Я, сняв пижамную кофту, стояла перед ним, а он мою спину натирал разной пакостью. То есть, лекарством полезным. Я, морщась, обнимала ладонями пакет моих любимых сладостей. Большой. Вот вытерплю и сожру. Будет хоть какая-то радость в жизни! Хоть что-то хорошее.
Хотя меня мучили сомнения. Это совпадение с моими любимыми сладостями, так вовремя купленными. Эта история про водяного вампира, ставшего в новой жизни собакой, помесью сенбернара… и погибший сенбернар моей подруги, нечистокровный, которого, кстати, тоже назвали Каппой. И имена ее родителей, как и у гейши, и у ученого из тогдашнего папиного рассказа.
Да и… Синдзигаку. Он тоже был среди папиных историй. Мальчик, выросший среди людей, но ушедший к нелюдям. В усадьбу за светом полной луны.
Когда я уснула, упав в куст и ударившись головой, там во сне… или в бреду?.. Там тоже был Синдзигаку, только уже мужчина. И… там почему-то был Рескэ. Но, впрочем, это был бред. И могила, и красная луна, и полнолуние, и лес. И когти, в которые превратились аккуратные, всегда чистые ногти Синдзиро. И могила… того, кого он убил. Того, кого он хотел встретить.
— Пап… — протянула я.
— Мм? — спросил он, осторожно намазывая мазь на мою спину.
— Мне приснился странный сон.
— Вот как?.. — отозвался он с полминуты спустя.
— Пап! — я развернулась к нему, но он успел убрать палочку в сторону.
Немного б опоздал — и мог бы попасть едкой мазью мне в глаза. Словно чуял, что я повернусь. Словно чувствовал.
— Пап, зачем приходить на могилу того, кого убил?
— Может, чтобы извиниться? — он как-то странно улыбнулся, — А что… тебе приснилась чья-то могила? И там кто-то кого-то ждал?
«Если это будет он, то он будет знать все»
Поморщилась, вспомнив странный сон. А папа снова улыбнулся, внимательно глядя на меня.
У него странные истории. Очень странные. Некоторые чем-то похожи. Вот, скажем, про Хэйан несколько.
Мешок выпал у меня из рук — и несколько сладостей зеленых выпало.
Про Хэйан папа рассказал две истории. Нет, даже три — в третьей был лишь задет тот период, в конце.
История кицунэ Амэноко, оставшейся на время с человеком.
История мальчика Синдзигаку, который ушел к нелюдям, но почему-то прежде жил среди людей. Невероятно красивого мальчика, такого, что слуги даже шутили, что он не может быть человеком.
И… история проклятого аристократа из Поднебесной, которого потом в Нихон убил молодой лис.
И, кстати, история Синдзигаку началась и закончилась тем, что молодой мужчина был на чьей-то могиле!
Если… если это Синдзигаку пришел на могилу Ен Ниан?..
Если… если это Синдзигаку был сыном Амэноко и Хикару? Тогда понятно, почему он жил среди людей — там же, где и его отец.
Но зачем Синдзигаку приходить на могилу Старого шамана, которого он убил?..
«Если это будет он, то он будет знать все» — сказал Синдзиро в моем кошмарном сне. Или в моем бреду.
Так что же… мой отец видит прошлое и будущее?..
Мотнула головой.
Нет! Не может быть!
Все его рассказы не могут быть правдой!
— Ен Ниан… — растерянно произнесла я.
Случайно сказала вслух.
— Да? — отозвался отец, закрывая тюбик.
— Да?! — растерянно посмотрела на него, — Ты… Ен Ниан?! Тот самый Старый Шаман?
— Я — Кин, — мужчина улыбнулся. — Такэда Кин.
— Н-но…
— Я думал, ты захотела послушать еще одну историю? Прямо сейчас?
Зевнула, вздохнула. Потерла спину расцарапанную и поморщилась.
— Давай расскажешь в другой раз. Спать хочется. Вот обработаешь раны и пойдем, поспим, — взгляд опустила на пол, вспомнила про сладости, отчасти просыпанные, — Ой, извини!
— Ничего. Не все выпали, — он улыбнулся, — А те, упавшие, можешь выкинуть. Я не обижусь. Да и мы не нищие.
— Нет, пол чистый! — возмутилась и присела собирать цветочки зеленые, — Мы же постоянно его моем. Я и ты.
— Как хочешь, — папа улыбнулся и присел мне помогать.
