Мне это уже неинтересно. Выключаю программу, прекращая начавшийся поиск. И так понятно, чем всё закончится. Эд пройдёт эту самую «ассимиляцию», и то, что с ним будет происходить дальше, я уже знаю. Увидеть его человеческий облик всё равно не получится, ну и какой смысл тратить время? К тому же голова и так уже пухнет от объёма полученной информации!
Дожидаясь окончания действия снотворного, уничтожаю следы своей шпионской деятельности. Не дай бог кому-нибудь догадаться о том, что я тут по ночам устраивала! Так что тщательно вычищаю оперативную память нейроскана, стирая все метки и сбрасывая параметры настроек. Хоть изначально и отключила функцию копирования, но всё же пробегаюсь по каталогам, чтобы убедиться, что ничего лишнего не оставила. Отсоединив усилитель, упаковываю его в контейнер. Туда же прячу гарнитуру, поскольку профессор не оставлял заданий использовать это оборудование.
На всякий случай ещё раз просматриваю список дел, привожу в порядок лабораторный стол, убираю лишние инструменты, заглядываю к животным, убеждаясь, что у них тоже всё в порядке.
Проснувшийся дог задумчиво наблюдает за моим неторопливым перемещением по комнате, даже не делая попыток встать и напомнить о том, что нам давным-давно пора домой.
Стараюсь не обращать внимания на этот нервирующий взгляд, заставляя себя забыть о том, кто на меня смотрит на самом деле.
— Ну вот, я закончила, — демонстративно беспечно докладываю, кивая на выход. — Можно топать!
Выключаю свет, закрываю дверь и, следом за неторопливо шествующим псом, покидаю лабораторный корпус. Улыбаюсь и дарю приветственно-прощальный жест охраннику, за эту неделю привыкшему к тому, что ухожу я далеко за полночь.
По дороге, реагируя на запахи, распространяющиеся в тёплом летнем воздухе от пристройки к столовой, где по ночам готовят выпечку на завтра, желудок начинает недвусмысленно намекать на необходимость появления в нём некоторого количества питательных веществ. Проглатываю слюну, отгоняя видение горячих пирожков, настраиваясь на простенький перекус. Стандартный, можно сказать. По вечерам-ночам мы сидим на бутербродно-колбасном рационе, благо такую форму ужина можно заказать заранее, с доставкой в номер.
Подхожу к дверям, рассчитывая увидеть оставленный для нас набор продуктов, и замираю в недоумении. Там не только привычный пакет, но и ещё один, чуть больше. Плюс цветы, придавливающие его сверху. Симпатичный букетик из пятнадцати розочек. Красных.
Секундное обалдение сменяется пониманием. Ян приехал.
Заношу добычу в номер, сваливаю на стол и удивляюсь реакции Эдера на подарки. Только покосился одним глазом и даже не зарычал. Он вообще последнее время ведёт себя непривычно тихо и мирно. Может, всё-таки вытаскивая воспоминания, я вынудила его лишний раз всё вспомнить? Пережить заново. Во сне, например. Тогда его угнетённое состояние понятно. Представляю, как бы я себя чувствовала, если бы кто-то заставил меня вновь попасть в моё детство.
Ставлю цветы в вазу, распаковываю ужин и скармливаю догу положенную ему порцию. Делаю чай, съедая то, что осталось мне. На второй пакет, лежащий рядом, посматриваю с опаской, старательно сдерживая растущее любопытство и стараясь разгадать тайну его содержимого.
Внутри что-то плотное и угловатое, похожее на коробку. Но не конфеты — слишком большой размер. По весу — не тяжёлое, нести было легко. Ну и что у нас ещё может быть в подобной упаковке? Да что угодно! Мягкая игрушка, одежда, воздушный шарик, сахарная вата… Нет, догадаться нереально!
Решительно подтаскиваю ближе к себе, выпутывая коробку из тесных объятий белого пакета, лишённого какой-либо познавательной информации. Безжалостно разрываю цветную бумажную обёртку, которая тоже мне ни о чём не говорит. На мгновение замираю, вцепившись в крышку, и, осторожно её подняв, убираю в сторону.
Лучше бы я этого не делала.
Что-то живое леденяще тихо, с едва слышным мягким шелестом рвануло наружу. Словно жёлто-красное облако, разлетевшееся по всей комнате яркими брызгами.
