– А то что? – прерывает мать Влад. – А то что? Лишите меня денежных средств? Если вам не известно, я их у вас не беру. Заберете ключи от автомобиля? Спешу вас огорчить, у меня даже нет прав! А, наверное, не пустите ночевать домой? Испугали! Я давно снимаю квартиру сам! Простите, мама и папа, но меня шантажировать нечем!

Влад уходит, громко хлопая дверью и крича на весь двор: «посрамил».

Так уж случилось в моей жизни, что мне приходится вести личный дневник. Но не подумайте, я не жалуюсь, наоборот, счастлив, что могу кому-то рассказать то, что терзает меня. Ну, или просто поболтать ни о чем.

Вести дневник мне посоветовал школьный психолог. Я был частым гостем в том кабинете. Мне там нравилось. Мягкие диваны, разноцветные картины и много-много безделушек. А когда Ирина Сергеевна, так звали школьного психолога, доставала коробку шоколадных конфет и протягивала мне, то я был готов просидеть там вечность.

Вы не подумайте ничего дурного. У меня не было никаких там расстройств или попыток суицида. Мне просто нравилось болтать с Ириной Сергеевной ни о чем. Мы обсуждали стихи Пушкина, бабочек и, как Светка Печкина, будь она не ладна, сломала корабль из ракушек, который мы клеили всем классом на протяжении нескольких недель.

Когда дома ты не можешь никому выговориться, получить дельного совета или просто помолчать о самом важном, (что порой бывает очень как нужно) то ты идешь за помощью к школьному психологу. Лично я сделал так.

Впервые я постучал в те двери в седьмом классе. Мне было как грустно. Ведь Светка Печкина не захотела пойти со мной в кино. Глупые девчонки. Принцев им подавай. Но Ирина Сергеевна успокоила меня и заявила, что Печкина просто не та, которая мне нужна. А моя судьба найдет меня сама. И тогда я принялся ждать ее. Судьбу. Но она так до сих пор и не пришла.

Позже, когда повзрослел, и свои проблемы я не мог озвучивать вслух школьному психологу, а дома от отца я не получал никакой поддержки, я закрылся в себе. Залез в стеклянный короб и не показывался долго.

Заметив это, Ирина Сергеевна и предложила мне идею с дневником. Нужно обмолвиться, что учился я в элитной гимназии, где каждый мой шаг был под строгим контролем. О нас заботились, как о яйцах Фаберже. За такие деньги, что платили наши родители, нам были готовы лизать там ноги. А это жутко напрягало.

Но идея с дневниковыми записями мне дико понравилось. Тем более я с детства мечтал стать писателем. Мечтал также рисовать иллюстрации к своим книгам, потом сидеть перед своими читателями, отвечать на их вопросы и говорить, что первые шаги к большому творчеству я начал именно с дневниковых записей.

Наверное, именно благодаря им, я научился высказываться. Мне стало намного легче жить. Знаете, так путешествуете по пустыне, где вода встречается один раз на протяжении сотни километров, и вот ты находишь этот источник и ныряешь в него с головой. Тебе так хорошо становится, словно и не было этих сотни километров.

Вот так и с душой. Выплеснешь все, что так тяготит тебя на страницы дневника, и мир снова, кажется лучше, снова становится все вокруг цветным. А вся чернота осталась на бумаге, превратилась в буквы. И пускай! Бумага все вытерпит.

Помню, мне было шесть лет, когда я впервые попал в художественный класс. Там было так грязно, что я несмышлёный и маленький, подумал, что там живут свиньи. Но мир красок и холстов затянул меня очень сильно. Буквально засосал в водоворот. Там было все по-другому, никак у меня дома. В этом странном мире все было живым. Никто не боялся своих эмоций, своих чувств. Они творили, как думали. И думали, как творили.

Туда меня привела бабушка. Она очень любила нас сестрой. Вечно бойкотировала любые запреты родителей.

Бабушки не стало, когда я перешел в пятый класс. Но она посеяла во мне зачатки той борьбы с системой, которые мы называем семьей.

Я отвел Аню на танцы. Видишь, бабушка, я смог, я разбил оковы чужих рук.

Вот и сейчас жадно ловлю воздух ртом. Его чертовски мало. Все горит, полыхает внутри меня.