Я указала ему на руки в мази, о которой он забыл — и он, смутившись, присел на стул, выжидать, когда позволю ему окончить эту операцию. Противную, но полезную.
А потом, когда я убрала сладости в шкаф, разложив на черной овальной тарелке без узоров, на которой они смотрелись очень хорошо, матово-зеленые, он продолжил эту неприятную процедуру по борьбе с микробами внутри моих ран.
Но когда мы, зубы почистив, расходились спать — он опять предлагал съездить на кладбище к родственникам один, а я опять возразила — в дверь неожиданно позвонили снова. Мы испуганно переглянулись.
— Кто бы это мог быть? — сказал папа, рассеянно смотря на стену с входной дверью.
— Может, мама? — радостно подпрыгнула я и кинулась открывать.
Сердце мое испуганно остановилось, когда распахнула дверь, и там оказался мужчина, весь измазанный в крови. На друга Кикуко напали? За тех, закопанных? Или… убийца пришел за ней? Или… он убил ее и пришел убивать нас, раз уж девочка-якудза к нам уже заходила? Ох, папа, что же ты наделал?!
— Здравствуйте, господин Такэда. Привет, Сеоко! — поздоровался этот жуткий человек подозрительно знакомым голосом.
Я смотрела на него в ужасе. Я не понимала, кто это! И еще столько крови на его одежде! Ох, он ранен?
— Здравствуйте, господин Сатоси! — улыбнулся мой отец, ступил к нему, сжал плечо, — Но что это с вами? Вы ранены?! Вам б скорую…
— Скорая нужна ему. Я уже позвал, — наш полицейский вздохнул и устало присел на порог. — Если можно, я был бы рад попросить стакан воды.
— Чай, лимонад, молоко?.. — взволнованно предложила сама.
— Просто воду, — улыбнулся участковый. Хотя сегодня он был во внештатной одежде, видимо, у него сегодня был выходной, который что-то ужасное нарушило, — Благодарю, Сеоко!
Я убежала на кухню, но старательно слушала, о чем они там говорят. Но пока ни о чем. Папа настаивал, чтоб Сатоси-сан срочно обратился в больницу, а тот взволнованно говорил, что та кровь не его.
— Благодарю, Сеоко! — повторил молодой мужчина, когда я принесла ему стакан — и залпом выпил всю воду.
Сбегала и принесла ему еще. Он выпил уже половину. Вздохнул. Вернул мне стакан, оставив на стекле отпечаток крови.
— Но что случилось? — встревожено потребовала объяснений.
— Ах, да… — он торопливо поднялся, цепляясь за косяк, — Он ранен… я его скорой отдал. Доехал с ними до больницы. Но у реанимации вспомнил, что Сеоко-тян с ним тоже дружила. Может, помолишься за него? И… — голос доброго полицейского дрогнул, — И сходишь потом его проведать?
— Но кого? — вскричала, а потом уже вспомнила, задрожала.
Рескэ-кун или Синдзиро-сан? Кто из них ранен?!
— Тише, милая! — отец сжал мое плечо, — Соседи спят.
— Да какое там! — сердито отмахнулась, — Может, мой друг умирает, а я должна говорить тише?! Если соседи не поймут, то какие из них люди?! — вцепилась в окровавленный рукав нашего участкового, — Но что случилось, Сатоси-сан? И с кем?..
Вздохнув, он признался.
— На Синдзиро напали. Я его неподалеку от вашего дома нашел, потерявшего сознание. И… — тут он оборвался, смутившись.
Я сжала его руку, крепко-крепко:
— В него стреляли?!
Папа как-то странно посмотрел на него. На нас. Нахмурился.
— Нет… — мотнул головой полицейский, — На него как будто напал большой зверь. Раны рваные.
— Много?.. — всхлипнула я, разглядывая его рубашку и штаны в многочисленных пятнах крови.
— Много, — не стал скрывать мужчина. — Вся грудь была разорвана. Я позвонил коллегам — теперь они пересматривают записи камер на улице. Ищут людей с большими собаками, — вздохнул. — Как будто его собаками затравили, — покосился на меня, смутился. — То есть, попытались. Но он был еще жив, сердце билось. Я перевязал его своим пиджаком, скорую позвал…
Пиджаком?..
Растерянно оглядела нашего участкового. Он не выглядел чрезмерно мускулистым. Но… это ж как надо было разозлиться или испугаться, чтобы разорвать на полоски толстую ткань пиджака! И… и не пожалел же! Наш Сатоси-сан очень добрый!
