Съев яйца, люди попадают под особые чары, они послушны птичьей воле, делают всё, настоящие зомби, так мы их и зовём. Но есть «стойкие», такие, как я, как ты — на нас не подействовал гипноз, и теперь уже не подействует. Вот мы и есть армия! Бойцы. Хотя, раньше среди нас были лишь мужчины.

У нас тоже есть птицы, мы тоже на них летаем — это пленённые животные. Механизм такой — мы отслеживаем автобусы, они всегда идут в разные места, и с помощью своих птиц переманиваем «зомби», уводим их себе. Постепенно они оживают, или гибнут.

Нет, они не воины, им нельзя никогда больше видеть птиц, но так они не становятся частью армии врага. И они обслуживают нашу армию — еда, одежда, уборка, всё такое. Вот те люди, которых я упустил сегодня, потеряны навсегда, они теперь «марионетки», им промыли мозги, дали установки, это не «зомби» даже, это уже не обратимо…

Столько людей погибло из-за его оплошности, даже страшно. Парень зажмурился, и молчал довольно долго.

— Потому мне сейчас голову открутят! — Уже вслух продолжил Рем, так как шить Инга закончила. — Спасибо за помощь.

Инга призадумалась над всем сказанным, посмотрела на Рема. Обычный парень.

— И сколько нас таких «стойких»? Как вообще мир спасать? И я на море хотела, а не вот это вот всё, я два года пахала как проклятая, и из-за каких-то дурацких орехов вся жизнь в топку? Что за бред! Это дурной сон? — Во всё это верилось с трудом. Странные птицы, люди у которых будто мозги промыты. Калейдоскоп мыслей и вопросов. Доверять этому человеку? Он спас её от этих, но куда увёз… — И что я теперь делать должна?

— Нас мало, нас таких очень мало, где-то две сотни человек. Но мы не теряем надежды. Чем мы занимаемся ты видела — спасаем людей, делать будем что прикажут, а море отменяется, уж извини! — Рем пожал плечами. — Ты есть хочешь? Или ещё чего-нибудь?

— Домой я хочу! — Фыркнула девушка, ей всё не верилось, что дома нет. Её семья… Инга вдруг вскочила. — А моя семья?! В городе М тоже этот ужас?! — В душе поселились паника и ужас. Она была просто девушкой, обычным человеком и весь мир рухнул, а как вести себя она не знала. — Кто выпустил эти орехи в производство, кто подменил их?! Какого хрена?? Как жить то дальше?!

— Этот ужас во всём мире. М эвакуировали неделю назад, так же вот. Не знаю, как жить, но твоего дома больше нет, и моего нет, ничего нет, увы! — Рем вот только сейчас вспомнил о своих родных, а ещё, он именно увидел Ингу, взглядом скользнул по фигуре, мысленно облизнулся. Красавица! Если б не эти жуткие цвета ещё… Интересно, она брюнетка?

— Я хочу попробовать найти родителей! Отведи меня! — Девушка не просила, а требовала.

Инга пробежалась взглядом по пареньку — простенький такой, ничего в нём особенного и не было, но теперь ещё его лицо портил этот свежий шрам. Пожалуй, паренёк был не в её вкусе совсем, но и особого негатива не вызывал. Она вздохнула.

— Никуда не поведу. У меня трибунал через двадцать минут, нет у меня на тебя времени! — Фыркнул Рем. Он подумал — интересно, а таких, как он, расстреливают?.. — Душ и сортир — вон та дверь, хочешь есть — идём в столовку отведу, нет — я пошёл.

На словах о еде, желудок сам подал голос, но такой тон паренька её взбесил, она фыркнула.

— Отведи, потрать на меня своё драгоценное время. Ой, ладно тебе, у нас демократичная страна, и расстрел отменили. Я бы хотела найти родных, с твоей помощью или без неё, но я это сделаю. — Инга больше всего боялась, что её родители погибли. Да и вообще, мучил вопрос, сколько прошло времени с её отключки.

— Нет никакой страны, Инга, нет никакой демократии, война, военный трибунал, и расстрел у нас ЕСТЬ! Так что, учти, если тебя примут в отряд — недопустимо неподчинение приказам вышестоящих. Я твой непосредственный начальник, ты первая в моём отряде, и единственная, впрочем, за мой косяк, думаю, под Игорем будешь тоже. И вообще — недовольный тон — не читай мои мысли, когда я не говорю с тобой, это не принято, учись фильтровать. Идём. — Рем вывел Ингу, привёл в столовую, помещение было огромным, пустым — столы да стулья, но чистым. А ещё, тут были люди, множество людей — работники кухни.

