— Но ты-то себе не обезьяну выбрала, Синдзука!
— И чего им на родине-то не сидится? Таскаются к нам и таскаются!
— Поднимают экономику страны! За билеты платят, в гостиницах платят.
— Но, по-моему, если уж где-то родился — там и живи. Своя страна должна быть милее всех, — правда, после небольшой паузы, эта же женщина и робко уточнила, — Верно я говорю?..
Я заметила, что уходящий иностранец шаг убавил. Будто прислушался. Будто понимал. Но на человека из Азии он ни капли не походил. Натуральный европеец. С чего бы ему понимать наш язык? Тем более, такой сложный?.. Но все же он как-то странно задержал взгляд. А, нет, вот остановился, достал фотоаппарат. И запечатлел на пленке цветущее сливовое дерево и школьницу, идущую под ним. Ее два худеньких коротеньких «хвостика». И форму средней школы явно не из нашего района. Девочка была самая обыкновенная. И что она забыла в чужом районе рано утром? Она не боится опоздать в свою школу?.. А, впрочем, как бы ни опоздала я сама!..
И, выкинув из головы девочку из чужой школы и молодого мужчину из чужой страны, я торопливо побежала в свою школу. Последний семестр как ни как. Скоро уже это все закончится. Скоро вокруг меня будут совсем другие люди. Я на пороге больших перемен!..
Я пробегала мимо магазинчика для вязания. И, заслушав шум изнутри, невольно приостановилась.
Оказывается, в магазин заскочила девочка из чужой школы. Да еще и котенка в сумке пронесла. Котенок, видимо, из плена сбежал, пока она выбирала себе нитки, может даже, ему на костюмчик, и полез на витрину, запустил коготки в яркие мотки. И с корзиной и мотками с витрины упал. Побарахтался. И бессовестно несколько мотков перепутал и перепортил, сам завязнув в тугом разноцветном ярком плену. Однако, как бы ни были ярки и красивы эти нитки, для него они стали тюрьмой.
— Что-то мне это все напоминает… — тихо и насмешливо сказали рядом со мной.
Обернувшись, увидела Нищего, на которого пару раз как-то подумала, что он еще и был богом бедности. Все такие же густые белые-белые волосы, по старинке собранные в пучок на затылке, чуть лохматый. Все то же выцветшее спереди юката, тускло-синее, с белыми квадратиками, чьи линии-стороны выходили за границы фигур. И все те же старые стираные перестиранные рейтузы. На ярком солнечном свету они казались уже не темными, а темно-серыми. Разве что на сей раз он одел таби вместо дешевых шлепанцев на европейский манер, в которых был замечен мною в первые встречи.
Сдержанно сказала:
— Здравствуйте, Бимбо-сан.
Если он и вправду был ками, то не следовало ему хамить. Но я не могла ему простить совет сходить помолиться в храме бога Инари. Потому что сходила, помолилась, но мама домой не вернулась даже тогда.
Слева от нас что-то щелкнуло — и мы испуганно отскочили подальше. Нет, я отскочила испуганно, а Нищий просто отскочил, оставаясь с тем же спокойным лицом.
Тот же самый иностранец, довольно улыбаясь, еще раз прицелился — и поймал своим выстрелом еще одно мгновение чьей-то жизни. Котенка, белого, с рыже-коричневыми и черными пятнами, с яркими голубыми глазами, запутавшегося в разноцветных нитках. И напуганную девочку за ним. И сердитого хозяина магазина за нею. Да уж, в этом одном кадре было схвачено столько разных эмоций! И, если на несколько мгновений забыть о жалости к невольно всхлипнувшей девочке и хозяину магазина, несущему убытки, забыть о страданиях отчаянно барахтающегося пушистого котенка, этот котенок в ярких нитках был очаровательно красив!
— Жизнь намного сложнее, чем людям кажется. А связи между людьми намного запутанней, чем видно уму и глазам, — задумчиво сказал Нищий, не понятно к кому обращаясь, то ли ко мне, то ли к иностранцу.
Хотя… нет, наверное, все-таки, ко мне?.. Мы же уже были немного знакомы с Бимбо-сан. А иностранец шел по Киото явно впервые. Да и, вероятно, он нашего сложного языка вообще не знал.
— Большинство деталей не важны, — сказал старик, все так же отсутствующе смотря через витрину и даже словно через стоявших за ней людей, — Но некоторые детали очень важны.
