Потом я узнала, что сегодня после сообщения тёти Клавы, что я могу разговаривать, начальница ходила куда-то звонить из штаба. Ещё мне рассказали со слов Полины Игнатьевны, что нашего пациента сразу повезли на аэродром для отправки в Москву. Ох, не прост лейтенант Викулин, тут явно не рука из штаба округа, здесь лапка явно московская и очень мохнатая… Вот же нахваталась оборотов от Соседа. А ведь молчит гад!
— А что ты от меня хочешь услышать? И вообще, я устал, почти сутки не мог до тебя докричаться, были бы у меня голосовые связки, охрип бы…
— Я слышала, что ты чего-то хочешь сказать, но не могла разобрать, что именно… Так чего ты хотел?
— Да, я собственно по поводу вывода из голодания волновался, но тебе очень повезло с тётей Клавой, она правда всё довольно толково сделала. Я бы предложил немного другую более мягкую схему, но не факт, что в нынешней реальности удалось бы её реализовать, ты же ещё не генерал, по щелчку пальцев которого горы сворачивают…
— То есть, сейчас ты можешь нормально общаться, просто нужды не видишь? И то, что делает тётя Клава хорошо?
— На оба вопроса: "ДА!!!"
— А что думаешь, по поводу нашего лейтенанта?
— Прежде всего, я ужасно рад, что он выжил! Честно говоря, в тех условиях, это гораздо большее чудо, чем то, что мы кембриками дренирование плевральной полости сделали. Уже на Тулоксе я мысленно его уже похоронил, был почти уверен, что мы везём труп. Но ведь сделать всё равно ничего было нельзя, вот я и не лез с комментариями. А по поводу его отлёта, пусть в Москве и лечат. Нам сложностей меньше. И про ОЧЕНЬ мохнатую лапу ты права. Знаешь, у меня такие мысли появились, ещё когда Авдей тебя инструктировал. Вспомни ситуацию, ведь он чётко сделал упор на командире, а не на приказе и выполнении задания. Да и Никита порой вёл себя как любящий ординарец, а не как заместитель. Нет, когда бойцы командира любят, это хорошо и часто бывает, тем более, когда вместе через огни и воды прошли. Но тут интонации немного другие, они его не просто любят, они ему будто обязаны… Но это опять предположения и ощущения, подтвердить не смогу.
— Да я и не требую. Тем более, что согласна с тобой…
— Я бы на твоём месте постарался настроиться на встречу, которая нас в ближайшее время ждёт…
— Это ты с чего взял?
— С того! Красавица, что сегодня наша дражайшая Полина Игнатьевна бегала в штаб звонить, а это при том, что везде можно через коммутатор позвонить даже с телефона на сестринском посту…
— И что это значит?
— Это значит, я думаю, что звонила она по ВЧ и скорее всего знакомому тебе майору…
— Николаеву?
— Да! Вот только очень интересно, он сам приедет или кого-нибудь вместо себя пришлёт…
— Ну, это зависит от того, насколько он занят…
— Нет! Моя дорогая! Это зависит от того, как развивается ситуация, если он приедет сам, то это для нас самый лучший вариант, а вот если пришлёт кого, то возможны варианты вплоть до неприятных…
— Вот вечно ты меня пугаешь…
— Да я и рад бы, но сама же видишь…
— Вижу… Слушай, а что за гадостью мне лицо мажут?