— Ребят, новый боец, накормите! — Крикнул Рем, и собрался покинуть помещение.

Инга тут же закрылась, поставила блок. У неё это само собой вышло. Читать мысли! Вот ещё! Её мыслей парень больше не слышал, теперь он её раздражал, начальник нашёлся.

— А вы меня спросили? Нужно ли мне вообще под кем-то ходить? Может, я не хочу бойцом быть. Я, может, миротворец!

— Тогда иди, твори свой мир! — Рявкнул на неё Рем, обернувшись уже в дверях. — Твой мир сдох, так что, ты либо тоже сдохнешь, либо боец, нет вариантов! — Парень злился, хотя, сам не понимал почему.

Его нервировала Инга, и теперь ещё он постоянно думал о своих родных — отец, мать, младший брат, — почему сам-то он о них ни разу не вспомнил?! Может, просто не хотелось думать о плохом, а в хорошее Рем не верил, и теперь постоянно представлял своих «марионетками», а то и вовсе трупами, засыпанными в общих ямах.

— А тебе норм огрызаться и орать на малознакомого человека?! — Почему она тоже злилась? Может, это побочка яичек-орешек.

— Мне вообще по жизни норм! — Его бесило, когда Игорь орал на него, а сам-то…

— Да и пошёл ты! Не начальник ты мне, идиот ненормальный и псих! — Почему-то Ингу задело такое отношение. Обидно.

Но вдруг на её голос вышла её мама, женщина лет пятидесяти, невысокая, как сама Инга, с карими глазами и рыжими волосами, явно крашеными. Она была как прежде. Инге стало стыдно, что так редко приезжала. Девушка бросилась в объятья женщины и разревелась.

— Ты жива, мама, как же здорово, что ты жива! А папа где, как вы тут?

— Дочка, Инга, колючка ты моя, уже ругаешься с кем-то! — Женщина сияла от счастья, обнимая дочь, гладя её зелёные волосы. — Папка-то твой вон, духовку чинит, спасли нас ребята, всё хорошо! Сём, иди скорей сюда, Инга! Инга нашлась, жива!

…

В горле стоял ком, эта трогательная сцена в столовой, казалось, стала последней каплей.

Рем вдруг понял, что своих родителей видеть не хочет, совсем, ни живыми, ни мёртвыми, их забота будет сейчас чем-то лишним, ненужным, даже смущающим, что ли. Он бы явно стеснялся обниматься, как маленький, с матерью и краснел бы от её нотаций, Игоря хоть можно послать матом — он ему никто.

Все чужие, раз мир чужой — так было проще. И вообще, он устал, было безразлично, ему не хотелось больше сражаться, не хотелось жить. Расстреляли бы уже что ли.

— Роман Смирнов, двадцать три года. — В комнате сидело двенадцать мужчин, и все сейчас смотрели на парня. — Хотелось бы услышать, как же так вышло, и почему вы не убили птицу?

— Я… — Он хотел, было, начать оправдываться, а потом вдруг вспыхнул, вскинулся весь. — Почему я должен убивать каких-то птиц, откуда, блядь, они взялись?! Когда это кончится, долго нам страдать такой хернёй?! Что мы делаем вообще?

— Юноша, умерьте свой пыл. — Самый старший из мужчин нахмурился.

— Идите к чёрту, я пацифист, может, не хочу я воевать, убивать, я не понимаю…

— Отказываетесь выполнять приказы и сражаться за мир и жизни всего человечества? — Меланхоличным тоном спросил мужчина.

— ДА, отказываюсь!!!

— Расстрелять. — Так же спокойно и безучастно. — И приведите спасённого им бойца, может, она чего-то да стоит.

Просторная комната, светлая, минимум мебели, большой стол, за ним люди. Мужчины, разные, молодые и уже в возрасте.

Рядом с нею Игорь, яркий такой брюнет с пронзительными золотистыми глазами. Инга ему улыбнулась, а потом встретилась с колючим взглядом Рема — расстроенный какой-то, потерянный. Сейчас он выглядел даже мило.

Игорь был растерян и зол. И что нашло на этого идиота?! Рема вывели из зала, мужчина скрипнул зубами, и мысленно зачем-то сказал Инге, глядя в пол:

— Расстрельная статья. Саботаж.

Девушка вздрогнула, обернувшись на дверь, через которую увели Рема, окинула взглядом присутствующих.