Мануйлова сопровождало форменное чудище, рогатое и волосатое, словно горячечное видение. Пока демоны обменивались любезностями, Иосиф подошел к командующему операцией, чтобы обсудить детали захвата монастыря.

— Как дела, Иосиф? — поинтересовался командир, — Как настроение у людей? Надеюсь боевое?

— Все отлично! Давно пора прижать эту контру, а потом и до отца Викентия доберемся, сука святая! — ответил Иосиф, — Какая задача определена моему отряду? Предлагаю обойти контру по склону, навалиться на них и раздавить как тараканов.

— Не спешите, товарищ Фишман! — ответил Мануйлов, — Монахи люди смирные, но там могут находиться белобандиты, которые воевать умеют не хуже нашего. Вот послать парочку орлов на разведку очень было бы правильно.

— Зачем? — махнул рукой оперуполномоченный, — Брать их будем тепленькими. Прямо в храме и пустим под пулемет. Перекоп брали, а тут вшивеньких попов не прихлопнем?

— Во-во! — криво улыбнулся Мануйлов, — Слышал, как ты отличился на Сюйрени. Тут башкой надо думать, а не лезть в пекло!

При этих словах оба демона затряслись от смеха, а рогатый, и вовсе показал что-то неприличное и обидное. Что конкретно Фишман не знал, но почувствовал себя оскорбленным. Да кто они такие, чтобы издеваться над героем Гражданской войны? Демон-хранитель показал костлявый кулак, и чекист отвернулся в сторону.

— Кажется, есть новости! — зевнул командир и бросил окурок под ноги, — Докладывайте, товарищи!

— Пытались мы тут одного святошу отловить, да сбег, падла! Теперь поднимет шум и поминай, как звали! — докладывал красноармеец, — Вертлявый оказался, сука! Грызанул за палец и сбег! Мы с Петром за ним, а он в заросли и поминай, как звали.

— Понятно! Как же так можно, товарищи! Это не дело! — покачал головой Мануйлов, — Вот, слышите? Строиться и повзводно выдвигаемся к монастырю. Перекрыть дорогу на Бахчисарай, тропу к Караимскому кладбищу и склон к Чуфут-кале. А вы, уроды, будете сидеть на гауптической вахте!

Над ущельем разносился набатный звон монастырского колокола, призывавший братию к молитве. Засады не было и Мануйлов уже было, вздохнул с облегчением, но тут откуда-то сверху загрохотал пулемет. Красноармейцы откатились либо в заросли, либо под прикрытие скального карниза. Несколько ручных бомб, брошенных из верхних пещер, разорвались возле укрытия отцов-командиров, осыпали их каменной крошкой и поразили парочку бойцов осколками. Выстрелы не умолкали. Манулов осторожно выглянул, пожал плечами и обернулся к Фишману.

— Ничего не понимаю! Никто из наших, носа не кажет, а они палят почем зря! У них что, патронов куры не клюют?

— Хрен его знает! Может, пугают? — ответил Иосиф, выглядывая из укрытия.

Картина была более чем занимательной. Нечисть четким строем подбиралась к храмовой лестнице, не обращая внимания на пули. Неожиданно первая шеренга мелкой нечисти остановилась и упала, сгорая в чистом, ослепительном огне. Припасли святые отцы нечто лучше пуль. Были у них союзники, зыбкие, сверкающие огненным серебром молний. Мало этих союзников, десятка три не более, но грозных и неумолимых словно рок.

— Ну, чем порадуешь, комиссар? — поинтересовался Мануйлов.

— Сплошная хрень! — отмахнулся Фишман, — У меня есть парочка «гочкисов». Предлагаю пальнуть по церковному ходу и верхним пещерам.

Боец, стоявший за спиной Иосифа, неожиданно пошатнулся, захрипел, стал биться в конвульсиях, а потом и вовсе затих. Фельдшер пощупал пульс, удивленно посмотрел на начальство, явно не понимая причины. Еще один красноармеец упал на колени, выпустил винтовку и затих.

— И этот помер! — топнул ногой фельдшер, — Ни черта не понимаю!

И тут-то Иосифу стало страшно. Уж он то прекрасно понял причину. Убили чертика-хранителя, и ты умер, а душа пожалуй, в котел со смолой или еще там куда положено. А если демонка убьют? Что тогда? Умирать чекисту совсем не хотелось, а тем более, встречаться с хозяином. Вот тебе и договорчик.

— Ребята! — крикнул Фишман, — Давайте с пулеметами и делайте так, чтобы святоши носа не показали из своих нор.

