– Не—а, Златка, – отказался он. – Иди, гуляй. А Пашке передай, чтоб далеко не убегал. Научу его дрова рубить. Хоть толк с него будет.

– Хорошо. Передам.

Выйдя во двор, я искала глазами брата, но обнаружив его, закричала:

– Куда полез, дурень?!

В одних трусах и тельняшке, он обезьяной висел на заборе, собираясь перелезть на соседний двор.

– Я грушу хочу, – бубнил он, перекидывая ногу через колючую сетку. Закинутые на забор тряпки попадали в траву. Казалось, что еще немного и неустойчивая конструкция попросту рухнет.

От дурноты голова закружилась.

– Какую еще грушу, олух? – поджав губы, прорычала я.

– Соседскую. У них полное ведро. А я из—за тебя, вообще фруктов не нюхаю.

– Я тебе сейчас так понюхаю…

Убедившись, что нас никто не видит, я подбежала к брату и схватила его за ногу.

– Слезай, – приказала я сквозь зубы. – Сейчас же.

Мои пальцы вонзились в его тонкую щиколотку.

– Пусти, Зося, – сморщившись в лице, потребовал он. – Никто пропажи не заметит.

– Или ты спускаешься… или гореть твоей заднице от дедовского ремня.

– Ну, сестричка, пожалуйста!

Я сделала строжайшее лицо и принялась считать:

– Раз, два…

Мальчишка опечалено вздохнул.

– Ладно, ладно. Только отпусти. Я сам слезу.

Я отпустила его ногу, задрала голову к небу и протяжно выдохнула. И за что он мне?

Пашка лихо спрыгнул на землю, только вот на землю соседскую. Белобрысая шевелюра козликом поскакала по огороду.

– Пашка! – взвизгнула я и припала лицом к забору. – Вернись!

Пятилетнее подобие на человека бесстрашно прополз в чужой сад, нырнул в зеленое ведро и достал спелую грушу.

– Опля!

– Паша, назад, – вполголоса позвала я, в страхе что его заметят, но братец, почувствовав себя первоклассным воришкой не спешил возвращаться.

– Злата—вата, гуталин. На носу горячий блин, – пританцовывал идиот с набитым ртом.

Стыд и страх сковали меня. Отвернувшись, я стала молиться, чтобы хулиган вернулся незамеченным. А главное, чтобы дед этого не видел. Отчасти я была виновата в том, что происходит.

– Ай! Ой!

– Попался!

Когда за спиной послышался посторонний голос, мое сердце дрогнуло. Сглотнув, я обернулась.

– Пусти, – корчился от боли Пашка.

Парень, державший братца за ухо, не щадил сорванца. Извиваясь, Пашка на цыпочках водил хороводы вокруг соседа.

– Пустить? – усмехнулся парень, а потом отвесил ему смачного пенка. – Ты хоть знаешь, что за воровство бывает? А, матрос?

– Всего лишь груша. Жалко, что ли?

По всей видимости, Пашка не понимал всю мерзость своего поступка и не стеснялся дерзить.

– Тебя мне жалко, матрос, – посмеялся парень. – Груши, ведь, немытые.

– Фигасе! И что мне теперь будет?

Поправив кепку козырьком назад, парень задумался.

– Хм. По—разному бывает. Иногда, черви в животе заводятся. Иногда, поросячий хвостик вырастает, – он запнулся. – Спорим на щелбан, что не хрюкнешь?

Сосед явно издевался над мальчуганом.

– Кто спорит – тот говна не стоит! – Пашка был любителем дразнилок, но и парень оказался не промах.

– Кто спора боится – тот в какашках копошится!

Мне пора было вмешиваться.

– Отпусти его, пожалуйста, – жалобно пропела я. – Он еще маленький. Глупый.

Парень поднял голову и удивленно моргнул. Он и предположить не мог, что за ними наблюдают.

– А ты кто? Подельник?

– Златка! Сестренка, помоги! Он мне ухо сейчас оторвет!

– Так это сестра твоя, матрос? – догадался парень. – Что ж, у тебя появился шанс на свободу.

Он посмотрел на меня и его голубые глаза сверкнули.

– Как думаешь братца выручать? – его губы дрогнули в хитрой улыбке. – Предложения есть?

Я видела его впервые.

Высокие скулы. Светлые глаза. Пухлые губы. Из—под черной кепки торчали темные волосы, а от широкой улыбки на щеках появились ямочки. Майка, цвета пыльного снега, прикрывала потертое трико, зато открывала рельефные руки. И пусть одежда на нем была простая, сам же парень был непрост.

