Басс с интересом наблюдала за ним, сидя в шезлонге у периметра.

Послышался тихий шелест капсулы, приземлившейся на крышу спального корпуса. Первым, как всегда, подошёл Янки – худой, по-военному подтянутый и жёсткий.

– Такое чувство, что они изучают охранный купол, – сказал он вместо приветствия.

Не спуская глаз с аллозавров, Янки присел на шезлонг и стал поглаживать пальцем свой драгоценный бакенбард а-ля какой-то их американский король.

Не выдержав, спросил вдруг с небрежной осторожностью:

– А они сюда не прорвутся, доктор Стар? Вес-то у них не маленький…

Его браслет выживания блеснул из-под манжета армейской клипсой.

– Да кто их знает. Вроде не должны, – лениво отозвалась Басс и отвела взгляд от клипсы.

Почти одновременно прилетели Сэм и Гамэн. Они тоже подошли к шезлонгам. Ещё издали Сэм, высокий красивый гаитянин, быстро глянул на Янки, на Басс и опять на Янки. Приблизившись, он поздоровался с Янки за руку и повернулся к Басс. Ей Сэм медленно кивнул. Чувственная улыбка тут же стала наползать на его полные губы.

Всё так же улыбаясь, он присмотрелся к аллозаврам, цыкнул зубом и сказал:

– Опять явились? И что им здесь только надо? Вот ко мне на поле никто не приходит…

Гамэн, совсем молоденький французик, непонятно какой прихотью судьбы попавший сюда, в Провиантский полк, засунул руки в карманы джинсов.

– А может, им этот сорт пшеницы нравится, – пошутил он, заглянул Басс в глаза и потупился.

Сэм опять бросил короткий взгляд на Басс и зловеще ответил:

– Не-е, аллозавры – хищники… Я думаю, они присматривают здесь себе человеческую жертву.

Гамэн и Басс засмеялись. Неожиданно Сэм вскричал с обидой:

– Да твою-то мать! Ну, почему нам выходить нельзя за периметр? И почему нам оружие не дают?

На его чёрном лице читалось искреннее огорчение, даже отчаяние.

– Нельзя здесь с оружием. Мы и так к ним вторглись из своего времени, – ответила Басс мягко. – Ты же понимаешь, чем может обернуться любая наша ошибка?

– Но учёные же всё рассчитали? – ломким голосом спросил Гамэн.

– А чего тут рассчитывать? – выдавил Янки насмешливо. – Динозавры всё равно вымрут. Тысячелетием раньше, тысячелетием позже… Какая разница?

Никто ему не ответил, только Сэм проворчал, жалуясь:

– А уж я бы здесь пострелял! Ах, какая охота! Сколько дичи непуганой!

Он повернулся к Янки и спросил:

– Ну, что? Сыграем в кино после ужина? Только в этот раз за бразильских нападающих буду играть я.

– Пехэпс, – снисходительно согласился Янки по-английски.

Детёныш аллозавров продолжал бегать между родителями. Гамэн засмеялся и сказал, кивая на него:

– А этот… Мелкий. Смешной такой.

Сэм пренебрежительно фыркнул и приказал Гамэну:

– Ты давай, бэби, не отвлекайся. Быстренько расставляй шезлонги по кругу для фильма. После ужина я вас тут всех сделаю.

Басс, загораживаясь от низкого солнца, глянула из-под руки в сторону корпуса. На крышу садились капсулы других фуражиров. Подошёл Петрович, любитель выпить и вкусно покушать. Он осторожно сжимал в руках горячий пищевой контейнер, а под мышкой – бутылку пива.

Склонил голову и почтительно произнёс, приветствуя Басс:

– Доктор Стар.

Остальным напомнил солидно:

– Хавка готова, пацаны. Перепреет и будет невкусно.

Гамэн спросил у Басс:

– Я принесу вам ужин, доктор Стар? Я всё равно туда иду.

Басс подумала и кивнула: сегодня она особенно устала, чувствовалось приближение её критических дней.

Фуражиры постепенно собирались на площадку киноциркуса и рассаживались в шезлонги. Гамэн вернулся с подносом – пиво ей он тоже принёс. Скоро все расселись и принялись за еду, неспешно перебрасываясь словами. Жаркий и влажный мезозойский день подходил к концу. Семейка аллозавров скрылась в густом папоротниковом лесу, и скоро всё затихло, как обычно перед наступлением ночи. После ужина парни начали разбирать свои шлемы и готовиться к сеансу.