— Два взвода приготовиться! — приказал командир, — Как пулеметы притихнут короткими перебежками к церковной лестнице и приготовить ручные бомбы.

«Гочкисы» загрохотали, и беспорядочная стрельба со стороны обители прекратилась. Раздавались одиночные выстрелы, но и они растворились в грохоте бомб. Иосиф осторожно подобрался к расселине в скалах и спрятался там. Серебристо-огненных защитников заметно поубавилось, но и демоны откатились к самому обрыву.

Из храма доносились церковные песнопения, и было в них нечто такое, от чего заболела культя. Перед глазами Иосифа запылал призрачный костер инквизиции и Фишман корчился на столбе, обугливаясь в языках пламени. Рядом стоял фон Кернвальд, онемевшая от страха Милисента и священник, читавший молитвы на непонятной латыни. Опять! Нет! Окровавленный призрак краскома Гаманенко тянул костлявые руки с лохмотьями плоти к горлу убийцы и Фишман сомкнул обгоревшие в пламени костра веки.

Иосиф очнулся в тени скального навеса от пощечины и резкого неприятного запаха. Фельдшер облегченно вздохнул, вытер пот с лица и приложился к фляге со спиртовым настоем крымского лимонника.

— Что со мной? — простонал чекист.

— Слава богу, что хотя бы этот не окочурился! — крякнул медик, — Сергей Серафимович, очухался товарищ комиссар!

Мануйлов подошел к Иосифу, покачал головой и пару минут смотрел в безумные глаза чекиста. Впрочем, безумие очень быстро прошло, и Фишман попытался встать. Голова кружилась, но после очередной дозы нашатыря, все стало на свои места.

— Что случилось, Иосиф?

— Все в порядке, товарищ Мануйлов! Просто голова закружилась. Как там святоши?

— Отстреливаются, сволочи! Пулеметы их прищучили, но контра окопалась в пещерах и огрызается. Много раненных. Надо послать кого-нибудь в больницу и вызывать помощь из Симферополя.

— Сами прибьем гадов! — огрызнулся чекист и посмотрел в сторону монастыря.

Монастырь превратился в осажденную крепость. Горела церковная утварь, развороченные взрывом церковные ворота висели на одной петле и угрожающе скрипели. Трупы клириков и мирян лежали на залитом кровью полу, и святые наблюдали за этим побоищем с икон. Были в монастыре и живые. Несколько монахов под руководством настоятеля молились, за души тех, кто не ведает что творит.

Никодим все время искал офицера, просившего освятить оружие, и не находил. Так ли он был прав? Одно дело бусурмане, а другое дело продавшие душу дьяволу вероотступники, жаждавшие свежей крови. Взгляд скользнул по простреленной иконе и появился страх, липкий, мерзенький, отдающий холодным потом. С иконы смотрело лицо утреннего знакомца.

В верхних пещерах опять загрохотал пулемет. В ответ по стенам зацокали пули, одна из которых разнесла икону в щепки. От взрыва ручной бомбы ворота упали и в храм ворвались люди в кожаных куртках. Никодим поднял над головой крест и упал, сраженный пулей из маузера.

Иосиф подошел к телу настоятеля, ударил его ногой и презрительно плюнул на поломанную икону. В верхних пещерах добивали последних защитников, а Фишман озадаченно осмотрелся. Неужели никого не осталось в живых? Не входило это в планы чекиста. Надо было допросить кого-нибудь из этих святош. Демонок поклонился, почесал костлявой рукой затылок и кивнул в сторону алтаря.

Иосиф ухмыльнулся. Хищно, словно зверь, почуявший добычу, чекист подошел к двери, ведущей в алтарный придел. Под ногами скрипело битое стекло, звенел металл опрокинутых подсвечников с потеками воска на позолоченных боках, а за дверью слышался чей-то стон и надрывное всхлипывание. Фишман резко дернул дверь, а потом ногой ударил по лакированному дереву.

В небольшой комнатушке, забившись от страха под стол, сидел мальчишка и ревел. Иосиф растерялся, опустил оружие и посмотрел на демонка. Не сладко тебе, чертяка? Куда тебе зайти в освященное место. Ах, осквернить надо? Религия — опиум для народа, а опиум чужд коммунизму. Чекист поднял маузер. Монашек закрылся массивным фолиантом со святым письмом, которое оказалось бессильным против свинца. Паренек выпустил книгу и захрипел от боли. Фишман презрительно ударил раненного в лицо и хладнокровно выстрелил в голову послушника.