Отпрянув назад, я едва удерживаю равновесие на покачнувшемся стуле. Ещё немного и точно упала бы. Сердце заходится в лихорадочном ритме, даже в глазах темнеет от страха.
Какое счастье, что Эдер в этот момент отрывисто рявкает что-то непонятно-ругательное на своём собачьем наречии, и этот громкий звук приводит меня в некое подобие нормального состояния. По крайней мере, заставляет всмотреться в то, что меня так испугало.
Истерический смех, который приходит на смену панике, я не могу унять минут пять.
Ну, Ян! Это ж надо было такое придумать! Романтик, что б его!
Вытираю выступившие на глазах слёзы, старательно сдерживая всё ещё прорывающиеся смешки. Цепляясь за мебель, на непослушных ногах доползаю до кровати и падаю на мягкое покрытие, заставляя приземлившихся туда же бабочек снова взлететь, меняя своё местоположение.
Вот тебе, Лидея, и сюрприз на ночь глядя! Будешь теперь всю ночь мучиться вопросом — как этих летучих тварей загнать в коробку!
***
Если вы подумали, что я до утра живность отлавливала, то очень сильно ошиблись. Стоило только прикрыть глаза, чтобы чуть-чуть расслабиться и отойти от шока, — и всё. Уснула. Даже не разделась. И как Эдер на кровать запрыгнул, не почувствовала. По-моему, за всю ночь так и не пошевелилась ни разу, потому что, реагируя на сигнал будильника, смогла только приподнять веки. И то с трудом. Тело затекло в неудобном положении и слушаться категорически отказывалось. Плюс, замёрзла я основательно, даром что в одежде спала.
А вот это уже мало объяснимо. Вообще-то, у меня в номере всегда было тепло…
Приложив основательное усилие, поднимаю голову, отыскивая причину столь явного дискомфорта. Обнаружить её, кстати, особого труда не составляет — распахнутое настежь окно и врывающийся в него поток холодного воздуха не заметить трудно. Бр-р-р! И сразу становится понятно, что, во-первых, погода опять поменялась, а во-вторых… Та-а-ак! А кто окно открыл, спрашивается?! Я этого не делала точно!
Подозревая в содеянном весьма определённую личность, смотрю на чёрную гору, демонстративно изображающую из себя самое безобидное существо на свете. Морда деликатно положена на вытянутые лапы, глаза закрыты, даже хвост лежит смирно. Вот только веки чуть заметно подрагивают, выдавая его истинное состояние.
С коротким стоном приподнимаюсь, разминая мышцы. Покрутив головой, останавливаю взгляд на столе, опускаю вниз…
— Эдер! — не выдерживаю и вскакиваю с кровати, забывая о своём потрёпанном состоянии и выплёскивая на несносного телохранителя нахлынувшее возмущение. — Ты что себе позволяешь!
То, что он ухитрился окно открыть и, естественно, сюрприз Яна благополучно сменил искусственную среду обитания на природную, меня мало волнует. Пусть себе бабочки летают на воле. Живые и здоровые. А вот отсутствие роз, которые я ставила в вазу, и наличие ошмётков на полу злит безумно. Цветы-то в чём виноваты?! И тот факт, что Эд на самом деле не собака и даже не человек, его поступок не оправдывает. Как можно было так по-варварски расправиться с безобидными растениями?! Вот ведь сволочь двуличная! А вид делал, словно его не волнует присланный мне подарок!
И как поступить? Устраивать выговор по полной программе тому, кто старше меня, по меньшей мере неприлично. Да и выдать могу ненароком, что знаю, кто есть кто. Но и отпускать ситуацию на самотёк и терпеть, как я делала раньше, тоже не хочется. Может, просто обидеться?
Отворачиваюсь от поднявшей голову дистанционно-управляемой органической массы, не соизволившей отреагировать на столь эмоциональное восклицание иначе, чем недоумевающим взглядом, и принимаюсь за уборку. Выбрасываю растительный мусор в утилизатор, закрываю окно и ухожу в гигиенический модуль, активируя функцию согревающего массажа. Нужно же ликвидировать последствия моего экстремального ночного отдыха!
С наслаждением отдаюсь на откуп приятным ощущениям, продолжая свои невесёлые рассуждения.
