Демон удовлетворенно кивнул и вошел в оскверненное кровью помещение. Теперь можно. Любая победа князя Люцифуга к месту, на которое ставятся его враги. Фишман искал документы о связях с белым подпольем, но ничего, кроме ритуальной мишуры не хранилось в алтарном приделе.

Расправа с белым подпольем подходила к своему фатальному завершению. Захлебнулся пулемет в верхних пещерах, последние выстрелы окатились к караимскому кладбищу, и растворились за Тепе-Керменом. Товарищ Мануйлов был недоволен. Он не ожидал такого сопротивления со стороны монахов. С другой стороны отстреливались белобандиты, а святоши поплатились за то, что предоставили им убежище.

Сергей Серафимович извлек из обгоревшей сумки бумаги и принялся их просматривать. Старые фотографии, гимназическая тетрадь со стихами были не интересны, а вот документы с цифрами и непонятными буквами могли пригодиться. Это уже кое-что! С другой стороны, их надо еще прочитать. Фишман, удовлетворенно потирая руки, подошел к Мануйлову и взглянул на бумаги.

— Что-то ценное? Адреса? Явки? — поинтересовался Иосиф, — Прищучим этих сволочей!

— Посмотрим! — огрызнулся командир чоновцев, — Умные все! Вместо головы срака, а я должен под пули лезть из-за дураков! Стоп! А вот это по вашей части.

Мануйлов передал чекисту обрывок тетрадной страницы, на которой были написаны имена, фамилии и название шхуны «Святой Никола». Иосиф понял, что ему очень повезло.

В Безвременье было тихо, даже часы, отмерявшие века остановились, ожидая окончания спора Лунной Девы и князя Люцифуга. Богиня видела холеное, самодовольное лицо князя и ей становилось страшно. Богиня боялась проиграть и, одновременно, желала победы.

На огромной, уходящей за горизонт доске, фигур осталось не так уж и много. Ее фигур! Кем-то надо жертвовать, но стоит ли? Гикией? Она привыкла к бывшей архонтессе. Диофантом? Сириском? Это лишь отсрочит фатальный исход.

Кольцо черных кожаных курток неумолимо подбиралось к хранителям Палладия, и тут Дева загадочно улыбнулась. Она, мысленно, потянулась к хрупкой фигурке Гикии и передвинула ее на несколько клеток к горизонту. За ней бросились кекропы, но стигийская стая перекрыла дорогу.

Люцифуг поклонился сопернице и стал с интересом наблюдать за развернувшимся сражением. Гикия исчезла за горизонтом и богиня поняла, что ее план не так уж и невыполним.

Вечерний поезд остановился у перрона Севастопольского вокзала. Пассажиров совсем мало. Дроздов и Морозов осмотрелись и, убедившись, что на них никто не обратил внимания, направились в сторону Большой Морской.

В этот летний вечер город казался вымершим и необычно тихим. Даже шаги не раздавались, словно тротуар выстелили пушистыми текинскими коврами. Город не вымер, далеко не вымер. Во всем ощущалась жизнь, которая пыталась пробиться сквозь призрачную ширму, словно театрал к своему кумиру в гримерной. Ощущался шелест голосов, приглушенное цоканье копыт, возмущения прохожих, виделись неясные человекоподобные тени.

— Андрей! Ты что-нибудь понимаешь? Я, лично, ощущаю себя крокодилом-невидимкой, которому хочется грызануть свежего мясца.

— Вот-вот! После этого из рептилии сделают пару сумочек для жен наркомов или чучело для музея. Сам ничего не понимаю.

— Кто из нас штатный Фауст? — остановился Дроздов, прикурил и продолжил, — Поколдуй, ударь в бубен! Мда-а! Ы-ы-ы!

Морозов осмотрелся и увидел причину, лишившую друга дара речи. Причина действительно стоила того. На мостовой стояла самая настоящая древнегреческая колесница, которой правила черноволосая красавица. Вот тебе и неожиданность. Подполковник протер глаза, отхлебнул из фляги и мрачно протянул спиртное другу. Вот уж где без полуштофика не обойтись.

— Познакомил бы с дамой, — пробормотал Андрей, — Крокодил хренов!

— Это Гикия! — слегка заикаясь, ответил Дроздов и вытер пот со лба, — Артемия Францевича бы сюда. У тебя контузии не было? Значит, оба свихнулись.

