Парень стал приносить цветы каждый день. Причем выбирал такое время, словно специально хотел позлить Дашу. То застанет ее, когда она принимает душ, либо когда у нее ужасные головные боли, либо вот как сейчас, с утра пораньше.

– Почти девять утра! – он улыбался. В его глазах горели радостные огоньки. Даша была готова поклясться, что он безумен, или страдает маниакальным расстройством.

– А какой сегодня день недели? – раздраженно просила девушка.

– Воскресенье, – бойко ответил паренек и протянул корзинку с орхидеями ближе к Даше.

– Вот именно, что сегодня воскресенье. Единственный выходной. И я хочу выспаться! Не надо приносить мне цветы каждый день. Леша я не люблю орхидеи. Они противно пахнут.

Девушка подумала, что ее горе-ухажер все поймет, извиниться, развернётся и уйдет. Она даже была согласна на то, чтобы он послал ее пару раз. Но, увы, вместо этого она увидела в его глазах ещё больший азарт.

– Нет, я не люблю розы, – не дав сказать, продолжила Даша. – И тюльпаны тоже. Хотя ты их сейчас нигде не купишь все равно.

– А что тогда тебе принести? Скажи, я все сделаю!

Горько вздохнув, девушка закрыла дверь прямо перед его носом. Просто взяла и захлопнула. Не в первой.

Половицы снова заскрипели. Противно, вымученно.

Осень была теплой. Даше даже не верилось. В Англии вечно шли дожди. А здесь светило солнце. Но как только календарь сменился на ноябрь, на город напал лютый холод.

Особенно по ночам. Даша замерзала. Не спасало даже теплое одеяло, которое она по детской привычке подтыкала со всем сторон. Словно конвертик.

– Ты как ленивый голубец там, – увидев творение внучки, засмеялась Таисия Петровна.

Даша всегда так делала. Ей было так спокойно.

Сон улетучился. Как ее бесит Леша. Что он приклеился к ней. Она ведь даже повода не давала. И не в ее вкусе он был. Ну, умный, ну, симпатичный, ну, спортивный. Но внутри-то у него пусто. Там ничего у него нет.

А Даше это никогда не нравилось. Ее привлекал внутренний мир. Нет, конечно, все любят красивую обертку, но начинка занимает всегда лидирующую позицию.

Взяла с тумбочки телефон. Проверила почту – ничего нового. «Вконтакте» тоже молчал. Новостей никаких. Скучно.

Зато вот «Инстаграмм» бомбил новостями. Фотография с выставки разлетелась по всем студентам университета. Круто! Популярность!

Даша засмеялась. Она до сих пор прокручивала в голове тот момент. А он, и правда, симпатичный.

Кто-то отметил его страничку. Интересно!

Даша, не раздумывая, перешла по ссылке. Но облом! Профиль был закрыт. Зато теперь она знает, как его зовут.

Владислав Мурашов.

Влад люто ненавидел воскресенье. Каждой фиброй своей души был против этого дня недели. И если можно было бы организовать митинг за отмену воскресенья, он бы с радостью поучаствовал в нем.

Просто в этот день недели ему было необходимо приходить на воскресный обед. Традиция! Мать ее! Взять бы ее, смять посильнее и засунуть куда-нибудь поглубже.

В комнате пахло ванилью. Парень с детства не любил этот аромат. Сладкий, слегка приторный, от него тошнило, хотелось блевать так, чтобы все легкие наружу, чтобы сердце на куски. Руки дрожали. Чертовы предатели! Всегда выдают его волнение. Хотя, что волноваться то! Ведь Влад пришел домой, к родителям на обед, обычный, традиционный, воскресный обед. Ничего страшного, пугающего, что могло бы заставить руки трястись, а тело скручиваться напополам. Просто обед!

Да кого он пытается обмануть! Мурашов боялся этих обедов больше, чем хороших, добротных ужастиков. Никакие кровавые сцены не сравняться обедом в этом доме.

Владу было душно. Белая, выглаженная сорочка противно липла к телу. Брюки жали. Да и обстановка давила. Словно его загнали в тиски, и кто-то неведомый крутит, сильно сжимая ребра, не давая вздохнуть. Казалось, что стены смыкаются, вгоняя его в коробку, из которого только один выход – на тот свет.