– Доктор Стар, подать вам шлем? – спросил Сэм у Басс.

Басс посмотрела на него долгим, «мохнатым» взглядом. Ответила медленно:

– Не надо. Мне не хочется играть в футбол. Я на вашу игру посмотрю.

Между тем, стало смеркаться. Заработали проекторы, и на площадке возник стадион. Фуражиры приготовились выбирать себе футболиста, за которого они собирались сегодня играть. Всходящие над горизонтом две луны почти не мешали изображению, но Басс какое-то время вглядывалась в них, не отрываясь. Она всё никак не могла привыкнуть, что у земли когда-то было два спутника. Феерическое видение потрясало.

На стадионе разворачивалось своё зрелище. Первыми появились, небрежно переставляя мускулистые ноги, нападающие – лучшие исполнители стандартов и штрафных ударов. За ними следовали гордые и высокие центрфорварды – тотальные игроки, легко меняющие позиции на поле в зависимости от обстоятельств. После них – высокие и крепкие полузащитники, которые отличались особенно воинственной наружностью. Завершали шествие защитники-чистильщики, играющие исключительно важную роль в общей атаке.

И тут у Басс остановилось дыхание: на неё, опять неожиданно, накатывала олиба.

Басс впервые отчётливо почувствовала этот мир, отделённый от неё охранным куполом. Чужие мысли ринулись к ней разом, и их было много, и она едва успевала подумать одну, как к ней уже приближалось на мягких лапах чьё-то другое сознание, и скоро эти мысли сплелись в её голове в один огромный алый клубок из всех ползающих, бегающих, плавающих и летающих организмов, которые существовали на Земле сотни и сотни миллионов лет назад.

Потом словно невидимые метаптицы засвистели в ветвях невидимых протодеревьев, и новый, незнакомый, дымчато-серый запах защекотал ей ноздри. Этот запах стоял в жарком мезозойском воздухе, неподвижно зависнув над киноциркусом, и был он неотделим от других привычных земных запахов: от смачного духа городских площадей, от резкой вони гниющего на речных отмелях мусора, от тысяч и тысяч оттенков химического букета нагретого солнцем асфальта, смешанного с выхлопами великого числа автомобильных глушителей.

Этот запах рос, закручиваясь вверх и соединяясь там, в двулунном ясном небе, с криками ночных хищников, и скоро Басс стало казаться, что она всегда жила в этом мире и останется жить здесь и дальше, и не умрёт никогда…

В мире, куда она снова попала и который поклялась себе спасти от имени всего человечества.

****

– С фига ли? – спросил Петрович и повернулся к Сэму от микроскопа.

Сэм стоял перед ним с удивительно просящим видом, согнувшись в спине и вытянув шею, словно открывал дверь в кабинет врача с робким вопросом, можно ли ему войти.

Но Петровича трудно было пронять любым видом Сэма, даже видом Сэма умоляющего, поэтому он строго повторил:

– С фига ли, Сэмчик, мне это делать? Сейчас мои исследовательские часы.

Обрадованный тем, что Петрович, наконец-то, заговорил с ним, Сэм заканючил:

– Ну, перенеси свои часы, Петрович, миленький. Мне очень нужен микроскоп, просто до зарезу! Клянусь папой Иисусом!

– Мне тоже нужен микроскоп, Сэмчик, – отрезал Петрович и опять крутанулся к микроскопу на своём стуле.

– Да что? Что такого срочного тебе может быть надо? – взорвавшись, басом взревел Сэм уже в своей обычной манере.

– А то срочного! – не поворачиваясь от микроскопа, отозвался Петрович своим самым занудным тоном. – То и срочного, что дрозофилы не жрут наш горох… А ведь должны!

Сэм в удивлении округлил глаза, и они застыли на его чёрном лице, как белеющие в полумраке бара бильярдные шары, только шары с чёрными зрачками. Впрочем, эта маска потрясения на его лице так же быстро пропала. Скоро Сэм принялся стоять и молча смотреть на Петровича уже со скорбным видом.

Петрович чуть повернул голову от окуляров и скосил глаза на Сэма.

– Сходи, попроси микроскоп у Мики. Я знаю, что он сегодня тоже с микроскопом работает. У него какой-то облом с технологией получения аптамеров, – милостиво предложил он.