Ответ он конечно же знал наперед, слишком все понятно. Рассказать им про джут и про то, что будет дальше? Про голодную смерть и тяжелую затяжную зиму? К чему? Они знают про это не меньше него, но все равно останутся глухи, предпочитая мутной неизвестности привычную размеренную жизнь в ауле, пусть и более трудную. Они найдут тысячи оправданий своему страху. Но страх слеп.

Народ затих. Все опустили взгляды, деликатно покашливая и отмалчиваясь.

– Ой-бай, Корке! Не ругайся на нас, не думай ничего плохого! Зачем уходить? Зачем? Это наша земля, наша! – запричитала Сания, нарушив застоявшуюся тишину. – Мы здесь родились.

– Здесь и умрем! – не подумав добавил кто-то из толпы.

И сразу, как только было произнесено про смерть, все вновь поутихли. Неловкая пауза затянулась.

Корке еще раз внимательно оглядел всех, всмотрелся в серые уставшие лица, такие знакомые, родные, но теперь словно ставшие чужими, вновь подтвердив свою догадку – степняки никуда не уйдут. Кочевники, те кто в былые времена не засиживался долго на одном месте, нынче изменили самим себе, и останутся помирать здесь, словно пустив корни. В чем-то он даже понимал их, этих простых работяг, детей степи, на чью долю выпали столь сложные времена, поэтому ни обиды, ни зла не держал на них.

Ничего Корке им не сказал на прощанье, просто махнул рукой и ушел. Собрал на рассвете скудные пожитки, уместившиеся в одну заплечную сумку, и ушел на север,

«Это ничего, – сквозь горечь думал он. – Ничего. Пойду к тионцам, научусь строить зимние дома, узнаю все секреты и вернусь, обязательно вернусь, чтобы поделиться знаниями с людьми».

Но ветер сипло рассмеялся ему в ответ. «Не вернёшься. К чему живому возвращаться туда, где живых уже нет?»

Корке теплее укутал лицо в шарф и ускорил шаг, так и не найдя что ответить. Увязая по колено в снегу, пошел прочь.

До урочища Волчья Грива идти всего ничего – день пути. За ним открывается Великая Степь. Если преодолеть ее, то выйдешь к тионцам. Но и в летние дни пройти Степь было почти невыполнимой задачей, чего уж говорить о зиме.

Корке вздохнул. Не хотелось сейчас об это думать. Вообще ни о чем не хотел думать. Слишком горько было внутри.

Без того серое небо вдруг в один миг затянуло свинцовыми, полными снега, облаками, воздух стал кристально прозрачным, промерзая спускающимся с неба холодом.

Корке вовремя успел среагировать. Быстро отыскал под холмом в низине сугроб побольше, зарылся в него с головой, плечами и спиной обжал стены своего укрытия, одновременно расширяя их и уплотняя. Вход как следует заложил кусками прессованного снега, оставив лишь небольшую дырочку для поступления воздуха – чтобы не задохнуться. Едва успел управиться, как снаружи завыло.

Дикий рев убитой горем волчицы разнесся по округе, заставляя старика невольно сжаться в комок. Конечно же это ни какая не волчица, это метель, смертоносная, убивающая все живое на своем пути. Корке это хорошо знал – еще свежо было воспоминание как вьюга в два счета превратила не успевшего укрыться жеребенка в мерзлый похожий на кожаный мешок труп. Ей хватило трех минут. А сколько ей понадобиться времени чтобы превратить его, человека, в сосульку?

Стало заметно холоднее. Корке растер закоченевшие руки, достал из рюкзака несколько промасленных лучин. Разжигать не торопился – не много толку будет от них. С маленького огонька ни согреться, ни воды вскипятить. Запалить бы костерок. Вот это было бы хорошо.

Корке начал долбить толстую ледяную корку под ногами. Там, под ней, если повезет, могут оказаться ветки или, если уж совсем удача решит побаловать его, карагач.

Повезло. Под толстым слоем промерзшего спрессованного снега обнаружился сухой куст можжевельника. Немного, но переждать вьюгу хватит.

Старик наломал веточек, теми, что были влажные, устелил землю, сверху воткнул лучину, вокруг на подобии шалаша сложил палочки.

Костерок получился маленький, но хватит и его. Лучина горела ровным маслянистым и каким-то ленивым пламенем. Отсыревшие ветки вокруг нее по-змеиному шипели, не желая разгораться.