От подобных мыслей хотелось засмеяться. Громко. С такими истерическими нотками, которые обычно одолевают людей на грани срыва.

Гостиная было слишком просторной. В ней легко можно было потеряться. Интерьер состоял сплошь из предметов белого цвета: белый кожаный диван, белый телевизор, даже рамки с фотографиями и то были белыми. Просто жители этого дома пытались закрасить черные пятна своей душу белой обстановкой. Наивные!

Наконец-то, накрыли на стол. Владу никогда не разрешали помогать: ни в детстве, ни сейчас. Это было одним из правил этого дома: мужчинам вход на кухню строго запрещен. И ввела его сама мама Влада.

Ольга Мурашова была из тех женщин, которой не нужны были бриллианты, золото и машины. Она брала все сама. Не спрашивала разрешения, просто захотела – значит получила. Никто не сопротивлялся, всем хотелось еще пожить.

Женщина была властной. Нет, не так! Женщина была госпожой той вселенной, что окружала ее каждый день: дом – работа – дом. Нет, конечно, были еще встречи с друзьями, которые, кстати, в большей степени, на нее работали. Они боялись Ольга. Владу иногда казалось, что дружбы как таковой не было. Просто никто не хотел терять работу, а его мама знала это, поэтому и распоряжалось чужими жизнями.

Пользовательские отношения были повсюду, что дико раздражало Мурашова. Мама вечно была в курсе любых событий, что происходили в жизни ее детей. Будь это разбитая коленка, когда Влад упал на уроке физкультуры в шестом классе, или непрочитанная книга, которую младшая дочь просто не осилила. Стукачи и информаторы были вокруг. Везде!

Даже сейчас Влад слонялся по дому и не понимал, чем ему заняться. Помощь его не требуется, в доме, куда не загляни, чем бы ни поинтересуйся, обо всем сразу же доложат его матери. А потом отбивайся от нападок и излишних вопросов. Чертовски трудно жить в этой семье!

Мурашов старший был хорошим человеком. Улыбка не сползала с его губ, зеленые глаза вечно смеялись, но только когда по близости не было его супруги. Одно упоминание о ней, словно по взмаху волшебной палочки, делало из доброго мужчины, сурового и черствого, как сухарь, бизнесмена, который просчитывает каждый шаг на перед, прежде, чем сказать слово.

Андрею, отцу Влада, всегда не хватало собственного мнения. Он шел на поводу у жены. Словно собака, которую посадили на цепь и выпускали гулять на поводке. Знаете, у вас как бы и есть собственные ноги, но идти вы можете только за своим поводырем. Шаг вправо, шаг влево и, возможно, расстрел.

Скорее всего, Андрей и отстаивал свое мнение когда-то давно, но со временем он сломался под властью супруги. И так бы Влад не пытался оправдать своего отца, он в глубине души понимал, что его родители два сапога пара: властные, жестокие и бездушные.

У парня продолжали трястись руки. Он жутко нервничал. Каждый такой воскресный обед означал разбор полетов. Вся семья садилась за стол, и мама Влада, гордо приподняв подбородок, начинала расспрашивать сначала Аню, младшую дочь, делала замечания, поправляла, давала советы, затем наступала очередь Влада рассказывать о том, что он сотворил за неделю. Отец же все это время наблюдал за детьми. Как коршун за цыплятами. Зеленые глаза буравили, прожигали.

В стенах этого дома никто и никогда не слышал слов благодарности или хвальбы. Самое большое, на что были способны родители Влада, когда мальчик из кожи вон лез, чтобы заслужить похвалу, было такое сухое, горькое, словно жженый кофе «не посрамил».

А в итоге Влад все-таки посрамил. Хотелось снова смеяться.

Было жалко Аню. Девчушке оставался последний год перед тем, как она вырвется из этой клетки и поступит в университет. Она любит танцевать, грезит о карьере хореографа, чтобы стать известной и потом блистать по телевизору в различных телепередачах.

И у нее бы все обязательно получилось. Влад верил в нее. Он видел в ее глазах тот бешеный огонек, когда она выдает очередное па, или когда выступает на конкурсах. Она горит танцами, как свеча в темноте. Но, увы, ее фитиль не долговечен, а точнее, он заканчивается в этом году.