Девочка в свою очередь тоже оглядела старика колючим пытливым взором, особо пристально всматриваясь в лицо.

– Назови себя, – скомандовала она, продолжая держать меч у самого горла старика.

«А заточено знатно, – отметил про себя Корке, отклоняясь назад. – Опытный мастер заточку делал».

– Меня зовут Корке, – ответил старик. – А тебя?

Девочка не ответила, продолжая пристально изучать свою жертву.

– Может все-таки скажешь зачем хочешь убить меня? Коль не убила сразу, значит есть что сказать. Так ведь?

Девочка прищурила глаза, словно над чем-то размышляя. Чеканя слова, произнесла:

– Тринадцать лет назад, село Дэбуриан. Тебе это о чем-то говорит?

Старик кивнул:

– Да, говорит. В то время наш аул вел войну с жителями этого села. Мы ее выиграли.

– Вы убили почти всех жителей! – прошипела девочка.

– Не мы первыми начали эту бойню. Мы лишь защищали свои земли, на которые они посягнули.

– Это уже не имеет значения, – ни один мускул не дрогнул на ее лице, вся она словно мраморная статуя недвижимо стояла на ветру. – В той битве ты надругался над одной женщиной. Над моей матерью. В результате на свет появилась я. Мать так и не смогла оправиться от позора и сошла с ума.

Девочка перехватила меч двумя руками, как палач занесла над головой старика чтобы сделать роковой удар.

– Корке, ты, смердящий пес, я пришла совершить месть, о которой мечтала всю свою жизнь. Молись, ибо это твой последний день.

Что-то происходило в сумраке его безвременья, на самой периферии восприятия. Какое-то движение неведомых теней, разглядеть которые не было никакой возможности. Да он и не пытался. Просто ощущал их присутствие и молчал, не в силах что-либо сказать, парализованный, придавленный циклопическим массивом ужаса.

Тени издавали звуки. Говорили с ним. Так ему казалось. И в этом неразборчивом гомоне было какое-то одобрительное согласие, звериное, кровожадное, какое возникает всегда среди толпы, где-то в самом её центре, когда казнят разбойников или насмерть дерутся бойцы в круге арены. Бесформенная серая масса – трепыхающийся клубок чего-то отвратительного, пугающего, наводящего первобытный страх, – пронеслась над головой и растворилась в небытие. Темная громада неба, усеянная ярко светящимися точками, с оглушительным грохотом разорвалась, приводя его в сознание.

Ардус открыл глаза.

Боль начала приливать сразу, пульсирующими обжигающими волнами. Заломило руку, потом обручем сдавило голову. Скрутило живот, Ардус едва успел повернуться на бок, как его в спазме вырвало. Тело бил озноб, то ли от страха, то ли от холода.

Давно стемнело. Вдали, у самого горизонта, громыхало и сверкали молнии. Здесь же, в низине, дождя еще не было, но уже четко ощущался предгрозовой запах. Подул холодный ветер, принося с собой звуки ночи. Волки. Они находились неподалеку. Запах крови привлек зверье. И теперь оставалось только делом времени – найти по четкому следу добычу, выяснить не угрожает ли опасность и всласть вкусить знатного ужина, устроить пиршество.

Ардус с трудом встал. Стараясь не смотреть на два трупа, лежащих неподалеку, подошёл к лошади. Она нервничала, рыла копытом землю, фыркала, тоже чуя волков. Парень похлопал её по крупу, пытаясь успокоить.

– Тише, тише, – прошептал он не своим голосом. Во рту все пересохло, а губы потрескались, от чего каждое слово давалось неприятной болью.

Надо немедленно убираться из этих гиблых мест. Иначе и ему суждено будет сгинуть тут. От зверья в таком состоянии ему не отбиться. Но если гнать без оглядки, то шанс на спасение есть.

Ардус попытался вскочить на лошадь, но быстро понял, что из этой затеи не выйдет ничего толкового. Сил не оставалось. Поэтому он просто завалился в обоз, взял узды и припустил кобылу. Та резво помчала вперед, по кривой дороге. Телегу затрясло так, что из дыры, оставленной оружием головореза, полетел почтовый мешок.

