"Берегите оппозицию! Она ваш последний шанс при чрезвычайных обстоятельствах!" При живых командармах не могло быть сцены в Кремле 22 июня 1941 года, едва выяснились размеры катастрофы. Вождь не закатил бы истерику, пожалеть его было бы некому. Не залег бы на дно на критическую неделю начала. Командармы предвидели немецкую угрозу и готовились к ней. И так ли невероятно, что, отчаявшись переизбрать несменяемого вождя, ставшего уже и мудрым, и великим, и росшего как поганый гриб изо дня в день в ливнепаде славословий, лучшие военные, именно те, которых он уничтожил первыми, готовы были пойти на переворот? Не следует так уж плохо думать о всем руководстве СССР, были и в нем разумные и смелые люди. Поскольку разумных из партаппарата к 37-му году уже вычистили, пересажали и перестреляли, оставались они лишь в неполитических институтах армии и хозяйственной администрации.

Другое дело - были ли у них шансы на успех. При обычных обстоятельствах - нет, не было. Всепроникающий аппарат НКВД-ОГПУ держал всех под колпаком. Это было ясно, и это являлось одним из сдерживающих соображений. Оппозиция вождю вела к смещению с должности, а командармы слишком хорошо знали тех, кто дышит им в затылок.

Такая же проблема встала тогда и перед немецкими генералами из прусской аристократии. Уйдешь в отставку, а на смену придут молодчики из штурмовиков - без знаний, без моральных уз, без кодекса чести, и будет еще хуже.

И немецкие генералы, и командармы РККА слишком поздно поняли, что хуже быть уже не может, и история при всем сочувствии не найдет им оправдания.

Немецким генералам следовало уйти в отставку.

Командармам вмешаться во внутренние дела страны.

Немцы все же стали объединяться, нерешительно и вяло, хотя по составу были куда как однородны. Они, связанные узами родства и дружбы родителей, дедов и прадедов, были вполне уверены в партнерах, почему так долго и оставалось тайной их намерение. Но и им для осуществления покушения понадобилось более трех лет, безнадежность ситуации и твердая нравственная позиция. Вдохновитель заговора генерал Хениг фон Тресков будучи спрошен фон Штауффенбергом о том, имеет ли покушение смысл теперь, когда союзники уже во Франции и скорее всего откажутся вступать в переговоры с любым германским правительством, ответил: "Покушение необходимо, притом возможно скорее. Берлинская акция (попытка захвата власти. - П.М.) должна состояться, даже если будет безуспешна. Смысл сейчас не в том, достигнет ли заговор практической цели, а в том, чтобы перед лицом мира и истории доказать, что германское сопротивление готово поставить все на кон. Остальное по сравнению с этим пустяки".

Увы, до столь высокой ноты руководство РККА не дотянуло. Лучшие из командармов оказались способны лишь на пассивное самопожертвование. Тезис о том, что СССР в 1937-ом еще не был доведен до такого отчаяния, как Германия в 1944-м, не убедителен: удушение крестьянства уже состоялось, а уничтожение лучших людей в политике шло полным ходом.

Лидеры РККА не решились вмешаться в политическую жизнь страны по многим причинам. Перечислить их можно уже здесь.

Первая - толчея на служебной лестнице. Подробнее об этом позднее, а пока ограничусь цитатой из книги Дж. Эриксона "Путь к Сталинграду". Говоря о тех, кто стал руководить армией после ликвидации командармов, он отмечает, что "… им не хватало той способности проникновения в вероятные формы современной мобильной войны, которыми так были озабочены уничтоженные командармы; им не хватало даже простого интеллектуального любопытства, потому что они чужды были интеллекту, все вместе и каждый в отдельности. Они громоздили лозунги, ничего не понимая в принципах; прикрывались статистикой огневой мощи без какого-либо постижения возможностей оружия, созданного их же собственными конструкторами; были воинственными щеголями без понимания профессионализма, необходимого военной службе."

Вторая причина сформулирована в книге В.Рапопорта и Ю.Геллера "Измена Родине": лучшие из командармов РККА были большевики. Большевизм таких людей, как Гамарник и Якир, "… не был ни напускным, ни вынужденным, как у многих кадровых военных. Якир свято верил в партийные идеалы. Для него интересы партии, дело построения социализма всегда стояли… впереди личных и профессиональных соображений. В этой идейной заряженности, соединенной с альтруизмом, отсутствием карьерного честолюбия и глубокой порядочностью, следует искать источник силы и величия Якира."

Вот кто противостоял Сталину. К сожалению, в армии эти идеалисты занимали слишком высокое положение и были ее кумирами. Без их зова ни подчиненные, ни даже равные им по званию и должности товарищи по службе ничего серьезного предпринять не могли.

Третья причина была в том, что, когда стали хватать военных и время действовать все же пришло, Сталин уже так вбил свое имя в бедные мыслью мозги вычищенного и до предела вымуштрованного населения, что попытка его смещения могла обернуться борьбой, и перед идеалистами становился вопрос, которым генсек и его подручные не задавались никогда: "Опять кровь на улицах?"

Самая банальная, заставившая командармов признать несуществующую вину и позволившая генсеку расправиться с ними: тревога за семьи и нежелание подвергаться пыткам. Якир просто обменял свою жизнь на жизнь жены и сына и, видимо, нашел способ заставить Сталина - против обыкновения - выполнить на сей раз обещание.

Подробному разбору причин должно все же предшествовать изложение фактов и сравнительный анализ методов Гитлера и Сталина. Но закончить главу надо ссылкой на Жукова. Как-никак, он был выучеником убиенных. Даже если бы их вклад в оборону страны ограничился воспитанием одного только Жукова, то и тогда они заслуживают пьедестала. Но в стране, где памятники ставят литературным героям, не помнят героев подлинных.

Итак, то, что действительно написал Жуков, вернее, то, что он надиктовал, опубликовано лишь в 10-м издании его мемуаров, уже после падения империи. Эта многостраничная вставка содержит и тот эпизод, в котором коса мелькнула над головой самого Жукова. Если он уцелел, то не потому что не был виновен. Вайнер и Горячев тоже были не виновны.

"В вооруженных силах было арестовано большинство командующих войсками округов и флотов, членов военных советов, командиров корпусов, командиров и комиссаров соединений и частей… В стране создалась жуткая обстановка. Никто никому не доверял, люди стали бояться друг друга, избегать встреч и каких-либо разговоров, а если нужно было - старались говорить в присутствии третьих лиц-свидетелей. Развернулась небывалая клеветническая эпидемия. (Подчеркнуто мной. - П.М.) Клеветали зачастую на кристально честных людей, а иногда на своих близких друзей. И все это делалось из-за страха быть заподозренным в нелояльности. И эта жуткая обстановка продолжала накаляться".

Комментарии излишни, и кусок из 10-го издания мемуаров приведен вот для чего:

Во-первых, чтобы обратить внимание читателя на не свойственный маршалу, но несомненно принадлежащий ему эпитет "жуткая", примененный дважды в коротком абзаце и нигде не встречающийся в мемуарах, даже если речь идет о войне.

Во-вторых, чтобы дать понять одну из причин, по которым Жуков уцелел в чистке. Он вовремя понял, что надо запереть язык за зубами. (Вторая заключалась все-таки в личном мужестве и неистовом желании жить: он яростно и умело защищался, когда коса занеслась над его головой).

В-третьих, чтобы лишний раз показать, как отличается подлинное мнение Жукова от того, что было дозволено к публикации. А ведь подобным образом редактировалось не только то, что писалось, но и то, что мыслилось.