– Ты знаешь этого человека? – спросил подошедший Мбежане.

– Это мой отец, – ответил Шон, не поднимая головы.

– Значит, и ты тоже. – В голосе Мбежане звучало сочувствие и понимание. Он повернулся и оставил отца с сыном наедине.

«У меня ничего не осталось», – сказал однажды Мбежане. Теперь и у Шона ничего не осталось. В груди было пусто: ни злости, ни печали, ни боли… даже реальность воспринималась с трудом. Глядя на этот изуродованный труп, Шон никак не мог заставить себя поверить, что это был живой человек. Одно только мясо, а человек куда-то ушел.

Чуть позже вернулся Мбежане. Он отрезал от фургона, чудом уцелевшего в огне, большой кусок брезента, и они вдвоем завернули в него Уайта. Выкопали могилу – каменистая, глинистая почва поддавалась тяжело. Тело Уайта опустили в могилу с раскинутыми в стороны под холстом руками – rigor mortis[20], – Шон не смог заставить себя ломать ему кости, чтобы уложить руки как следует. Осторожно засыпав яму землей, положили сверху кучку обломков скалы. Постояли у изголовья могилы.

– Ну, папа… – Голос Шона прозвучал неестественно. Он никак не мог поверить в то, что разговаривает с отцом. – Ну, папа… – снова начал он, неловко выговаривая слова. – Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал…

Он замолчал, прокашлялся.

– Думаю, ты не сомневаешься, что я присмотрю за мамой и за фермой… все свои силы… и за Гарриком тоже.

Он снова умолк и посмотрел на Мбежане:

– Говорить больше нечего. – Голос его звучал удивленно, почти с болью.

– Да, – согласился его спутник. – Все уже сказано.

Шон постоял еще несколько минут, отчаянно пытаясь преодолеть чувство чудовищности и громадности смерти, абсолютной бесповоротности ее. Потом повернулся и двинулся в путь, в сторону Тугелы. Мбежане шагал почти рядом, приотстав только на шаг.

«Когда дойдем до реки, будет уже темно», – подумал Шон. Он очень устал и хромал, наступая на натертую, покрытую волдырями пятку.

– Не намного дальше, – сказал Деннис Петерсен.

– Ну да, – проворчал Шон.

Его раздражало, когда кто-то начинает утверждать и без того очевидное; выходишь из Махобос-Клуф, и Бабуинов ручей у тебя слева, рядом с дорогой, и оттуда до Ледибурга пять миль. Как и сказал Деннис: дальше, но не намного.

Деннис закашлялся от пыли.

– Первая кружка пива у меня в горле закипит, – сказал он.

– Думаю, надо ехать вперед. – Шон вытер лицо, размазав по нему пыль. – Осталось совсем немного, Мбежане и остальные и без нас справятся.

– Я и сам как раз хотел это предложить. – Деннис облегченно вздохнул.

Почти тысяча голов скота заполонила дорогу впереди, подняв такую пылищу, что нечем стало дышать. Они уже двое суток находились в пути от Роркс-Дрифт, где их отряд распустили и отправили по домам.

– Нынче ночью подержим их в загоне для продажи, а с утра погоним дальше. Сейчас скажу Мбежане, что делать.

Шон ударил каблуками лошадь по бокам и развернул ее туда, где в конце стада бежал высокий зулус. После нескольких минут разговора Шон помахал Деннису рукой. Они объехали стадо каждый со своей стороны и встретились уже впереди.

– Слегка отощали, – оглядываясь, проворчал Деннис.

– А чего же ты хочешь, – отозвался Шон. – Два дня гнали без остановки.

Тысяча голов скота – доля на пятерых от всего стада Кечвайо: на Денниса с отцом, на Уайта, Шона и Гаррика. Погибшие тоже получили свою долю.

– Как думаешь, мы далеко впереди остальных? – спросил Деннис.

– Не знаю, – ответил Шон.

Какая разница, да и чего тут гадать: дурацкие вопросы так же раздражали его, как и очевидные утверждения. Шону вдруг пришло в голову, что еще несколько месяцев назад подобный вопрос послужил бы началом долгого обсуждения и даже спора, который мог продлиться не менее получаса. И что это значило? А это значило, что он сильно изменился. Найдя ответ на собственный вопрос, Шон язвительно усмехнулся.

– Ты чего это? – спросил Деннис.

