- Твоих пустых угроз бравада, - залопотал он еще насмешливее, - смеется над тобой сама.
- Смешно тебе? - скрипнул я зубами от осознания своего полного бессилия. - Ты помнишь, о чем я тебя просил?
- А я все и сделал, - небрежно бросил он. - И по открытому тоннелю видений дивных рать пошла.
Я почувствовал, что если мне удастся отсюда выбраться, то темные не досчитаются своего языкатого умника. И плевать на их открытый бунт потом. Впрочем, нет, вспомнил я нашу со Стасом схватку с ним, массовое восстание нам не грозит - до конца его прибить у меня вряд ли получится.
- Нет, не все, - с нажимом произнес я. - Был еще договор о приюте.
- При определенных условиях, - отпарировал темный гений, - которых я в данный момент не наблюдаю.
Может, все-таки поторговаться со своими: свобода в обмен на хоть временное выведение из строя мозгового центра темных?
- А ты уверен, - едко поинтересовался я, - что у тебя глаза смотрят туда, куда надо?
- Конечно, - без малейшего колебания ответил он. - И видят они замысловатую загадку, в которой наша совершенно непредсказуемая переменная - не цель, а средство.
- Средство чего? - внезапно охрип я.
- Достижения цели, разумеется, - с легкой досадой объяснил он.
- Какой цели? - вновь обрел я голос, прикидывая в уме шансы обнаружения ключей от входной двери в карманах нокаутированных внештатников.
- Вот это и нужно выяснить, - задумчиво проговорил темный гений, - прежде чем переходить к решительным действиям. Иначе, выиграв сраженье, мы проиграем всю войну.
Я понял, что союзников, на которых можно безоговорочно положиться, у меня больше нет. И Стас, и темный гений видят в Татьяне лишь инструмент для решения своих задач - ценный, пока работает, но отнюдь не незаменимый.
