Совсем потерял молодой казак свою забубенную головушку и, как азартный картежный игрок, отчаявшись, сказал себе, как отрезал:

– Эх, была, не была! Ты кубанский казак, Петро Корнеевич, или тряпка! Пора действовать. Знай, что двум смертям не бывать, а одной усе равно не миновать! Ну, с богом.

Таким образом, боясь упустить подходящий момент и долгожданную удачу, одним махом срубил он тот сук, на котором всю жизнь прочно сидел сам и все его предки кубанские казаки.

На окраине Екатеринодара стояла невзрачная хатёнка, на скорую руку крытая прогнившим камышом. Вот туда на зорьке и препроводили Петра Корнеевича переметнувшегося на сторону красных. В теплушке этой хаты, прокуренной до блевотины, на голом столе без скатерти, горела семилинейная лампа под жёлтым прокопчённым абажуром. Худосочный мужчина, сидевший за столом, повернулся в сторону Петра Корнеевича, который остановился у порога, сдвинул очки на лоб, и мельком, без особого интереса, взглянул на вошедшего незнакомца. А потом он, посапывая, нагнулся к своей замусоленной амбарной тетради, и, подслеповато щурясь, стал огрызком карандаша, что-то тщательно выводить на её лощёном листе бумаги. При этом он придирчиво рассматривал свою замысловатую писанину то слева, то справа. Таким образом, любовался ею, испытывая внутреннее удовольствие. Ещё с порога, справа от себя, Петр Корнеевич приметил странного мордатого мужчину, который произвёл на него впечатление, как человека, не протрезвевшего со вчерашнего жуткого перепоя.

Писарь, сидевший за столом, повернулся в сторону мордатого мужчины и не с того, не с сего, как с цепи сорвался:

– Ты чиво, Юхим, чи совсем заснул и храпишь на усю хату, как загнанная лошадь!

Юхим, не поднимая головы, нехотя огрызнулся:

– Ежели б ты, Севастьян, с недельку не поспал, как я, то не только захрапел ба, а, небось, пузыри начал ба пускать с одного места и не иначе!

Севастьян повернулся к Юхиму лицом и невозмутимым равнодушным голосом пояснил:

– Я, к твому сведению, Юхим, какся, недавно, в етим месяце, дней десять подряд не спал и ничиво, как видишь живой остался.

Петр Корнеевич тем временем невольно взглянул на Юхима и стал пристально рассматривать его до безобразия воспалённые веки глаз.

Когда ободнялось, то после соответствующей немудреной проверки у красных, определили его в эскадрон двадцатипятилетнего лихого казака Ивана Антоновича Кочубея, который вначале 1918 года тоже дезертировал из белой армии. Там он в свое время служил под командованием Шкуро.

Тогда Петр Корнеевич понял, что кинулся он сломя свою забубённую голову из огня да в полымя. С тех пор пошла его непутевая жизнь кувырком и закружила его, как щепку, в мутном революционном водовороте. По всему видать было, что долго тыкался молодой казак, как слепой котенок, в поисках желанной миски с молоком.

В конце концов поступил Петр Корнеевич, видимо, так, как вездесущий бес указал ему дорогу и положил на его грешную душу тяжкую ношу изменника Российскому царю и своему Отечеству.

Не иначе как накатило на взбалмошного и ополоумевшего молодого казака затмение, ум за разум зашел, и пошел он своим сомнительным путем, полагаясь на то, куда кривая дороженька его выведет. А впоследствии ему было над чем серьезно задуматься и не один раз.

После соответствующей немудреной проверки у красных определили его в эскадрон двадцатипятилетнего лихого казака Ивана Антоновича Кочубея, который в начале 1918 года тоже дезертировал из белой армии.

Во время Первой мировой войны Кочубей был призван в царскую армию на Юго-Западном фронте тоже попал в партизанский отряд подъесаула Шкуро, своего будущего противника. Там его вскоре назначили старшим урядником. За исключительную храбрость при выполнении боевых заданий он был награжден двумя Георгиевскими крестами.