– Да вот подумал, как сильно я изменился за последние несколько месяцев.

– Ja, – сказал Деннис.

И снова наступила тишина, только копыта вразнобой стучали о землю.

– Как-то странно будет без папы, – задумчиво продолжал Деннис. Мистер Петерсен тоже погиб при Изандлване. – Странно, что на ферме остались только мама и девчонки… ну и я тоже.

Снова какое-то время оба молчали. Думали о быстро пролетевшем времени, о событиях, которые изменили всю их жизнь.

Обоим еще нет и двадцати от роду, но оба уже во главе семейств, владельцы земли и скота, оба знают, что такое горе, что такое убить человека. Шон теперь выглядел старше, на лице появились новые морщины, и окладистая борода висит лопатой. Они оба отправились в рейд с отрядом, который в отместку за Изандлвану грабил и жег все на своем пути. В битве при Улунди, сидя под горячим солнцем на своих лошадях позади боевых порядков пехоты Челмсфорда, они спокойно ждали, пока Кечвайо соберет своих воинов в кулак и пошлет их на готовое к бою в открытом поле хрупкое каре солдат. Они ждали, слушая грохот выстрелов регулярной армии, эти размеренные залпы, и смотрели, как огромный черный зулусский бык разбивается о неприступное каре. И вот ряды пехоты расступились, и они помчались вперед, две тысячи крепких всадников, чтобы навсегда уничтожить могущество империи зулусов. Они гнали и убивали бегущего врага, пока их не остановила ночь, пока они не потеряли счет убитым.

– Вон уже и колокольня виднеется, – сказал Деннис.

Шон не сразу вернулся от воспоминаний к реальности. Они подъезжали к Ледибургу.

– А твоя мачеха где сейчас, в Теунис-Краале? – спросил Деннис.

– Нет, переехала в город, у нее там дом на Проти-стрит.

– Наверно, как Гаррик женился на Анне, не захотела мешать.

Шон сразу нахмурился.

– Как это Гаррику удалось захомутать Анну… – Деннис усмехнулся и покачал головой. – Двадцать против одного, у него не было ни шанса.

Шон слушал и вовсе уже смотрел волком. Ну да, Гаррик сделал из него шута горохового. Ведь у них с Анной еще ничего не закончилось.

– Про них что-нибудь слышно? Когда приезжают? – спросил Деннис.

– В последний раз их видели в Питермарицбурге. Прислали маме телеграмму, что поженились. Она получила ее, а через два дня и я вернулся из Изандлваны. Два месяца назад это было. И больше, кажется, про них ничего не было слышно.

– Да-а, похоже, Гаррик здорово влип, ломом не выковырять.

Деннис снова усмехнулся, на этот раз как-то уж очень игриво. Шон вдруг ярко представил Гаррика верхом на Анне, а она ноги задрала, голову откинула, глаза закрыла и сладострастно постанывает.

– Заткнись, скотина! – злобно прорычал он.

Деннис растерянно заморгал:

– Ну прости, я просто пошутил.

– Нечего шутить над моими родичами… он мой брат.

– А она была твоей подружкой, так ведь? – пробормотал Деннис.

– Ты что, в морду захотел?

– Да успокойся ты, шучу я!

– А я не люблю таких шуток, понял?

– Ну ладно, ладно тебе. Успокойся.

– Грязные у тебя шуточки…

Шон отчаянно пытался избавиться от картины: в порыве дикой страсти она вцепилась ногтями в задницу Гаррика.

– Господи, с каких это пор ты стал святошей? – спросил Деннис. Пустив лошадь в галоп, он обогнал Шона и направил ее к гостинице.

Шон хотел было позвать его обратно, но передумал. Он свернул в тенистый переулок. Дом, где жила Ада, был третьим от начала. Уайт купил его три года назад – решил вложить деньги в недвижимость. Местечко было очаровательное: дом с выбеленными стенами, крытый тростником, утопал в тени деревьев, в саду радовало взор изобилие цветов, а вокруг этого райского уголка шел заборчик из штакетника.

Шон привязал лошадь у калитки и пошел по дорожке к дому.

Открыв дверь, он увидел в гостиной двух женщин. От неожиданности обе вскочили, но, когда узнали его, удивление мгновенно сменилось восторгом. У него на душе сразу потеплело – что ни говори, приятно, когда тебя так встречают.