В железную кружку Корке напрессовал снега и начал греть на огне. Пока кипятил воду немного согрелся. Долго сомневался, прежде чем бросить в кипяток заварку – прошлогодний травяной сбор. Уж слишком дефицитная вещь по нынешним меркам. Но в итоге все же выделил для себя крохотную горсточку, только чтобы затемнить воду.

Пустой чай из снега оказался не самым изысканным угощением, но даже такой сейчас пошел с удовольствием, отогрел промерзшее тело, немного взбодрил. Стало хорошо.

Корке сидел на заплечном мешке, шумно швыркал из кружки чай, время от времени подогревая его на огоньке и думал. О дальнейших планах, о том, как скоро еще до урочища Волчья Грива, где всегда имеются хоть и скудные, но все же запасы провизии. Думал, о чем угодно, но запретил возвращаться памятью в прошлый день – слишком горяча еще была голова, трезво рассудить случившееся пока не получится. Вот улягутся эмоции, придет спокойствие мысли, тогда и стоит обдумать это. А пока – только вперед, ни шагу назад.

Утром его разбудил хозяин ночлежки.

– Время вышло, – произнес он каким-то замогильным глухим голосом.

– Что? – растеряно спросонья спросил Ардус.

– Ваше время вышло, – повторил тот, указывая на окно, за которым начало только-только начало подниматься солнце. – Вы брали комнату на три веретена¹. Ваше время вышло.

Парень потянулся, прислушался к звукам, доносившимся со двора. Глухо брехала собака, лениво кудахтали куры, сопел похрюкивая поросенок. Ардус мгновение размышлял – не доплатить ли еще, чтобы вздремнуть чуток? Вставать так не хотелось. Но потом, взвесив все «за» и «против», отказался от столь заманчивой идеи.

«Деньги любят бережливых» – любимая присказка отца. В данный момент она была как никогда актуальна.

– Хорошо. Уже ухожу.

Пока Ардус собирал свои вещи, хозяин ночлежки, не отрывая взгляда, и даже, казалось, не мигая, следил за ним. Блеклые глаза не выражали никаких эмоций, а сам хозяин, если бы не его хриплое с присвистом дыхание, мог запросто сойти за каменное изваяние. Пытаясь скрыть заполнить тишину, парень робко спросил:

– Извините, вы не подскажите, где здесь можно найти конюшню? Мне нужно добраться до Амальтара, чтобы…

Хозяин шумно втянул воздух ноздрями, словно собираясь как следует чихнуть, тем же гробовым голосом произнес:

– В двух кварталах выше есть почтовая станция. Раз в неделю оттуда отправляется экипаж. Как раз сегодня день отправки. Если поспешите, то можете успеть.

Без лишних слов парень схватил сумку, поблагодарил хозяина и выбежал на улицу.

В утренние часы Заррия представляла собой не такое страшное место, как ему показалось вначале знакомства с городком. С противоположной улицы шли две доярки с кувшинами молока, пели веселую песенку. Завидев его, переглянулись друг с другом и рассмеялись, стеснительно пряча взгляды. Ардус неуверенно помахал им в ответ, от чего те вновь прыснули от смеха. И чего он так ругался и проклинал это селение вчера? Воплне себе нормальный.

Почтовая станция представляла из себя выкрашенный в черное деревянный дом с огромной табличкой, на которой на непонятном диалекте было что-то нацарапано. Возле строения крутился худощавый больного вида мужичок, таская огромные тюки и укладывая их на повозку, при этом ругаясь так затейливо и необычно, что парень невольно заслушался.

– Чего тебе? – в лоб спросил мужичок, заприметив стоящего.

– Простите за беспокойство… – Ардус подошел ближе, деликатно кашлянул: – Просто я хотел…

– Табачком не богат?

– А? Нет, я не курю.

– Иди тогда куда шел, мальчик, некогда мне тут попусту разговоры вести. Выезжать уже надо, а почта не загружена. Сколько раз говорил им, крысам тыловым, готовьте все с вечера. Нет, растуды их, все на последний момент откладывают! А честные люди потом страдают. Праздник, видите ли, у них! Мордоширокие кишконабиватели! А мне, может, тоже праздника охота! Но я же не напиваюсь по любому поводу! И не потому, что денег нет! Просто держу себя в руках. Дело должно быть на первом месте. Правильно я говорю?