Одиннадцать тысяч уничтоженных Гитлером врагов нацизма никоим образом не должны противопоставляться миллионам сталинским жертв. Для обоих люди были материалом. Гитлер умерщвлял так же бестрепетно, но вдохновляясь иными критериями. Будучи весьма преувеличенного мнения о своих полководческих способностях, что и привело блицкриг к провалу, капрал все же понимал: не любого назначишь полководцем, не любого даже выучишь. И действовал осмотрительно.
Но Сталин не был и капралом. Выдвижение кадров в СССР, весь этот формальный анкетный подбор, говорит скорее об обратном. Вождю от исполнителей нужна была прежде всего личная преданность. Да и то по использовании знавшие слишком много подлежали уничтожению независимо от ранга. РККА не устраивала вождя именно в плане личной преданности, так как творцом ее (как и творцом Октябрьского переворота, как и творцом Брестского мира, и профсоюзов, и оживления железных дорог, и многих иных дел) был Троцкий. Одного этого Сталину хватало, чтобы ненавидеть армию и подозревать, что она состоит из ставленников Троцкого (кроме партизан Первой Конной.)
Гражданская война не обогатила Сталина военным опытом, но развратила еще больше вседозволенностью так называемой революционной законности. Уж это он постиг. С Царицина начинаются его комиссарские подвиги. Первые жертвы сталинских репрессий - царские офицеры на службе РККА. Он грузил их на баржи и топил в Волге. Грамотные военные мешали партизанщине. Сталина и Клима Ворошилова из Царицина пришлось убрать и восстанавливать положение отчаянными усилиями. Этого вождь никогда не забыл Троцкому и Склянскому[19].
Убыль кадров в Гражданскую войну вынудила прибегнуть к сталинскому комиссарству на Южном фронте, где он, при желании, мог бы выучиться хоть азам военного дела у полковника царской службы и будущего маршала Егорова. Но Егоров сильным характером не обладал, о сталинской практике в Царицыне, служа и там под началом Сталина, знал не понаслышке и, как офицер царской армии, попросту боялся этого монстра. В спорных случаях он оставлял Сталина перед лицом Троцкого, председателя РВС, а тот обладал достаточной властью, чтобы заставить выполнять свои приказы.
Последний класс своей военной церковно-приходской школы Сталин прошел в Первой Конной, где самодурство его расцвело до степени неподчинения приказам по фронту и споспешествовало (чтобы не сказать больше) провалу наступления на Варшаву. Сталинский дилетантизм органично вписывался в партизанщину слесаря Ворошилова и едва грамотного вахмистра Буденного. О Буденном же Жуков написал, что он
"…умел разговаривать с бойцами и командирами. Конечно, занятий, учений или штабных игр с личным составом он сам не проводил. (Конечно! Каково? - П.М.) Но ему этого в вину никто не ставил".
Сколько здесь всего, в этой фразе… Особенно, если учесть, что написана она еще при жизни заслуженного коневода (кстати, пережившего Жукова). А ведь речь идет о том, кто стал маршалом в обгон не ставших маршалами Уборевиче и Якире, Вацетисе и Каменеве (двое последних были главнокомандующими в Гражданской войне).
К Буденному вернемся, когда начнутся кровавые игры Отечественной войны. Маршал, не способный провести штабной игры, назначен был руководить стратегическими направлениями - Юго-Западным (и, особенно, Резервным фронтом) в 1941-м и Южным в 1942-м, неизменно с гибельными результатами.
Пока обратимся к присвоению первых маршальских званий. Почему именно Ворошилов-Буденный-Тухачевский-Егоров-Блюхер?
Но сперва все же надо хоть кратко напомнить о методах и этапах восхождения Сталина.
***
В отличие от Сталина-интригана, Сталин-политик ничего выдающегося из себя не представлял. Это показано было еще Эрнстом Генри (псевдоним журналиста С.Н.Ростовского, писавшего на международные темы). После публикации книги Эренбурга "Люди, годы, жизнь" сделалась, как говорили романисты прошлого, неловкая пауза: все ждали обещанных Эренбургом откровений о Сталине. Или, как минимум, оценки сталинской деятельности. Эренбург с его громадным талантом публициста мог попытаться это сделать. Он даже из единичных разговоров выжимал в своих "Годах" гораздые результаты.