– Послушай, я извиняюсь за брата. В семье не без урода, понимаешь? Он дурачок у нас.

– Сама дура! – огрызался глупый братец.

Я сжала руки в кулаки, представляя в них тонкую шею. Клянусь, как только все закончиться я удушу его. Разорву на куски и скину в компостную яму. На заборе повешу и выбью, как пыльный ковер.

– Отпустишь? – я с надеждой посмотрела на парня, и тот вскинул темными бровями.

– Отпущу, – подозрительно быстро согласился он, но мальца не выпускал. – Только если ты кувыркнешься.

– Что?

– Кувыркнись, и он свободен.

Я могла бы расценить это за шутку, только вот лицо его было серьёзным.

– Я не цирковой осел, – мои руки скрестились на груди. – Пусть кто груши трескал, тот и кувыркается.

Вздохнув, он равнодушно потряс плечами.

– Как знаешь, – на этих словах он вывернул руку, и мальчишка завопил на всю округу.

Я поморщилась от пронзительного крика. Если дедушка узнает о содеянном, Пашке будет незачем волноваться за свои уши, потому что их попросту не станет.

Мне было четырнадцать, и я была слишком доверчива. А еще моему «великодушию» можно было только позавидовать.

Закрыв глаза, я прокляла мелкого подлеца.

– Хорошо, хорошо. Я кувыркнусь.

Самодовольный парень наградил меня вынуждающим взглядом. Ох, их ждало незабываемое представление.

Ладони коснулись влажной травы. Макушка воткнулась в землю. И, как говорит Пашка: «оп—ля» – дело сделано.

Унизительно приземлившись, я отряхнула платье и поднялась на ноги.

– Доволен? – буркнула я, и с волос попадали сухие листья.

На секунду оба ребят замерли, словно увидали фокус века.

А потом, сосед прыснул от смеха:

– В натуре? Я ведь пошутил! Если бы я знал, что ты на самом деле кувыркнешься, попросил бы тебя задрать юбку!

Мои щеки вспыхнули. Наиглупейшая шутка. Наиглупейшая ситуация. Наиглупейший брат.

– Ладно, беги, Матрос. А сестре «спасибо» скажи, – отпустив Пашу, продолжал хихикать парень.

Довольный Пашка побежал ко мне навстречу, при этом крутя пальцем у виска.

– Фигасе, Златка! Вот ты – дуреха! Кто ж по приказу кувыркается?

Я буквально слышала, как скрипят мои зубы. Но, слишком рано расслабилась, так как в нашем «театре» появился еще один зритель.

На крыльцо вышел парень – ночной гитарист и, сунув руки в карманы, одним лишь взглядом потребовал объяснений.

– Радуйся, брат! – воскликнул парень в кепке. – Не соседи у нас – циркачи!

– Да ну? – усмехнулся второй.

– Еще какие! Я таких клоунов давно не видел!

Дружный смех парней, поддержал мой недалекий братец. Кажется, его маленькая голова в действительности была напичкана опилками.

Сгорая от стыда, я схватила Пашку за шиворот и поволокла в дом. А вот выйти на улицу смогла только тогда, когда убедилась, что соседний двор пустует.

***

Дом Нины Павленко находился на другом конце улицы. Отец Нины – дядя Гриша, был мастером на все руки, поэтому двухэтажное жилище с расписными окнами и резными дверями, выделялось на фоне других неказистых домиков, хотя жили они скромно. Как и все в Каменке.

– Здравствуйте, теть Зин!

Загнувшись буквой «г», Нинкина мать ковырялась в огороде, что было для нее привычным делом. И, кажется, любимым.

– Привет, Златка, – поздоровалась она, не отвлекаясь от сорняков.

– Нинка дома?

– А черт ее знает, где она лазает! Как услышала, что я на грядки, сразу же свинтила! Ее дело телячье, нагадила – стой! Все ждет, пока за ней приберутся!

Проскочив мимо тявкающего «Шарика», я подошла к сараю – месту, где обычно пряталась Нина, когда начинало попахивать работой, и нырнула внутрь.

В пыльном помещении было темно, а просачивающийся сквозь деревянные стены свет, рассекречивал клубы табачного дыма.

– Эй, ты здесь? – тихо позвала я, заглядывая за дымящуюся кучу сена. – Это я. Злата.

В эту же секунду показалось недовольное лицо подруги.