— Я уже думал… Зеркала нам не дают, щупать между перевязками, сама понимаешь дело не благодарное. Судя по всему, мы с тобой наше очаровательное личико поморозили немного, но не до обморожения, а до состояния, есть такая штука "ознобление" называется. Когда вроде всей картины обморожения нет, но кожа и мягкие ткани явно поражены. Тут ещё дело в физических основах самого воздействия температурного фактора, то есть интенсивность температурного воздействия к степени термического поражения пропорциональна времени воздействия, то есть открытый огонь с температурой в тысячи градусов за секунду нанесёт урон тканям, как кипяток за десяток секунд. А вот ознобление возникает почти с картиной обморожения, когда воздействия терминально низких температур вроде и нет, но время воздействия очень долгое и ещё часто ухудшающим состояние фактором является повышенная влажность. То есть при обморожении официально считается, что при замерзании воды в клетках тканей происходит повреждение клеток и денатурация белковых структур. А при озноблении замерзания нет, а ткани повреждены, но и повреждены не так грубо и жёстко как при обморожении. Словом, я думаю, что используют заживляющую и частично подсушивающую кожную болтушку. Что в её составе, не знаю, сама посуди, где хирургия, а где дерматология. К тому ж я уже привык к готовым лекарствам, а тут ещё очень широко используют прописи, которые каждый врач расписывает сам, не только состав, но и процентовки и даже формы используемых носителей. Радует, что используют всё натуральное и по уверенному поведению, опыт лечения подобного есть, а тётя Клава тебе не врёт… Кстати, тебе с ней очень повезло!
— Да я уже поняла…
— Ты не поняла того, что она тебе сказала, что много лет отработала в родильном отделении. А сёстры после многих лет в родильном отделении приобретают стойкую профессиональную деформацию в отношении всех женщин… Представляешь, каждый день многие годы общаться с издёрганными гормонами, измученными беременностью и раздавленными своими животами беременными или ещё не очухавшимися после родов роженицами? Это контингент, который может такое на отделении устроить, что милиция не поможет, даже с пистолетами и автоматами, поверь на слово. И поэтому сёстры в роддомах с ходу так зашугивают поступающих и загоняют их под лавку, что они оттуда нос высунуть боятся, чем и обеспечивается спокойствие и сохранённая работоспособность всего родильного отделения. Вот и получается, что они с любой женщиной и через десяток лет будут вести себя, как унтер Пришибеев или очень злой германский фельдфебель, про которого Бисмарк говорил, что фельдфебель должен для солдата быть настолько страшным, чтобы страх перед фельфебелем был больше страха перед артиллерией противника бьющей прямой наводкой. А тётя Клава сохранила душевность и заботливость, хотя по её лицу чувствую, что при необходимости она бы тебя по стойке смирно в три шеренги одну на потолке бы за пару минут постороила.
— Жуть какая! Про роддом это ты не шутишь?
— Да какие уж тут шутки. Ко мне по дежурству передали беременную на последних неделях с подозрением на аппендицит. А у неё ещё и двойня и живот, как глобус Австралии. У неё ещё и роды первые. Аппендицита исключить нельзя, а это значит, что оперировать обязательно, а тут беременная матка объёмом как три живота. Словом, пока решали, пока ждали бригаду оперирующих акушеров, пока готовились, за пол дня она нам всё приёмное отделение на уши поставила с оперблоком в придачу… Потом сделали операцию, вернее сначала акушеры извлекли, как они говорят, родили двух мальчишек кесаревым, закончили все свои акушерско-гинекологические дела, а следом уже мы аппендикс удалили. Назавтра её и детей от нас в роддом забрали. А у нас потом её пару лет вспоминали под именем "эта беременная идиотка". Знаешь, весь ужас ситуации в том, что её с одной стороны жалко, и понять можно, но во что она при этом жизнь окружающих превращает, это же фантастика. И вроде даже не манипулирует никем, но умудряется на одних рефлексах стравить между собой всех, при этом все перед ней виноваты и далее по списку…
— Тебя послушать, так и рожать не захочешь…
— Знаешь, есть вполне адекватные беременные, на них любоваться можно, их так украшает их новый статус и подготовка к материнству… Но если бы я где-нибудь в наше время, особенно в присутствие женщин такое сказал, меня бы разъярённые женщины на кусочки разорвали и обрывки потом пару недель топтали, потому, что в наше время: "Роды — кошмар! Они нужны только для этих козлов, вернее, чтобы этих козлов за жабры взять и узду на них надеть! Ни одна нормальная женщина на это добровольно не пойдёт! Единственная цель и результат беременности — испортить здоровье, фигуру и ближайшие двадцать лет жизни!" Поэтому оставшиеся женщины, с не свёрнутыми набекрень мозгами на эти темы стараются вообще не говорить, просто живут и радуются материнству…