– Давай! Давай, родимая! – шептал Ардус, уже и не понимая, чего он больше боится – волоков или убитых им людей. Перед глазами еще отчетливо стояла картина удивлённого лица толстяка, из шеи которого хлещет кровь. Бледная маска начала растворяться и сквозь нее проступало другая – худое изможденное лицо старика. Куцый смотрел на Ардуса тяжелым не переносимым взглядом и превращался в череп. Наваждение не проходило, и парень начал подумывать о том, что сошел с ума.

Как же он в таком виде явится в Академию? Если у него заподозрят безумие, то непременно сдадут в лечебницу. А об учебе можно будет забыть раз и навсегда. У сумасшедших одна дорога – мозговое иссечение и отправка на стирочные работы – других им после такой процедуры уже доверять нельзя.

Ардус со всей силы тряхнул головой, словно пытаясь вышвырнуть оттуда дурные мысли. Начал молиться, от волнения через раз забывая и путая слова.

На каждом ухабе обоз подбрасывало. Услышав совсем близко, за спиной, голодный скулящий вой волков, парент поддал лошаденке еще. В ночи, освещаемой лишь только блеклой луной, было не разобрать дороги. Но вскоре и луна скрылась за черную дождевую тучу и в мире воцарился мрак.

Ударил раскатистый гром, и в тот же миг стеной пошел холодный дождь. Он бил в парусину телеги, сквозь огромный прорез проникал внутрь, словно пытаясь добраться до парнишки, схватить его и утащить во мрак. Ардус какое-то время укрывался от дождя, кутаясь в одежды, но понял, что это бесполезно и сдался, уже не прячась от хлестких тяжелых капель.

Вода стекала по лицу, ручейками облизывала потное измученное тело. И от этого холода становилось легче. Ардус глубоко вздохнул, чувствуя, как мысли успокаиваться, начинают приходить в порядок. Разум остыл, погасив раскалившиеся эмоции. Парень выглянул наружу, подставляя лицо дождю. Да, так действительно лучше. И никакого самобичевания, и угрызения. Ни в чем не виноват. Поступил так, как и положено. Самозащита. А бандиту наказание за его грехи.

Вновь невольно всплыл в памяти лик старика, но парень с силой тряхнул головой, выкрикнул в черное небо что-то нечленораздельное и мираж исчез.

С каждым мгновением повозка уходила прочь от того места, где случилось то, о чем парень раньше не мог помыслить даже в самых дурных снах. Ночь надежно прятала своих покойников, скрывая страшную тайну. А Ардус мчал вперед, как ему казалось туда, где он начнет все с чистого листа, заново. Но не понимал одного – он все глубже погружался во мрак, с каждым шагов все дальше сбиваясь с пути.

К утру дождь закончился. Лошадь, измотанная за ночь, остановилась возле деревца пощипать травы и отдохнуть. Ардус не стал клять кобылу, задремал и сам, мертвецки устав. Проспал до самого обеда и проснулся лишь из-за того, что захотел есть. От голода в тугой узел стянуло живот. Все, что было, отошло на второй план, оставляя место только одному инстинкту – утолить голод.

Ардус нашел среди перемешавшихся и растрепанных сумок свою, достал оттуда кусок хлеба, за время дождя вымокшего, превратившегося в раскисший кусок теста, и тут же его съел под довольное урчание желудка.

Хлеба оказалось мало и наесться им не получилось. Пришлось искать еду среди сумок почтальона. Но ничего кроме писем, бумаг и поношенных вещей там не обнаружилось. Разминая затекшие конечности, парень спрыгнул с обоза, осмотрелся. Местность была ему не знакома. Сплошная равнина, да небольшие островки деревьев. Ни намека на город или деревушку. Но судя по наезженной широкой дороге не такое уж и покинутое место. Если ехать и дальше по тракту, то непременно должен повстречаться перевалочный пункт или почтовая станция. А там можно и поесть, и спросить, где он находиться, и уточнить дорогу на Амальтар.

– Главное, чтобы этот населенный пункт не оказался подобием Заррии, – вслух сказал Ардус и рассмеялся, громко, звонко, откинув голову назад. Лошадь с некоторым недоверием посмотрела на странного человека и вновь продолжила щипать траву.