Ответом ей было презрительное молчание.

– Ну хорошо, я вижу, ты принципиальный. Тогда вытащи из двери эти гвозди и отойди в сторонку. А лучше улетай куда подальше.

– Нет,– хрипло заявил парень, ещё сильнее вжимаясь спиной в дверь.

Блондинка закатила глаза.

– Неужели одна-единственная душонка не Бог весть какого человечишки стоит того, чтобы вот так глупо погибать?

– Ты даже не представляешь ценность человеческой души. Она гораздо дороже, чем жизнь любого из нас,– произнёс парень негромко, но твёрдо,– Ты не получишь его душу, никогда.

Девушка печально вздохнула.

– Ну что ж, раз ты выбрал…

Она кивнула одному из мужчин, маячивших за её спиной. Тот сорвался с места и, подлетев к брюнету, ударил его в живот.

Затянутое в чёрную кожу тело согнулось пополам и замерло, повиснув на руке убийцы. Нападавший сделал ещё одно резкое движение и выпрямился. В его руке тускло сверкнул короткий окровавленный нож с широким зазубренным лезвием.

Перешагнув через свалившееся к его ногам тело, мужчина вернулся к машине. Блондинка, брезгливо скривившись, молча уселась в "Lexus", её спутники последовали за ней. Мгновение спустя машина скрылась в соседнем дворе.

Казалось, что неожиданно пошёл снег. Всё это время стоявший за углом хозяин белой иномарки поднял руку, и на его ладонь спланировало маленькое невесомое белое перо… Перья кружились, опадали на землю, застревали в волосах мужчины. Приблизившись к лежащему ничком брюнету, он наклонился и тихо произнёс:

– Молодец… Ты успел.

Парень в кожанке зашевелился и поднял голову. Протянув ему руку, мужчина поинтересовался:

– Неужели оно того стоило?

– Конечно!– он не сомневался ни секунды.

– Дело царское,– вздохнул мужчина, помогая парню подняться,– Какое-то время до него не доберутся… Пойдём!

Брюнет, с печальной задумчивостью смотрящий на собственное лежащее на мокром асфальте окровавленное тело, припорошённое белыми перьями, вздрогнул и, опустив голову последовал за мужчиной.

Глава 1.

Человек неразумный

Errare humanum est (лат.)

(Человеку свойственно ошибаться)

– “Moscow callen!!!…”

– Ида!

– “Moscow callen!!!…”

Молодой человек цокнул языком, одним щелчком мыши сохранил открытый на ноутбуке документ, весело крутанулся на стуле, пружинисто вскочил на ноги и, подхватив со стола вопящий телефон, выглянул в соседнюю комнату.

– Ты зачем телефон у меня бросила?..

– Ага…

Юноша закатил глаза. Держа не умолкающий мобильник на вытянутой руке, свободной рукой он ухватил с дивана маленькую подушку в виде совы и легонько стукнул по не собирающейся оборачиваться темноволосой голове.

– Ай!.. Тим… Алё? Да… Да, дописала… Я… сегодня! Вечером пришлю! А… Хорошо, давайте занесу завтра. Всего доброго. Чего ты дерёшься?!

Последняя фраза была адресована всё ещё маячащему позади парню.

– Во сколько завтра вернёшься?

Девушка задумчиво вытянула ноги в узких джинсах и поболтала ими в воздухе.

– К часу, думаю, управлюсь,– решила она.

– Мы завтра идём знакомиться с нашими новыми людьми,– тихо, но веско напомнил юноша.

– Да помню я!– отмахнулась девушка, отвернувшись. На её лбу пролегла глубокая вертикальная морщина, и стало понятно, что она старше, чем казалось.

Девушка забралась с ногами на диван, вытащила гитару, спрятанную между стеной и подлокотником – музыка помогала ей успокоиться и сосредоточиться.

–…Легче пепла, прозрачней, чем глаза твоих детей -

Из окошек чердачных – стая белых лебедей…

Ты проснешься однажды под навязчивый мотив,

Задохнёшься от жажды, тяжесть крыльев ощутив…

Презирая законы, шли под зеленое знамя любви! ( прим. автора. Крыс и Шмендра, «Зелёное знамя любви»)

–Скорее бы уже этот год прошёл…

– Иди сюда…

Молодой человек крепко прижал к себе девушку. Он понимал – Ида всё ещё оплакивает предыдущего подопечного. Девушке всегда тяжело давалась разлука.