Эренбург этого не сделал. Обошелся общими фразами. Не мудрено. После осуждения культа личности на 20-м и 22-м съездах начался откат, и затрагивать эту тему стало боязно тому, кто желал опубликовать итоговую книгу своей жизни.
Тогда оценку Сталину, как мог, дал Эрнст Генри. В "Открытом письме", широко разошедшемся в Самиздате, он упрекнул Эренбурга в уклонении от темы и перечислил девять известных просчетов Сталина-политика, любого из которых в демократической стране было бы довольно, чтобы допустивший их деятель навсегда сошел со сцены. В частности, существенно то, что именно его усилиями Гитлер пришел к власти, так как Сталин, определив германских социал-демократов в "социал-фашисты", запретил коммунистам любое сотрудничество с ними. Так-то Гитлер и получил большинство при голосовании, а там, не медля, уничтожил и тех, и других..
Здесь не место говорить о других просчетах Сталина. С точки зрения достижения своих целей, просчетов он и не допустил, так как никаких целей не преследовал, кроме одной: оседлания страны и укрепления режима личной деспотии. Великий Сталин - это им самим созданный кровавый миф. Великий полководец, великий государственный деятель, корифей наук… Смешно.
Но великий интриган Джугашвили - это правда и это совсем нэ смешно. Интриган взобрался на вершину государственной власти и получил возможность действовать там по-азиатски в масштабах, неведомых европейской истории. Восточная непроницаемость и вкус к коварству в сочетании с широчайшим социальным движением дали уникальный по уродству сплав. Все, что Сталин ни делал, он делал для создания образа вождя. В потребностях был скромен, в средствах неразборчив. Надо выдвинуться - что ж, и мокрое дело годится. Восхождение начал с убийства инкассаторов не из корысти. Утолением нужд вечно пустой партийной кассы обратил на себя внимание руководства социал-демократов, чего и добивался.
Введенный в ЦК, он переключается на дело опасное, но не чреватое опасностью для жизни - издание нелегальной газеты. (Он же и выдал охранке эту великолепно упрятанную типографию).
Не останавливаясь на всех этапах его восхождения, отметим лишь партийную кличку, ее он, известный дотоле под разными именами, закрепил не ранее того, как уверовал в Ленина. Именно Ленин, понял он звериным своим чутьем, а не Плеханов, не Мартов, не Аксельрод станет лидером партии у власти. Джугашвили исчез, явился Сталин, верный ученик, несгибаемый ленинец, вилявший незаметно и лишь на очень уж опасных виражах, вроде вопросов о вооруженном захвате власти или о "похабном" Брестском мире, когда сам Ленин на время оставался в меньшинстве.
Нетрудно представить ухмылки и ядовитые реплики в кулуарах съездов и конференций по поводу созвучия имен учителя и ученика. Но учителю было не до того, а ученик был низколобый уголовник. Он уже назначил себя в наследники и не забывал обид, он их складировал - до поры. Власть потому ему и досталась, что несравненно более интеллектуальные соперники в борьбе за власть его и в расчет не принимали. Им и в голову не приходило, что он ими манипулирует. Полагали, что он за них цепляется, чтобы хоть в секретариате ЦК удержаться. А секретариат - это что? Клерки, машинистки. Сталин -начальник секретарей, архивариус партии.
Архивариус варил свою архикашу и превращал секретариат в Секретариат, в грозный орган власти.
Потом он принес клятву на похоронах Ленина. Как отнеслись к этому другие? Да так, спокойно. Ритуал. Красивые слова, они привыкли к красивостям, сами грешили. Таков уж революционный стиль. "Клянемся тебе, товарищ Ленин…" Не говорил ведь - клянусь, говорил - клянемся… Зато народ успокоил: перемен больше не будет.
Ленин - Сталин. Попугайное созвучие, но уголовник не рассчитывал на интеллектуалов, он целил в массу. И попал. Ленин - Сталин. Он хотел, чтобы сталь звучала в имени Ленина. Ленин умер. Сталин - это Ленин сегодня. И Ленин крови не чурался, но власть взял не для самовозвеличивания. И удерживать ее так, как делал Сталин, вряд ли стал бы. Власть была для него инструмент политики, в которой он и впрямь был гений, и сравнивать его со Сталиным нелепо.