Когда дезертир Кочубей, уже будучи дома, в своей станице Александро-Невской Баталпашинского отдела Кубанской области, сделал опрометчивое предложение атаманской дочке красавице Матрене, но ее отец, атаман станицы, не дал на то своего родительского благословения. А жениху с оскорбительным пренебрежением сказал, что гусь свинье не товарищ! После ссоры с атаманом Иван Кочубей вместе со своим братом и тремя станичными друзьями организовал конный красногвардейский отряд, во главе которого и принял участие в обороне Екатеринодара от Корниловской Добровольческой армии во время ее первого Кубанского похода.

Теперь Иван Антонович Кочубей во время нежданной встречи с Петром Корнеевичем с большим трудом припомнил тот случай, когда Петра Корнеевича Богацкова в Прикарпатье судили за избиение двух молодых казаков, приближенных к Шкуро. Поэтому Кочубей махнул рукой и твердо сказал:

– То булы коварные задумкы Андрэя Шкуро, хай ему грец!

Вот так, после воспоминаний о былой службе, они и подружились.

В двадцатых годах прошлого столетия во время крайней нищеты, неописуемого горя и безысходности то белела, то зеленела, то краснела казачья подневольная Кубань. Такое изменение цвета происходило вовсе не от капризной прихоти природы, а от стыда и позорного бессилия самих кубанских казаков. Многие из них пытались удержать прежнюю царскую власть, чтобы она, Боже упаси, никогда не покраснела. Все это рождало в душах некоторых мятущихся казаков в станице Кавнарской сатанинский накал низменных страстей, поэтому кругом творился разлад и сущая неразбериха.

Самые нестойкие из казаков, зараженные междоусобицей, совсем забыли о Боге и о своём царе – батюшке. Некоторые из них, поддавшись соблазну Антихриста, который манил их в призрачное светлое будущее, словно сбесились, переметнулись на сторону красных и стали неузнаваемыми.

Неукротимая дьявольская сила, выплеснувшись из таких обманутых казачьих душ наружу, рождала страшную, неуправляемую ярость, злобу и ненависть. Какая-то нечеловеческая жажда крови, как в пьяном угаре, переборола в таких казачьих сердцах тяжкий вселенский грех. После науськивания совратившего их Антихриста размежевала эта бесовская сила падшие, ослепленные непонятной враждой и местью казачьи души. И заставила она их с удивительной, преступной легкостью поднять руку брата на брата, а сына на родного отца.

Вот так полыхнула на многострадальной кубанской земле хмельная красная смута, и начал торжествовать холодновато-щемящий христианскую душу кровавый шабаш вездесущего дьявола, который с великой легкостью охватил всю зараженную им Россию.

Таким образом, Антихрист-искуситель внедрился в душу своего сподвижника и проповедника идей вселенского зла В. И. Ленина. Этот искуснейший и талантливый политик и большой словоблуд, демон октябрьской смуты тщательно и продуманно скрывал свое истинное бесовское лицо. Под личиной торжества коммунистической идеи на всей земле он совращал всех людей на свете своим призрачным равенством и братством.

Рис. 4. Иван Антонович Кочубей. Один из активнейших участников гражданской войны на Кубани, талантливый комбриг

Главком Юго-Восточной революционной красной армии был назначен донской казак Алексей Иванович Автономов, который успешно руководил обороной Екатеринодара во время штурма города Добровольческой армией под командованием генерала Корнилова Л.Г..

Битва за Екатеринодар для Автономова А.И. стала первым крупным полевым сражением во время Гражданской войны на Кубани.

Кочубей И. А., как участник этого сражения, окрыленный успехом, недолго присматривался к приглянувшемуся ему в бою за Екатеринодар перебежчику Петру Корнеевичу Богацкову.

Кочубей И. А, тут же обратился к главкому Юго-Восточной революционной красной армии А.И. Автономову с ходатайством о назначении Петра Корнеевича Богацкова, как особо отличившегося защитника Екатеринодара в боях с белогвардейцами, своим заместителем и командиром одной из подчиненных ему доблестных казачьих сотен.