Рубашка на груди парня вмиг намокла от слёз девушки. За окнами вовсю загрохотала гроза. Молодой человек глядя в одну точку, бережно поглаживал Иду по вздрагивающей спине. Всё это они однажды уже проходили.

– Постарайся не думать…

– Не могу…

Её проблема была в том, что она слишком много думала. Постоянно всё анализирующий ангел – не лучший из хранителей… Все беды начинались с того, что она "вдруг подумала". Вот однажды она подумала – а что, если влюбиться? И влюбилась. Точнее, подумала, что влюбилась. Объектом высоких чувств был избран молоденький виконт из предместья Лондона. Детский сад, но как интересно! Слава Вcевышнему, Иделия не успела наломать дров. Само собой дурочке растолковали, что с ней будет, если она решится пасть. Ида тогда перепугалась до белых глаз, клялась, божилась, отрекалась, зарекалась… Её простили, но не наказать не могли. 150 лет на земле, среди людей, без крыльев, с сохранением благодати и обязанностей хранителя. Кроме того, для перестраховки к ней был приставлен компаньон и надзиратель в одном лице, правда крылатый. Тим ничем тогда не провинился, просто оказался под рукой. Ида любила снег и большие города – ей пошли на уступку. Место дислокации – Москва, подохранный объект – купеческая дочь (от греха!).

Человеческий век короток, а в предложенных обстоятельствах – вовсе мимолётен. Смута, война, революция, ещё одна война, вновь революция… Здесь Ида и потеряла свою подопечную. Напрасно Тим твердил про неисповедимые пути, напрасно увещевал… С земли даже ангелы смотрят на небо другими глазами. Утешало лишь то, что Ида сумела сохранить её душу… Ангел плакал, шёл дождь. Московская погода с того дня подчинилась Иде, полностью отражая её настроение. Снова началась война, и новый подопечный Иды ушёл на фронт… Она поклялась сделать невозможное. Он будто заговорённый выживал под градом пуль и снарядов, пережил голод и болезни, встретил день победы… и вот вчера на девяносто восьмом году жизни мирно скончался в окружении рыдающих детей, внуков и правнуков…

…Иде оставалось ещё чуть меньше года на земле…

–Ты не виновата… Ты всё делала правильно,– шептал Тим.

– Я знаю.

Ида подняла на него ещё мокрое от слёз, но уже спокойное лицо. Дождь как бы нехотя прекратился.

Кто следующий?

* * *

Антон верил людям – люди его предавали. Он верил фактам – факты оказывались подтасованными. Он верил себе – и напивался. В конце концов во всём мире остался только один человек, которому можно было доверять – Юлька, и у Антона не осталось выбора. Он верил Юльке. О том, чтобы верить в Бога, речи не шло вовсе. Антон был атеистом. Антон был нигилистом. Он был журналистом. Уже почти что дипломированным, как и Юлька, но она не то. Она вообще была сложным явлением, к ней Антон почти чувствовал что-то похожее на – о, ужас! – нежность. А, как логически размышлял Антон, где нежность – там и до влюблённости недалеко, а где любовь – там и Бог! Но раз Бога нет, значит, нет любви, нет нежности, значит (вот чёрт!) нет и Юльки! А Юлька между тем была, каждый день являлась в институт и капала Антону на мозги, тем самым разрушая всю его логическую цепочку. Думая на эту тему, Антон ощущал себя чуть ли не персонажем романов Достоевского. Он уже не мог жить без неё, бесился, орал, Юлька обижалась, срывала голос, мириться первым шёл Антон, всё начиналось сначала… Приближалась защита диплома…

* * *

-… А почему он уже взрослый?– искренне недоумевала Ида, исподтишка разглядывая высокого, худощавого, нескладного, но симпатичного молодого человека с недельной щетиной на впалых щеках.

– У него был… в общем, другой хранитель,– Тиму подобные разговоры всегда давались с трудом.