7 ноября 1903 года в Баку провалилась подпольная типография. Именно об этом свидетельствует листовка.

Но какая же это типография? Где она была расположена, что печатала, кто в ней работал? И уже воображение рисовало картину. Темная южная ночь. Город спит под охраной пылающих нефтяных факелов. Темно в домах. Пронзительный свисток жандарма, топот, выстрелы, крики.

Сколько таких или похожих эпизодов мы видели на экранах кино, читали в романах!

Но листовка скупо говорит только о том, что существовала типография, существовала нелегально и, по всей вероятности, наделала полиции много хлопот. Вот и все. И никаких картин, никакой фантазии.

А много ли подпольных типографий было в Баку в начале XX столетия? И обо всех ли нам известно ныне, полвека спустя?

Конечно, они были. Но знаменитая «Нина» была так блестяще законспирирована, что невольно взоры историков тянулись к ней. Какие же еще?

Этот вопрос поставил перед собой в конце 40-х годов молодой исследователь А. Гулиев. И поставил только потому, что, работая в архиве, он наткнулся на эту листовку. Сразу подумал о «Нине», но она в то время преспокойно работала, и, значит, нужно искать другую.

Поиск начался. Поиск в архиве, поиск документов. Гулиеву для его диссертации об июльской бакинской стачке 1903 года сведения о неизвестной типографии были не столь уж и необходимы, но настоящий исследователь (ныне А. Гулиев — доктор исторических наук, профессор) не может пройти мимо документа, сулящего разрешение пусть небольшой, но все же исторической загадки.

Конечно, можно было сразу сказать, куда Гулиев «направит свои стопы». Конечно же, к материалам фонда охранного отделения. К всевозможным филерским донесениям, рапортам по начальству, полицейским обзорам, описям документов, изъятых при арестах. И вот, наконец, опись документов, изъятых при аресте подпольной типографии 7/XI 1903 года.

Опись ничего нового не рассказала, кроме того, что типография была расположена «в крепостной части города».

И все же это была ниточка. Она натолкнула Гулиева на просмотр мемуаров. В книге «Двадцать пять лет Бакинской организации большевиков» он нашел записки Аршака Хачиева. Хачиев в 1903 году работал в подпольной типографии. И нет сомнения, в той самой, искомой. Теперь Гулиев отправился в пеший поход по крепостному району Баку. Невелик этот район, но очень запутан. А потом многие старые дома уже заменены новыми. Где, в каком из оставшихся искать стариков, которые могли бы быть очевидцами событий почти полустолетней давности? Прогулки были поучительными, интересными, но Гулиева ждали дела.

Зимой 1950 года Гулиев приехал в Тбилиси, чтобы начать сбор архивных материалов, теперь уже для докторской диссертации. Но если исследователь искал следы загадочной типографии, то, как говорится, «призрак» типографии искал его. В Центральном государственном историческом архиве Грузии Гулиев вновь и совершенно неожиданно наткнулся на документы таинственной бакинской типографии.

На сей раз это был уже обвинительный акт по делу того же А. Хачиева и С. Гуревича.

И хотя это было и не все дело, а только его часть, Гулиев узнал об изданиях, которые выпускала типография, познакомился со списком неизданных рукописей, прочел изложение прокламаций и листовок, отпечатанных обвиняемыми. Даже имя владельца дома, где помещалась типография, стало известно пытливому исследователю. Имя его — Мешади Абдул Салам Мешади Орудж оглы.

Теперь уже Гулиев считал своим долгом довести поиск до конца. И вновь Баку, крепостной район. Ученый собирает сведения о всех стариках, которые проживали в крепостном районе Баку в 1903 году и могли бы помнить владельца дома, где помещалась типография.

И вскоре усилия Гулиева увенчались успехом. Он нашел очевидцев ареста типографии. Они показали ему небольшой домик, рассказали, как в 1903 году он был оцеплен полицией, а из дома выносили какие-то ящики, выволокли станок.

Любопытным жителям соседних домов объяснили, что полиция накрыла логово фальшивомонетчиков.

Поиск закончен. Можно опубликовать интересную статью. И снова Гулиева отвлекли другие дела.

