Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но страны как люди. Не все придерживаются строгих моральных норм. Сталинский СССР подобные сделки позором для себя не считал. 3-й том "Истории дипломатии", изданный сразу после победы, никаких возражений Чемберлену по поводу некоторых трудностей соглашения с СССР не приводит. Оплеуха проглочена была молча[45].

Еще при сборе материалов для книги о Куникове, я нехотя стал понимать, что СССР лихорадочно готовился к войне. Это важный момент, и свидетельствую я о нем, как современник: нехотя! Сознание наше так было травмировано вероломным нападением фашистской Германии, что мы не желали расставаться с мотивом обороны. Мы перестрадали войну со взрослыми, разделив их и понеся свои потери. Наша позиция была психологически удобна: жаль немцев, они в руинах, как и мы, но они сами виноваты, это их Гитлер вероломно начал.

Их Гитлер. И его начало. Вот все, что остается нам теперь. Остается упрек тем, кто не дошел до урн или бросил бюллетень не в ту, в какую надо. (Да разве знаешь, в какую надо…) Где уж говорить о вере и ломке ее, когда речь идет о преступниках у власти… Оба ждали момента, чтобы ударить исподтишка, и Сталин был не лучше Гитлера. Он не успевал наверстать время, упущенное расправой с командармами. Как минимум три года он занят был одним: ликвидацией неугодных в самом широком масштабе. Где там было думать о военной стратегии и тактике… (Интересно, учитывают ли историки этот фактор - фактор времени, потраченного правителем на укрепление личной власти в ущерб государственной безопасности?) Теперь он спешил и надеялся успеть. Нам это делалось ясно по крохам - от людей, занимавших заметные посты в предвоенное время, от старших коллег, из публикаций, проскочивших цензуру, вроде известных тогда лишь в отрывках воспоминаний Б.Л.Ванникова.

Об идеологической подготовке ясное представление дает стихотворение "Однополчане", принадлежащее К.Симонову, одному из наиболее идеологически чутких писателей своего времени: "Пустой консервною жестянкой воды для друга зачерпнем и запасной его портянкой больную ногу обернем. Под Кенигсбергом на рассвете (именно так! - П.М.) мы будем ранены вдвоем, отбудем месяц в лазарете, и выживем, и в бой пойдем".

Если стихотворение это кому-то не покажется странным, пусть приглядится к дате: 1938-й!

Но идеология - это намерение. А реальность? Как быть с утверждением хозяйственников, что СССР мог быть готов к войне в лучшем случае не ранее зимы 1943 года?

А кто и когда начинал войну, будучи к ней вполне готов? Не было такого в истории. И Гитлер к войне готов не был. Это не помешало ему начать. Чего же требовать от Сталина?

Новоявленный просветитель г-н Резун-Суворов, задним числом проясняя прошлое для доверчивой публики сказками о превентивном ударе 6 июля (чуть-чуть опоздали, совсем немного!), в раже откровения сравнивает государства с бандитскими шайками, а их глав - с главарями. И вот один из них (Сталин) задумал гениальную комбинацию, которая должна похоронить все остальные банды: пусть они там, на Западе, довоюются до упаду, а мы их тогда сзади - - ррраз!..

Майору разведки невдомек, что гений и злодейство - "две вещи несовместные". Что цивилизация не сборище государств-шаек. Что тогда-то и шатается мир и готов пасть, когда к власти приходят бандиты с пещерным мировоззрением, а договорные принципы, заложенные в основу цивилизации, обманываются этими террористами от политики. Договоры с секретными приложениями за счет слабых - это попрание принципов, на которых держится мир. Это игра уголовников в карты на жизни честных граждан, тружеников своих стран, рабочих, крестьян и интеллигенции.

Впрочем, грозный июнь 1941-го для принятия решения не требовал нарушения морали. Не предосудительно опережение врага, явно изготовившегося к броску. И можно бы даже поверить намерению. В конце концов, зная, как часто переносились сроки всяческих свершений и пусков с более ранних на более поздние (а если директивно, то и наоборот), можно бы предположить, что, уверившись в серьезности германских намерений, Сталин готовит сверх-сверхсрочный превентивный удар.

Есть бумаги, нет бумаг, но где же удар? Не успел? Просчет? Опять? Поверх других просчетов и злодейств, затеянных лишь в интересах собственной шкуры? И просчет опять за счет народа? А ведь нигде не просчитывался, всюду успевал. Убивал бестрепетно, загодя. Там успевал, а здесь не успел? Единственный раз, когда действительно надо было?

