Владимировская губерния, Покровский уезд. 1843 год.

В небольшом уезде жизнь текла своим чередом. Татьяна Владимировна Захарова готовилась к своему первому балу. И пусть сей бал должен состояться не в Петербурге, а в имении их ближайших соседей, но для Татьяны это событие имело столь же огромное значение, как если бы она собиралась в столицу.

Неспешно идя по тропинке, Татьяна Владимировна рассматривала только что распустившиеся астры. Буйное многоцветье этих земных звёзд радовало глаз.

По левую сторону от цветника находился небольшой пруд. Он был не природного происхождения, а выкопан когда-то в русле небольшой речушки протекавшей через имение, по приказу прадеда Татьяны. В середине пруда имелся небольшой островок, попасть на который можно было, перейдя через небольшой горбатый мостик.

Бродя по тенистым аллеям парка, Таня думала о том, чего ей ожидать от нынешнего вечера. Мысли в голове мелькали самые разные и отнюдь неподобающие невинной девице.

В парке располагалась красивая беседка, к которой и направилась Таня, чтобы предаться размышлениям о своём будущем.

Не слишком радостным казалось то, что могло ожидать бесприданницу. А то, что она является именно таковой, сомневаться не приходилось.

Около года назад скоропостижно скончались её родители, и теперь старший брат пытался наладить дела.

Всё чаще она видела, как брат ходит мрачный и обеспокоенный, но он и словом не обмолвился с ней о своих переживаниях.

Тане вспомнилось, что недавно из столицы вернулся их сосед по имению, Александр, граф Игнатьев. Она знала его с детства и с сестрой его водила дружбу, вот только, что толку, в ней он видел только подругу сестры, дебютантку, каких он повидал немало, живя в Петербурге.

Сама Татьяна испытывала к нему противоречивые чувства. С одной стороны, она принимала все как должное, но с другой — такое пренебрежение к собственной персоне больно ранило. При последнем посещении подруги, Татьяна испытала на себе все прелести ядовитого сарказма Александра.

Татьяна вместе с Ангелиной, сестрой графа, сидела в удобной гостиной Игнатьевых, где подруги обсуждали предстоящий бал. Наклонив хорошенькие головки, девушки не заметили, как на пороге появился граф. Думая, что находятся наедине, молодые барышни не очень лестно отзывались об одной молодой особе. Разговор завела Татьяна, поэтому она широко раскрыла глаза, стоило ей увидеть графа, смотрящего на неё с кривой усмешкой на устах.

Растерявшись, она несколько секунд находилась в недоумении, но быстро взяв себя в руки, одарила графа милой улыбкой.

— Александр Васильевич, вы так незаметно вошли, — смущённо сказала она, немного потупив взор, от чего её тёмные ресницы опустились, прикрыв глаза словно вуалью.

— Татьяна Владимировна, это не я появился неожиданно, это вы были столь поглощены беседой, что не замечали ничего вокруг. Хотя, я не удивляюсь, ведь вам никогда не приходилось задумываться о том, чего стоят случайно оброненные вами слова.

Татьяна густо покраснела. Гнев моментально охватил её. Как он смел так разговаривать с ней?

Желая побыстрее закончить свой визит, Татьяна распрощалась с подругой.

Уже вернувшись домой, и, оказавшись в своих покоях, Таня дала волю рвавшимся наружу слезам. Она понимала, что в какой-то степени граф прав, и она ведёт себя как глупый ребёнок, но её оскорбленное самолюбие не желало признавать сей факт.

Граф был груб и бестактен по отношению к ней, то и дело, говоря ей колкости.

А вот с Полин он был очень мил, хоть она и не была чистокровной дворянкой. Её отец, женился на дочери фабриканта, получив в приданое фарфорывый завод её отца. Татьяна понимала, что девушка ей не ровня, но её богатство с лихой покрывало сей недостаток.

Такой мизальянс в высшем обществе считался дурным тоном, но девушку принимали в светских гостиных, и благодаря фамилии её отца. К тому же её маменька давно отдала Господу душу, поэтому не часто вспоминали о её столь низком происхождении.