Сегодня я сорвался. Цепь порвалась. Озлобленная псина рванула и покусала всех.

Ну что теперь я могу сделать.

Знайте, я не со зла. Просто это невозможно терпеть. Невозможно так жить, когда кто-то решает за тебя, что тебе есть, пить, куда лететь.

Многие говорят, что у нас есть выбор, что в этой жизни мы решаем все сами. Но они же и отбирают у нас право голоса, причем, вбивая в наши головы, что этот выбор совершили мы.

И мы им верим! Ну не дураки ли?

В такси слишком громко играла музыка. Из динамиков звучал девичий вой, что больше походило на крики самки бегемота в период спаривания, чем на музыку.

У Даши не было настроения. Она угрюмо смотрела в окно, за которым мелькали другие автомобили. Они пролетали мимо ее такси с бешеной скоростью, словно кроме них на этой трассе больше никого не было. А зря! Всегда нужно думать о других.

День не задался с самого утра. Бабушка занесла в квартиру ту чертову корзинку с орхидеями, что Леша оставил под дверью в последний раз. Таисия Петровна не знала, что эти цветы, самые последние на всей планете, которые любила ее внучка. И Даше приходилось постоянно натыкаться на них.

Затем, когда Даша видела сорок пятый сон, ей позвонили. Девчонка из группы сообщала, что их преподаватель по философии слег в больницу, и весь их курс переводят к другому лектору. Занятия начинаются через час.

Проклиная всю систему образования, девушка носилась по квартире, словно ураган. Вызвала такси, ожидала его минут пятнадцать и надеялась, что его снова не перекупят. Дурацкие законы в этой стране!

И вот теперь она хмурилась, когда водитель этой чертовой «мазды» гнал под сто двадцать, обгонял по встречной полосе, игнорировал светофоры. Девушка имела водительский стаж почти три года. Но больше сама за руль ни за что в жизни. Слишком больно!

Динамик разрывается от воплей. Девица продолжает орать о своей безответной любви. Даша усмехнулась! Разве о безответной любви кричат? О, нет! О ней молчат, да так, чтобы бы даже Бог не смог услышать!

***

– Ты реально закричал это на весь двор? – Миша удивленно смотрит на Мурашова. Парень рассказал другу о том, что произошло на вчерашнем семейном обеде. – Черт тебя бы подрал! Братан, наконец-то, они реально надоели своими указаниями. А как же Аня?

Голос Миши понижается. В аудиторию начинают заползать студенты. Все такие хмурые, раздраженные. Оно и понятно, утро понедельника. Пары по философии. Лучше бы дома поспали три часа, чем слушать очередной бред о безграничной любви к ближнему, или о том, что веровать – это хорошо.

– Не знаю, Миша, я, вообще, ничего не знаю, – Влад подавлен. Он не спал всю ночь. Размышлял о случившемся. Ему было дико стыдно и в то же время гордо за то, что он смог разбить оковы. Но ведь теперь Аня осталось под ударом.

Сестра написала ему в районе полуночи. До этого от нее не было никаких вестей. Да и родители не звонили. Словно ничего не было. Словно никто не заметил, как полыхал Влад, когда говорил все, что столько лет копилось внутри него.

«Посрамил» – это уж точно!

Аня написала, что родители не подали вида, что их взбесил поступок Влада. Они также продолжили обед, при этом больше никто не проронил ни слова. Затем каждый направился по своим делам.

Влада ни сколько не удивило такое поведение в его семье. Ведь легче игнорировать проблемы, чем попытаться их решить. А в семье Мурашовых никаких проблем никогда не бывает.

– Ну и забей! – Иляшин похлопал Влада по плечу. – Пора уже двигаться дальше, нельзя стоять на одном месте так долго.

Влад подумал, что друг, скорее всего, прав. Нельзя долго буксовать в одной яме. Нужно ехать дальше.

– И кстати, – Миша хищно улыбнулся. Он всегда так делал, когда загорался какой-то идеей или вопросов, – я не могу поверить, что ты это сделал! Я когда это увидел, подумал, что фотошоп. Но потом когда узнал, что Лидочка скакала на столе от победы, то понял, Влад это совершил.