Бедный капеллан побледнел, пока она говорила, бросая быстрые взгляды на багровое лицо сэра Джеффри.
– Мадам, – с поклоном пробормотал он, – мадам, я смиренно прошу у вас прощения! Если бы вы соизволили…
Она лихо стукнула кружкой об стол, сунула руки в карманы и согнулась от смеха, воистину звонкого и мелодичного – этот серебристый смех, с тех пор как она выросла, то и дело прославляли в своих стихах ее бесчисленные обожатели.
– Если бы я соизволила выйти отсюда и освободить вас от неловкого присутствия юной девицы, – подсказала она. – Нет уж, я останусь тут, буду вашей заступницей.
По правде сказать, заступничество капеллану и вправду понадобилось. Сэр Джеффри разразился богохульствами. Он честил не только родственников, но и всех святых отцов вместе взятых за то, что имели дерзость явиться к нему, клялся при случае собственноручно отхлестать лорда Темплоу, а его посланца вышвырнуть вон за пределы имения.
Однако госпожа Клоринда была не прочь повеселиться. Она вдоволь посмеялась над неудовольствием отца, пока капеллан с дрожащими губами стоял перед ним навытяжку, и его растерянный вид рассмешил ее еще больше.
– Придержи язык, папуля, – воскликнула она, когда сэр Джеффри совсем разбушевался. – Пусть святой отец передаст свое послание, ведь мы его до сих пор не слыхали.
– Это еще зачем! – орал сэр Джеффри. – Я не намерен терпеть дерзостей в своем доме!
– Что вы хотели нам передать? – спросила капеллана юная леди. – Ведь вы не можете вернуться, пока не доставите своего сообщения. Говорите. Я желаю его услышать.
Священник до боли сжал в руках свою шляпу, не смея поднять глаза от пола, он был напуган всерьез.
– Ну же, где ваше мужество? – сказала Клоринда. – Если что, я спасу вас. Говорите.
– Прошу прощения, мисс, – с трепетом ответил капеллан, – но мой господин приказал предупредить вашего почтенного отца, что если он не запретит вам носить…
– Бриджи, – подсказала Клоринда, хлопнув себя по колену.
Желтолицый от рождения капеллан покраснел от стыда.
– Ни один джентльмен… – продолжил он, запинаясь на каждом слове, – несмотря на редкостную красоту… ни один джентльмен…
– Не возьмет меня замуж? – закончила вместо него милосердная юная леди.
– Ибо, если молодой леди позволяют вести себя таким образом, она не может рассчитывать на подобающую партию, бесчестит свою семью…
– А то и хуже того, – со звонким смехом закончила госпожа Кло.
Сэр Джеффри чуть не лопнул от бешенства. Дочь едва успела отвести отцовскую руку, когда он бросил кружку в голову капеллану, а после, когда он за шиворот потащил посетителя из комнаты, подняла шляпу гостя и сунула ему в руки.
– Передайте его светлости, – сказала она, все еще смеясь, – что он прав. Я позабочусь о том, чтобы не навлечь на него позора.
– По правде сказать, папуля, – сказала она, возвращаясь назад, – может быть, этот старый болван… Глупо конечно, но, может быть, он и прав. Я собираюсь стать светской дамой и сделать блестящую партию. Правда, никто в округе и близко не годится на эту роль, пожалуй, кроме старого графа Дунстанволда, а он ценит скромных женщин и, наверное, тоже считает бриджи неподобающими. Я не буду больше охотиться в них.
С того дня она позволила себе так одеться раз или два, когда была в особенно игривом настроении или когда отцу хотелось развлечь за ужином приятелей, к которым она относилась особенно благосклонно. Ради них она надевала свои изысканные мужские костюмы и дразнила своими юными прелестями, бойкостью и грацией их залитые вином глаза.
В ночь на пятнадцатилетие дочери сэр Джеффри задал грандиозный пир для нее и своих закадычных приятелей. Она лично приказала, чтобы никаких дам на празднике не было, и приготовилась всем объявить, что с этого дня считает себя юной леди, что оставляет детские забавы и что вступает в возраст невест.
– Скучные дамы появятся возле меня с завтрашнего дня, – объяснила она. – Хоть ты и мой родитель, но сваха из тебя плохая, папуля, иначе ты бы об этом уже позаботился. Тут уж ничего не поделаешь: матери, чтобы научила делать овечьи глазки холостякам, у меня нет. Придется обрядиться в платья со шлейфом, корсеты, облепиться мушками и покорять поклонников до тех пор, пока не выпадет козырь и какой-нибудь знатный лорд не клюнет на мою фигуру и манеры.