— Если все в жизни так запутанно и сложно, то, может, нам и не стоит волноваться об этом? — не выдержала я, — Раз уж мы все равно не сможем ничего понять!
— Понять можно, — Нищий вдруг улыбнулся, хотя все еще смотрел в нутро магазина, на шаловливого котенка, — И даже запутанные нити можно распутать, не обрезая их.
— Но как? Как понять, где нужно пройти через все узлы?!
Он правую руку положил себе на грудь, слева, слегка похлопал по сокрытому под тонкой тканью юката. И я запоздало поняла, что, не смотря на начало весны, ему совсем не холодно в своих тонких одеждах.
— Сердце знает дорогу. Сердце знает выход. Сердце подскажет, какие детали — важные, а какие — одна только шелуха.
Сказав так, Нищий вдруг зашел в магазин. Прошел между ругающимся хозяином, требующим возместить убытки, и запуганной уже девочкой, боящейся опоздать в школу. К напуганному, отчаянно барахтающемуся котенку.
Мы все смотрели как завороженные — фотограф даже перестал щелкать и ловить моменты внезапной драмы — а руки старика взлетали и опускались, пронося по воздуху робко затихшего котенка. И, несколько минут спустя, напуганный звереныш был возвращен хозяйке, а старик аккуратно сматывал нити в их же мотки. Нити целые и совсем уже распутанные. Закончив свое дело, Бимбо-сан потрепал котенка по голове — тот томно зажмурился и блаженно муркнул — и все так же молча покинул магазин.
— Какой вы добрый! — восхитилась я, — Теперь нитки в порядке, и девочку не заставят платить за испорченные мотки! Кажется, у нее нет денег.
— Я спасал котенка, — отрезал старик, сердито посмотрев назад, — Я спасал доброе и невинное существо. А коварных и испорченных существ я не переношу.
— Но, постойте… — растерянно перегородила ему дорогу, — Продавец мог быть злым, но эта несчастная девочка…
Вздохнув, Бимбо-сан опять похлопал себя по груди над сердцем, теперь уже левой рукой. И молча удалился. Я посмотрела в магазин, на девочку, снова заспорившую с продавцом. На котенка, снова запихнутого в тесную тюрьму из сумки, сердито запихнутого, грубо.
— В школу не опоздаешь? — вдруг спросил иностранец с акцентом.
И я испуганно от него отскочила.
Или… Бимбо-сан говорил для него?.. Но этот молодой мужчина явно впервые в нашем городе. Так откуда старику знать, что иностранец понимает нашу речь?.. Он странный. Этот Бимбо-сан очень странный!
— Меня зовут Синсэй, — вдруг сказал мне фотограф, дружелюбно улыбаясь. И даже протянул руку, не занятую фотоаппаратом.
А имя у него звучало как японское! Или даже китайское?.. Хотя он даже на китайца не был похож. Странный. Он тоже странный. И вообще, это страшно, когда незнакомый человек из чужой страны то так подкрадывается и щелкает над ухом, то вдруг начинает говорить на моем языке! Даже если с акцентом. Все равно это неожиданно и страшно!
И, даже не думая представиться, я драпанула от него. В школу. На бегу, кстати, подумала, что он может подумать, будто я и правда боялась опоздать в школу. И, может даже прислушалась к его совету поспешить туда. А если я прислушалась к его совету, то, выходит, он сам местами виноват, что я от него убежала?.. И вообще, не мое это дело! Мало ли иностранцев приезжают в Киото!
— Ня! — жалобно сказал котенок уже с улицы.
И громко хлопнула дверь, кажется, магазина. Девочка не думала заплатить и извиняться? А, впрочем, не мое это дело.
Из-за моей спины послышался отчаянный писк и ворчливое:
— Заткнись, тварь! — сказанное звонким девчоночьим голосом.
Я все-таки остановилась. И увидела девочку из магазина и заслонившего ей дорогу фотографа. Котенок в темнице-сумке отчаянно забился вглубь и боялся нос высунуть наружу.
Школьница из другого района долго переругивалась с иностранцем. Вот, даже продавец на улицу выскочил, с укорами. Но тут я опять вспомнила про школу и убежала уже насовсем.
Мы — только капли воды в огромном жизненном океане. Мы только соприкасаемся с жизнями многих людей. Хотя, если так подумать, все когда-либо нами встреченные и сами, возможно, только капля на дне или поверхности бескрайнего океана времени?..
