— Нет! — только и смогла выговорить Татьяна, прикрыв рот ладонью, — это неправда!

— Увы, правда, — качая головой, Зелинский отвёл взор, он и сам переживал за лучшего друга не меньше.

— Это все вы, — Тата вновь кинулась на Езерского с кулаками, — Боже, как же я в вас ошиблась! Под маской вежливости скрывается настоящие чудовище!

— Я тоже в вас ошибся, Татьяна Владимировна, — Езерский отолкнул её от себя. — Я думал, что вы особая, а вы такая же, как все! Сдаётся мне, умение владеть оружием не единственное, чему вас обучил муж! — нахальная, просто бесстыжая усмешка не покидала его уст. Не выдержав, Тата залепила ему звонкую пощёчину и кинулась прочь, желая, чтобы все оказалось страшным сном, от которого она вскоре пробудится.

Тата вернулась в свои покои и, кинувшись на кровать, зарыдала что есть сил. Как ни ругала она себя и ни проклинала, на душе не становилось легче. Слова Зелинского до сих пор звенели в ушах, а ведь виновата в этом только она. Вспомнив, что все ещё сжимает в руках письмо, которое отдал ей Зелинский, Тата принялась читать.

Танечка, мой дивный ангел, моя любимая. Я знаю, что если ты читаешь эти строки, случилось непоправимое. Не стоит плакать, душа моя, ведь где бы я ни был, я рядом. С тобой и Настей ничего не случится, обещаю. Я знаю, что ты не хочешь слушать слова, которые я так часто повторяю, но я люблю тебя, и буду любить до последнего вздоха.

А.И

Слезы пуще прежнего полились из голубых очей, а вопль стал слышен вокруг. Марфа неслышно ступила в комнату, глядя на рыдающею хозяйку. Раиса Сергеевна велела позвать Татьяну Владимировну, но горничная, знавшая о выходках молодой графини, сказала, что та спит. Ныне, она все же решила передать просьбу, легонько коснувшись плеча Татьяны.

— Барыня, вас Раиса Сергеевна кличет, уж целый час дожидается, — Марфа слегка развела руками.

Таня подняла голову от подушки, и, вытерев тыльной стороной ладони слезы, встала с кровати. Горничная помогла ей снять мужской наряд и переодела хозяйку в платье темно-лиловой расцветки, собрав золотистые пряди в косу, накинула на плечи Тани шаль, ведь наверняка Татьяна Владимировна не подумает об этом. Спустившись в будуар свекрови, Таня ожидала очередных упреков, но Раиса Сергеевна, жестом указав на место подле себя, не спешила заводить разговор. Спустя минуту она наконец-то заговорила:

— Татьяна Владимировна, я говорила с доктором, — тяжёлый вздох, и слеза на обычно холодных серых глазах, — мой сын, возможно, никогда не сможет ходить, а ведь это наверняка так и будет, если Александр придёт в себя. Вы молоды и красивы, так отчего вам хоронить себя заживо? Я предлагаю вам некую сумму, и вы, ни в чем не нуждаясь, сможете жить заграницей, согласитесь, так будет лучше для всех.

Насколько секунд Татьяна сидела неподвижно, только глаза стали подобно грозовым тучам. Оставить Александра и быть свободной, разве не об этом она мечтала, когда давала клятвы перед людьми и Богом? Но ныне! Господи, у неё и в мыслях нет ничего подобного. Гневно сорвавшись со своего места, Татьяна воскликнула:

— И это предлагаете мне вы? Женщина и мать, неужели вы думаете, я соглашусь? Я люблю вашего сына, и ни одна сила в мире не сможет заставить меня отступить.

— Не верю вашим словам, — презрительно промолвила Раиса Сергеевна, — у вас, милочка, совсем стыда нет! Говорить о любви, когда… Словом, вы снискали себе не самую лестную славу. Но, — тяжело вздохнув, пожилая женщина продолжила, — не стану вас переубеждать, это ваш выбор, но помните, ещё одна оплошность, и я самолично выставлю вас за дверь, лишив возможности видиться с дочерью, надеюсь, вы меня поняли?

— Прекрасно, — встав, Татьяна склонилась в реверансе и заспешила покинуть уютный будуар, но свекровь ещё не закончила.

— Анастасия целый день неспокойна, няня не может с ней справиться.