– С твоей фигурой, Кло, бог свидетель, на тебя будет клевать каждый мужчина, – засмеялся сэр Джеффри. – А вот с манерами труднее. Как ни обряжайся, но манеры тебя выдадут с головой.
– Такая уж я родилась, – ответила мисс Клоринда. – Манеры достались мне по наследству, и с тех пор нисколько не улучшились. Но после, – и она склонилась в глубоком реверансе, ослепительная в своей прелести, – после моего дня рождения манерами я займусь. Вот только развлекусь напоследок.
Когда мужчины в ночь торжества собрались вокруг черного дубового стола, их встретила дерзкая молодая хозяйка, одетая еще более смело, чем всегда. На ней были белые атласные бриджи, розовая атласная накидка, расшитая серебряными розами, туфли с блестящими пряжками и белые шелковые чулки, облегающие изящные сильные ноги. Все как один клялись, что именно так и должна выглядеть женщина. Она встретила их у камина, стоя спиной к огню, небрежно расставив ноги, и приветствовала каждого входящего с прелестной бесцеремонностью. Волосы у нее были собраны и напудрены, черные глаза манили мужчин, как путеводные звезды, и вся она была похожа на спелый гранат. У нее были идеальный римский нос, прихотливый алый рот, длинная шея и круглый подбородок. Она была действительно ослепительной и готовилась блистать перед гостями.
Сэр Джеффри был уже немолод – он вступил в брак с матерью Клоринды в возрасте сорока лет. Большинство приятелей были его ровесниками, так что у юной, неспелой мисс Клоринды не было случая пообщаться со сверстниками. Но в тот вечер среди гостей был незнакомец. Это был молодой родственник одного из старших мужчин. Как-то раз, явившись к дядюшке с визитом, он сразу покорил острым чувством юмора, неутомимостью во время охоты и готовностью обсуждать интриги и светские сплетни, благодаря чему скоро сделался всеобщим любимцем. Он вполне мог поспорить красотой с самой госпожой Клориндой. Прекрасно сложенный, элегантный, сильный и энергичный, он мог похвастаться румяным, приятным лицом, светлые волосы лежали у него на плечах, и при этом лодыжки у него были не менее стройными, чем у хозяйки Уайлдерхолла.
Он был двадцатичетырехлетним мужчиной, она – всего лишь пятнадцатилетней девушкой, но настолько высокой и сильной, что составляла ему прекрасную пару. Оба они были одеты в модные мужские платья, и то и дело улыбались друг другу с очаровательной, дерзкой откровенностью.
Молодой человек уже успел прославиться в лондонском свете как записной красавец и обольститель женских сердец. Поговаривали, что он лелеял мечту соблазнить всех красавиц на свете и приобрел известность щегольством не только в Лондоне, но и за рубежом. В прошлом сезоне он вполне овладел искусством флирта и милой болтовни, а поскольку выражение его синих глаз было пламенным, фигура – как у Адониса, ухоженные белые руки словно созданы для перстней, то к роли обольстителя он полностью подходил. Мисс Клоринду он прожег взглядами еще до того как переменили первое блюдо.
Даже в Лондоне ходили смутные слухи об этой юной красавице, выросшей среди собак, лошадей и собутыльников ее отца, – красавице, рядом с которой бледнели первые лондонские кокетки. Он едва не впал в хандру, прослышав, что она отказалась от мужского платья и поклялась, что не будет больше его носить, так как желал взглянуть, как она в них выглядит и как обнажает свои прелести. Услышав от дядюшки, что в день пятнадцатилетия она в последний раз наденет мужскую одежду, он возжелал получить приглашение в гости. Дядюшка похлопотал за него и – вуаля! С первого взгляда красавица выстрелила любовной стрелой и пронзила его пылкое сердце. Никогда прежде ему не приходилось лицезреть столь ослепительных женских чар и столь сияющих глаз. Прелестная дева держала в карманах свои белые, унизанные кольцами ручки с видом юного франта, но вскидывала голову как светская львица королевских кровей, – уже эти два фокуса могли бы воспламенить сердце мужчины куда старше и осмотрительнее, чем у него.