— Александрос! Быстрее! — улыбнулась Гикия, — У нас очень мало времени! Скорее!

Дроздов посмотрел вверх, прислушался к шелесту далеких разговоров и справедливо решил, что хуже и так не куда. Подполковник с опаской попробовал ногой дерево колесницы и забрался на нее. Гикия покосилась на мешок с Палладием, но ничего не сказала, хотя в глазах древней героини промелькнул неподдельный страх.

Подернутые дымкой городские дома мелькали как на экране синематографа, серо-черные, лишенные красок картинки. Реальность стала другой, насыщенной незнакомыми запахами и страхом, который тоже источал едкий, словно пот, запах. Где-то слышалось рычание, грызня, древнегреческие ругательства. Морозов оглянулся и увидел за спиной пыльное облако.

Протяжный вой заставил взвиться лошадей на дыбы, и колесница едва не перевернулась на повороте. Дроздов ругнулся, не на гомеровом наречии ругнулся, а вполне доходчиво. Даже лошади поняли, что везут не какого-то патрикия, а достойного лохарга армии Черного Барона. Александр вытащил револьвер и попытался выстрелить в приближавшуюся пыльную стену. Именно попытался, а не выстрелил. Оружие сухо щелкнуло, выплюнуло под ноги пулю и на этом все окончилось.

— Быстрее, Александрос! — просила Гикия, — Надо уходить! Это кекропы! Стая их не остановит!

Дроздов недовольно сплюнул, вырвал поводья из рук женщины и яростно стеганул скакунов. Лошади захрипели и рванули вперед. Пыльное облако выплюнуло на дорогу несколько окровавленных псов Стигийской стаи. Псы не выли от боли, не скулили, а бросились на змеелюдей. Парочка бестий откатилась в сторону и вспыхнула коптящим пламенем.

Колесница растворилась на фоне Графской пристани, оставив кекропов воевать с псами. На очередном повороте Морозов едва не вылетел под колеса, но чудом удержался в повозке. Впереди беглецов ожидали не кекропы, а довольно странные, ни на что не похожие существа. Дроздов правил прямо на них, стегал плетью лошадей и ругался, поскольку не было другого оружия в этом странном Севастополе.

Лошади опять захрипели и затанцевали на месте, наткнувшись на невидимую преграду. Кольцо тварей сужалось, неумолимо, словно злой рок, от которого не уйти в сторону и не защититься персеевым щитом. У ног беглецов затанцевали не призрачные, а вполне реальные молнии. Гикия закричала, опустилась на колени и вспыхнула ярким пламенем. Нападавшие зашипели, сделали шаг вперед и растворились, словно их и не было.

Морозов торопливо спрятал в мешок Палладий и осмотрелся. Мир обрел реальность, в которой не было места потусторонним демонам. Своих хватало. Друзья оказались недалеко от Инкерманского скита. Слышались удары монастырского колокола, церковное пение, голоса богомольцев.

— И что будем делать? — зевнул Морозов, — В общежитие идти нельзя. Не думаю, что нас нашли, но вот шестое чувство…

— А куда подевались первые пять? — хихикнул подполковник и прикурил, — Чревовещатель ты наш ненаглядный. Возвращаемся в общежитие, отметимся на заводе и тихо, словно крокодилы, поставим куклу на место. Там посмотрим. Надоели все эти монстры, колесницы и прочая чертовщина! Гикия…!

При упоминании имени архонтессы подполковник осекся и мрачно посмотрел в небо. Темнело. Луна, окутанная бледно-розовой дымкой, показалась на горизонте. Даже богиня сегодня скрывала свое лицо под вуалью, словно не желая наблюдать за двумя смертными.

Дорога в Севастополь казалась бесконечной. Только к полуночи добрались к Графской пристани. Запоздалые прохожие спешили домой, не обращая внимания на двух красных командиров, прогуливавшихся по набережной. Часовой у входа в штаб флота ленивым взглядом проводил сухопутных крыс и недовольно зевнул вслед. Мало ли кого носит по ночному городу. Не его дело. Пусть новые жандармы в кожанках разбираются.

— Может, зайдем на Никольское? — предложил Морозов, — Там спокойно и тихо подождем утра.