Как оказалось, ей удалось нанять комнату, под видом «дачи на лето», в доме, принадлежащем некой Арнаутовой.
Дом, по рассказу Таси, находится на 11-й станции Большого Фонтана, в деревне, носящей имя Дерибасовка, в достаточно глухом месте, на улице Костанди, и проживают в нем только две старухи – сама Арнаутова и какая-то ее родственница по фамилии Федоренко. Обе они производят очень хорошее впечатление: о национальности не спросили и, видимо, были рады столь неожиданно свалившимися на них «дачникам».
Ну, все – нужно уходить. До Дерибасовки более 10 километров.
Сегодня они уйдут без вещей и только вдвоем с Изей. Ролли она заберет завтра, а потом и Эмилька сможет к ним перебраться. Так она и со старухами договорилась: трое взрослых и один ребенок. И задаток за «дачу» оставила – свое обручальное кольцо.
Тася с Изей ушли и, как это ни невероятно, добрались до Дерибасовки. А утром Тася, как обещала, вернулась за ребенком. Она поднялась по висящей над пропастью лестнице на четвертый этаж, подошла к двери в квартиру и… с ужасом поняла, что дверь открыта настежь?!
Не помня себя, Тася вбежала в квартиру, прежде всего, конечно, в кухню, где должна была быть Ролли. Но Ролли там не было…
Тася бросилась в комнату и… увидела Эмильку…
Эмилька лежала полу в луже запекшейся крови.
Трудно сказать, как повела бы себя в такой ситуации другая женщина.
Но Тася даже не вскрикнула и, конечно, не выбежала в страхе за свою жизнь из этой квартиры, а стала искать Ролли. Она металась по комнатам, заглядывала во все углы, но, видимо, в смятении чувств, не догадывалась заглянуть на антресоли.
«Ролли! Ро-л-л-и!» — вопила она, не обращая внимания на то, что ее крики могли быть услышаны на улице, и уже начинала понимать, что кричит напрасно, что девочки в квартире нет и нужно уходить…
Но вдруг, неожиданно, в темном проеме антресолей, под самым потолком, показалась заспанная морда Ролли.
«Чего ты орешь? – спросила она совершенно спокойно. Ты что забыла, я же сплю здесь, на антресолях? Ты меня совсем разбудила…»
Тася после войны рассказывала, что с этой минуты она обрела какое-то ледяное спокойствие и действовала, как автомат: не говоря ни слова, она стащила эту мерзавку на пол, одела ее кое-как и почти скатилась по качающейся лестнице.
А потом все шла и шла, эти бесконечные 10 километров до Дерибасовки, таща за собой ревущую от страха, голода и усталости Ролли.
Добравшись в конце концов до Дерибасовки и убедившись в том, что и Изя, благодарение Богу, пока жив, она еще нашла в себе силы соврать хозяйкам их новой «дачи», что дочку зовут «ВАЛЯ».
Так, совершенно случайно, Ролли стала ВАЛЕЙ.
На всю дальнейшую жизнь…
Закончив описывать это событие, мы, казалось, навек расстались с развалкой на Софиевской и расстались с Эмилькой, так ничего, на самом деле, не зная о ней и не надеясь узнать – ни имени ее настоящего, ни как она оказалась в развалке, ни почему рисковала жизнью, спасая еврейскую семью.
Но вдруг, неожиданно, в интернете появилось интервью с известным одесским архитектором, Игорем Бесчастным, который, на удивление, вспоминает и о нашей Эмильке.
Как оказалось, Игорь много лет уже живет в Нью-Йорке, но не может забыть о своем родном городе и о юности, проведенной в оккупированной Одессе. Мы пытались связаться с ним, но, к сожалению, не сумели и знаем сегодня только то, о чем рассказал он в интервью.
В те давние дни 18-летний Игорь вместе с родителями проживал в квартире своего деда – легендарного главного архитектора Одессы Михаила Бесчастного.
Дом их стоял на той же Софиевской улице, рядом с нашей развалкой, и Игорь хорошо знал Эмильку, которую он называет русским именем Лена.
Лена, вспоминает он, после того, как дом ее разбомбили, вынуждена была покинуть свою разрушенную квартиру и заняла одну из комнат в квартире Бесчастных.
Какое откровение для нас!