Татьяна кинулась в детскую, только теперь вспомнив о малышке. Подобрав юбки, она быстрым шагом двигалась по коридору, и едва вступив на порог, услышала пронзительный вопль дочери, сильно ее напугавший. Подойдя к бойкой дворовой девке, которую выбрали в няни Анастасии, Тата протянула руки.

— Дай мне, — только и сказала она, прижав хрупкое тело к себе. — Тише, тише, моя хорошая, — качая, Таня не переставала думать о муже. Сколько же много он ей простил! Анастасия, её глупые, а порой просто безумные выходки. Пусть иногда Александр и был резок и груб, но лишь из-за того, что она сама поступала не лучше. Малышка не желала успокаиваться, и Татьяна вновь переключила внимание на дочь. Красное личико, недовольно сморщенный носик, Господи, наверняка она чувствует, что что-то стряслось! Часто, когда Анастасия плакала, она тут же утихала, стоило Александру взять её на руки. Но сейчас Тата не могла понять, что ей делать. Спустя нескольких долгих часов сон наконец сморил девочку, и она уснула. Положив её в колыбельку, графиня тихонько вышла, направившись к мужу.

Поставив стул у постели, Таня долго наблюдала за неровным дыханием Александра. Не хотела она думать, что её сильный и красивый муж ныне калека! Но это ровным счётом ничего не меняло. Татьяна любила его, и только ныне поняла, сколь сильно! Как и следовало ожидать, у графа начался сильный жар, и Тата всю ночь просидела у его постели, с мокрой тряпкой, прикладывая её к пылающему лбу. Лишь под утро лихорадка немного отступила, и Татьяна не заметила, как сама заснула. Пробудилась она, услышав тихий оклик супруга.

— Таня, — шевеля губами произнес Александр с трудом разомкнув глаза: во рту горел огонь, а тело пронзала нестерпимая боль.

Не чая услышать родной голос, Татьяна опустилась на колени, взяв ладонь мужа в свою.

— Я здесь, милый, — тихо молвила графиня, не в силах скрыть охватившую её радость.

— Пить, — Игнатьев не мог понять, где сон, а где действительность, хотелось вновь закрыть глаза, погрузится в сон, чтобы опять услышать слова любви, которые шептала ему Татьяна.

Молодая женщина подойдя к графину, наполнила стакан. Вскоре Александр вновь впал в забытье, и казалось, неизбежное так близко. Молодая графиня выплакала все слёзы, и по истечению второго дня Полин, которая навестила невестку, видя, как та изводится, попыталась утешить, но попытка вышла довольно слабой. На седьмой день жар окончательно ушёл, и хотя Александр был очень слаб, доктор заверил, что самое опасное уже позади. Оставалось сообщить графу о том, что с ним приключилось. Александр принял известие молча, не пожелав более никого видеть. Лишь за доктором затворилась дверь, Игнатьев со всей силы кинул стоящий рядом стакан в стену. Никогда прежде он не чувствовал себя таким ничтожным. Попытался пошевелить ногами, но тщетно. Господи, да лучше бы было умереть! Александр не привык показывать свою слабость, ведь ныне он никчёмный калека. Сжав руку в кулак, он без сил опустил голову на подушку.

Тата, не подозревавшая о нынешнем состоянии супруга, вошла в его покои, облачённая в простое домашнее платье нежно голубой расцветки с ниспадающими на спину волосами, закреплёнными золотыми гребнями. Быстрым шагом пройдя через комнату, Татьяна опустилась возле мужа, запечатлев поцелуй на покрывшейся щетиной щеке. Ничего не ответив, Александр лишь уклонился и отвернулся в строну.

— Саша, в чем дело? — почуяв неладное, графиня выдавила из себя улыбку, стараясь не показать, как задело её поведение мужа.

— Может, это мне стоит спросить? Ведь ты знаешь, вы все знаете и молчите, да? — голос сорвался на крик, но Игнатьев не обратил никакого внимания, — что ты здесь делаешь, Таня? Жалеешь никчемного калеку? Мне не нужна твоя жалость!

Поднявшись на ноги, Тата отскочила, будто получила затрещину. Уж лучше бы он её ударил! Обидные слова, холодность, а ведь она так долго выпрашивала у Господа его душу!

— Такого ты обо мне мнения? — звенящий гневом голос повис в тишине. Сложив руки за спину, Тата расхаживала из угла в угол. — Я люблю тебя, люблю, и мне не важно, какой ты! Ты нужен мне любой, — подняв голову, графиня глянула на супруга. Тот усмехнулся.