Все, довольно лжи. Надо было не просчитаться. Надо было учитывать фактор времени, истраченного в ущерб безопасности страны на укрепление собственной безопасности. Надо было победить

Победили, правда. Но какой же ценой! А те, кто видит будущее России лишь цареподобной сатрапией, продолжают восхвалять мудрость уголовника-вождя и гадать о том, что было бы, если бы…

Мы не знаем, что было бы. Мы знаем - что было. Жуков, хоть и предлагал упреждающий удар, в конце жизни сказал, что было бы еще хуже. Год спустя, в разгар войны, попытка опережения изготовившегося к наступлению вермахта была осуществлена под Харьковом, где Сталин пожелал исправить ошибку 1941 года, ударить первым, перехватить инициативу в кампании 1942 года. Окончилось это приводом немцев на Кавказ и Волгу. И, конечно, ничего не было бы общего с картинкой, нарисованной бойким пером Резуна-Суворова. Уж не говоря о том, что утерян был бы праведный характер Великой Отечественной, который и стал в ярости народной главным фактором победы поверх "гениального" сталинского руководства и даже поверх подлинно обильной материальной помощи союзников.

Это теперь можно сравнивать позиции и находить их симметричными. Да и то, такое право имеем лишь мы. Потому что напали все же не мы. Напали на нас. Мы, народ, не ведали о намерениях вождей. Нас не то чтобы не спрашивали - от нас все скрывали. В одно прекрасное утро нас бомбили, и это оказалось для нас шоком, несмотря на предупреждения наших разведчиков, отдавших жизни за эти сведения. Потом нас оккупировали. Потом стали убивать - сперва комиссаров и евреев, затем лучших людей без различия, всех, кто не примирился с новым порядком и оказывал покровительство жертвам. Когда бы ни была написана "Священная война", в 1914-м ли или в 1941-м, она звучала из глубины наших душ и сотрясала нас. Она и теперь сжимает горло воспоминанием о тех, кто, меж двух огней, безвестно отдал свои жизни.

Если бы - не было. Было как было. Была война, какой не помнит история. Великая по размаху мужества и бесчеловечия. Отечественная война.

Вполне правдива версия подготовки Сталиным похода на обезглавленную Европу. Его подлинное намерение так прозрачно в территориальном рвачестве 1939-1940 г.г. В 1940-м это намерение могло быть осуществлено, момент был уникален. Голландия, Бельгия, Франция повергнуты и представляют беззащитные мишени. Убрать Германию, которой они принадлежат, - и они станут принадлежать любому. Плюс сама Германия. Что остается? Славянские Балканы? Италия, Испания, Португалия? Крохи!

Но Великобритания - о-о, это иное дело. Это враг упорный и неумолимый. Империя проигрывает сражения и выигрывает войны. Она пока нетронута, и гигантский ее военный потенциал еще и не начал разворачиваться. Не только колоний, но даже метрополии. Нет, надо ждать, если и не разгрома ее, то хотя бы ослабления такого, при каком выигрыш войны даст ему, Сталину, позицию, в которой условия мира продиктует он.

Мания властности…

Выбор времени для удара в спину всегда был предметом особой гордости Сталина. Он не приближался к противнику, не убедившись, что у того связаны руки. И что вообще он глядит в другую сторону. Как и Гитлер. И перед ним Сталин оплошал. Он так был уверен, что Германия провозится с Англией и Францией года три-четыре. Как в Первую мировую. Насидятся в окопах, наглотаются газов, обессилеют, брататься начнут… Тут я их, миляг, со своими мальчиками и накрою. Ничего что цыплята, толком ни летать, ни стрелять не научены, зато много их, энтузиасты, зато внезапно…

вернуться

[45]Даже эта вполне сталинская - хоть и недостаточно лживая - книга читателям доступна не была. Большая часть ее полумиллионного тиража была уничтожена. А то, что попало в руки мыслящей публике, вызывало так мало доверия, что осталось непрочитано. Тогдашнему интеллигентному читателю достаточно было узреть среди авторов имена Панкратовой или Тарле, чтобы перестать верить даже правде, которую эти авторы по мере сил и со всеми предосторожностями в видах собственной безопасности пытались все же высказать. Быть может, именно вдогонку этому капитальному труду о советской дипломатии был создан знаменитый документ холодной войны "Фальсификаторы истории". Кажется, теми же самыми авторами. Ведь, как уже замечено, чтобы фальсифицировать историю, ее надо хорошо знать…

32
{"b":"66046","o":1}