И только через десять лет профессор вернулся к своей находке. И оказалось, что архивы куда надежнее хранят документы, чем исследователи. Записи, наброски статьи исчезли. Не мог Гулиев вспомнить и дома и улицы, где помещалась типография. Умерли и старики, рассказавшие в свое время об аресте подпольщиков.

Что же, ужели все начинать сначала? И стоит ли «открытие» новых усилий, нового поиска? Не махнуть ли рукой или поручить кому-либо из учеников?

Нет, Гулиев начал все сначала, только немного изменил направление поискав. Он стал разыскивать полицейское дело об этой типографии, а заодно кого-либо из родственников владельца дома, где она помещалась.

И вот недавно стало известно, что профессор Гулиев познакомился с внучкой Мешади Абдул Салам — Рену Бабаевой. Внучка привела его к дому на углу Замковой улицы и 8-го Малого Крепостного переулка. В этом крохотном домике умещался станок системы «Гутенберг», на котором можно было сделать 200 оттисков в час. Были здесь две стойки с кассами, 15 пудов шрифта, 3 реала.

Маленькая подпольная типография сумела отпечатать 45 листовок тиражом в 65 тысяч, несколько ленинских брошюр, воззвания большевиков.

Это была еще одна подпольная большевистская типография в Баку. Еще один вклад в огромную летопись революционной борьбы пролетариата России сделал профессор Гулиев благодаря архивам.

9 февраля 1923 года при правительстве СССР был создан Совет по гражданской авиации, а летом того же года была открыта первая воздушная трасса: Москва — Нижний Новгород.

9 февраля стало днем Гражданского воздушного флота. И в этот день многие, кто уже привык ездить в командировки и в отпуск не поездом, а лететь самолетом, забывают о том, как молода авиация, забывают об ее трудном и часто трагическом детстве.

Россинский, Нестеров, Курочкин — они вошли в историю русской авиации не просто как живые люди, а сразу как живые легенды. Но ведь они были не одиноки.

Авиация была «модой», авиация увлекала любителей острых ощущений. Но первые авиаторы русские не хотели быть воздушными акробатами на потеху ревущей внизу толпе. Они видели будущее своих крыльев, они тянулись к нему.

В Центральном государственном архиве Узбекистана уже около пятидесяти лет хранится небольшая, всего в 12 листов, зеленая книжечка.

Она озаглавлена: «„Устав Туркестанского общества воздухоплавания“, Ташкент, Электротипография штаба туркестанского военного округа, 1912 год».

Далекое Туркестанское генерал-губернаторство. Куда ни глянешь — природные аэродромы. И небо чистое, синее-синее, ни облачка. Здесь не страшны туманы, здесь грозы и ливни желанные, но редкие гости. Здесь раздолье авиаторам.

И это понимали учредители Туркестанского общества воздухоплавания. Они хотели штурмовать туркестанское небо, они мечтали о создании платной школы летчиков для нужд армии.

И казалось, все благоприятствует порыву энтузиастов. Там же в архиве лежат старые, пожелтевшие газеты — «Туркестанские ведомости».

Откройте их страницы на числах, когда осенью 1910 года проводилась авиационная неделя.

На штурм туркестанского неба явился итальянский гастролер Кампо-Сцилло. С каким восторгом, взахлеб повествует газета о «чудесах», вытворяемых в небе итальянской «этажеркой»!

Ташкентский ипподром забыл о скачках, ташкентские бильярдные пусты: на ипподроме гастролируют знаменитые русские — Михайлов и Сегдов. О, они летают не хуже итальянца!

Вот, используя этот энтузиазм, и решили серьезные люди открыть школу. Но два года попыток были безуспешны, и только в 1912 году, наконец, отпечатали устав Общества воздухоплавания.

Первым летчиком, научившимся летать, в Туркестане был Малинников. Он был смел. Он не боялся аварий, которые часто терпел его аэроплан. И он погиб. В ноябре 1912 года чуть было не погиб и другой летчик туркестанец, В. Шидловский. На высоте 70 метров у него лопнул совсем новый пропеллер.