Оказывается, что Эмильке вовсе не нужно было жить в развалке, в ее распоряжении была комната в квартире Бесчастных, и в развалке жила она временами и только ради нас, евреев, которых она укрывала.
Вспоминает Игорь: «Такую же роль для семьи архитектора Исидора Брейтбурда и его жены Натальи Тырмос сыграла наша соседка Лена. Не успев эвакуироваться, они прятались от румын в соседнем доме по ул. Софиевской, 17, и Лена заботилась о них. Мы знали об этом и иногда передавали им пищу».
Вот так неожиданно мы узнали, что и благородная семья Бесчастных принимала участие в нашем спасении.
С горечью вспоминает Игорь о трагической гибели Эмильки: «К сожалению, эта литовская женщина трагически погибла, ее нашли удушенной в развалинах, страшная смерть».
Видимо, наша квартира в конце концов все-таки обвалилась и мертвое тело Эмильки попало в развалины, поскольку ее изнасиловали и удушили еще наверху, в квартире.
К несчастью, свидетелем этого преступления была пятилетняя Ролли.
От Ролли: Развалка кончилась
Одесса, 17 марта 1942 г., вечер Развалка на Софиевской 153 дня и ночи под страхом смерти
Эмилька сказала, что не может нас больше УК-РЫ-ВАТЬ.
Она прибежала с базара вся красная и сразу стала руками размахивать:
«Бабы на базаре балакают, что из гетто на Слободке всех жидов… Ой, звыняйте, Наталия, – всех еврэев… Из гетто на Слободке всех еврэев, это, уже, угнали…»
Вот поэтому и еще потому, что зимы уже нет и весна, Эмилька не может нас УК-РЫ-ВАТЬ.
А тут еще наша развалка кончилась.
Снег начал таять, и из развалки пошел ЗАПАХ.
«Это от мертвяков, – сказала Эмилька. – Их зимой из-под снега никто не вытаскивал, а теперь они вон как развонялись. Теперь развалку будут рас-чи-щать».
Так что развалка кончилась, и мы теперь должны перейти на другое МЕСТО.
«Тебе там понравится, – уговаривал меня папа. – Это деревня такая – Дерибасовка называется. Там корова есть, и курочки, и огород. Я буду работать на огороде, а ты будешь мне помогать».
Ладно, уже! Я согласилась.
Вечером Тася переведет папу в Дерибасовку.
А я останусь с Эмилькой.
До завтра, до утра.
Я уже совсем собралась плакать, а папа снова стал меня уговаривать: «Ну же, не плачь. Завтра утром Тася тебя заберет. Помни. Завтра утром. Я буду тебя ждать в Дерибасовке, и мы с тобой сделаем из бумаги змея. С большим хвостом. Хорошо?»
Папа уже одет – в ватнике и в шапке с ушами.
Он берет меня на руки и подсаживает на антресоли, а сам машет рукой Эмильке и идет к двери. Тася за ним.
«Смотрите же, – говорит она Эмильке, – заприте хорошенько дверь и придвиньте комод».
Эмилька сердится: «А то я не знаю!»
Ушли. Эмилька крестит за ними воздух. Вздыхает.
Кутается в свой драный халат и шаркает в свою комнату.
Я знаю, сейчас она заберется на свою кровать с бомбочками, возьмет свою любимую маленькую книжечку – МОЛИТ-ВЕНИК называется, и будет долго читать в ней шепотом.
Потом она потушит коптилку.
И наступит ночь…
От Ролли: Листок из молитвенника
Одесса, ночь с 17 на 18 марта 1942 г. Развалка на Софиевской 153 дня и ночи под страхом смерти
«Не трогайте меня! Не тро-гай-те ме-ня!»
«Ах ты сука! Ах ты старая сука!»
Что это? Кто это?
Нужно проснуться. Открываю глаза.
Темно. Я на антресолях. А внизу шум какой-то и крик.
Вспоминаю. Папа ушел вчера вечером вместе с Тасей на другое МЕСТО. А я должна сидеть здесь на антресолях тихо-тихо и ждать Тасю – утром она меня заберет и отведет к папе…
Внизу все еще кто-то кричит и ругается.
Поднимаюсь тихонечко, становлюсь на коленки и заглядываю в щелочку в стене, там, где штукатурка от бомбежки отвалилась.
Отсюда, сверху, мне вся Эмилькина комната видна.