И именно с тех пор, как в присутствии этой девицы, как про себя называла Татьяна Полин, граф посмел заметить, что она не достаточно воспитана, чтобы быть среди благородного общества, затаила обиду на красавца графа.

Она знала, что очень красива, поэтому не понимала, как кто-то может быть равнодушным к её чарам. Поставив себе цель видеть графа у своих ног, Таня думала о том, как ей стоит вести себя с ним.

Попытаться быть милой? Но это наверняка не тот случай. Изобразить холодное безразличие? Да, это, пожалуй, было ей более по душе. Пусть он сам попытается завоевать её благосклонность.

Ещё немного посидев в беседке, Татьяна отправилась в дом. Она поздно вспомнила о том, что уже пора собираться.

Господский дом, построеннаый в начале прошлого века, заменил старый, который сгорел во время пожара ещё в конце позапрошлого века.

Долгое время это место пустовало, но прадед Татьяны, Виктор Николаевич, устав от столичной суматохи, решил перебраться в родные края. Отстроив усадьбу, он не поскупился на роскошную отделку, оставив ее последующим поколениям.

Деревянный, но выдержанный в формах каменной архитектуры раннего классицизма, барский дом, был гордостью семьи Захаровых.

Минуя вестибюль, Таня поднялась в свои покои. Она посмотрела на кровать, на которой уже лежало готовое к вечеру платье.

Белоснежная ткань была очень красива, и Таня легонько провела ладошкой по гладкому атласу.

В дверь тихо постучали. Обронив негромкое "войдите", — Татьяна подошла к зеркалу.

На пороге появились её горничная Марфа, молодая девушка с темной толстой косой.

— Барыня велела справиться, изволите ли вы собираться? — обратилась она к Татьяне.

Таня кивнула в ответ.

Облачившись с помощью горничной в изысканное творение модистки, Татьяна осталась довольна. Белый цвет, как нельзя лучше, подчеркивал её нетронутую красоту.

Стоя перед зеркалом, Татьяна подумала, что краше нее не может быть. Она понимала, что тщеславие страшный грех, но все же не смогла удержаться от того, чтобы не полюбоваться собой.

Наверняка Александр обратит на неё внимание, ведь именно для этого она и попросила брата, заказать ей новый наряд.

Девушка и вправду отличалась утончённой красотой. Волосы цвета спелой пшеницы, большие голубые глаза, смотревшие на мир с таким доверием, что казалось, эти глаза никогда не узнают слез.

Её волнистые волосы были уложены в высокую прическу, а несколько локонов обрамляли хорошенькое личико. На корсаже платья красовались живые цветы, а длинные перчатки доходили до локтя.

— Хороша ли я нынче Марфа? — обратилась она к горничной.

— Краше вас и быть не может, барышня, — улыбаясь, подтвердила Марфа.

Взяв с туалетного столика веер и агенду, она еще раз смерила себя оценивающим взглядом и спустилась вниз, где её уже ожидали бабушка и брат.

Юлия Николаевна глядела на внучку и вспоминала свою молодость. Когда-то она, как и Татьяна, радовалась своему первому выходу в свет, стараясь насладиться каждой минутой.

Танечка, словно паря, сошла с лестницы и легонько коснулась губами щеки бабушки.

— grand-mère (фр.), я готова, — улыбнулась девушка и повернулась к брату. — Володя, мы можем ехать?

На какой-то момент, Таня залюбовалась братом. Владимир обладал весьма привлекательной внешностью. Тёмные кудри красивой волной спадали на высокий чистый лоб, взгляд казался чуть надменным, но это лишь добавляла его облику очарования, особенно в глазах юных неискушённых барышень.

— Конечно, Танюша, — кивнул Владимир, — экипаж уже ждёт нас.

Он предложил одну руку бабушке, а вторую сестре.

Таня взяла брата под руку, но от неё не укрылось, что он чем-то обеспокоен. Брат и сестра очень хорошо знали друг друга, поэтому Татьяна быстро угадала перемену в настроении брата.