Над Эрегли поднималось зарево пожаров, слышалась беспорядочная стрельба и грохот далекой канонады. С площадки упал сначала один камень, затем несколько кусков черепицы, осколки стекла. Дроздов ругнулся, помог другу отойти в сторону и едва успел схватить мешок с Палладием, как башня, подняв тучу пыли, обрушилась подобно карточному домику.

Сидя в портовом духане Зонгулдака, Дроздов и Морозов с опаской смотрели на корабли, пришедшие из Керчи и Одессы. Моряки сгружали тюки с продовольствием, ящики с оружием и боеприпасами, сгружали споро, переговариваясь на русско-турецком слэнге и понимали друг друга. Причал оцеплен и, разве что, только мышь могла проскользнуть на шхуну «Святой Никола», мирно покачивавшуюся у пирса. И чем прикажете заниматься, когда время тянется невероятно долго, и ты вынужден томиться от безделья? Конечно пить! И друзья пили: за гибель Большевизии, за эпидемию чумки в Кремле и еще бог весть знает за что. Злость, накопившаяся за долгое время, грозила выплеснуться наружу и смыть в море жаждавших реванша офицеров.

— Сюда бы пару «максимов», чтобы не перегрелись, и стрелять до посинения, пока глаза не зальет кровью! — мечтал Дроздов и отдал другу оружие, — Спрячь, от греха подальше, а то не выдержу.

— Не кипятись, — ответил Морозов, — Думаешь, мне легко? Слышал новость? Яков Александрович решил вернуться в Россию.

Дроздов поперхнулся водкой, выпучил глаза и долго откашливался.

— Предупреждать надо! Слащев в Большевизии? — выдавил из себя подполковник, — Да его на первом суку вздернут! Может он, и в партию вступил?

— Как в дерьмо вступит, но без этого нельзя! Умный человек, а вот…, - замялся Андрей, — Не понимает, что его используют и сгноят в Сибири, черт возьми!

Капитан оглянулся, чтобы лучше рассмотреть человека в элегантном костюме. Незнакомец, поигрывая тросточкой, направлялся в духан.

— По-моему это к нам, — заметил Андрей, — Или за нами.

— Посмотрим, — криво усмехнулся Дроздов и посмотрел в окно.

Незнакомец вошел в заведение, осмотрелся и, решив, что турецкая матросня — компания не из лучших, направился к столику, где коротали время врангелевцы.

— Дрозды улетели на юг, — сообщил по-немецки мужчина и поклонился.

— Еще не осень, — ответил Морозов, — Прошу к столу, сударь! С кем имею честь?

— Штабс-капитан Пташников!

Связной закашлялся, дрожащей рукой достал из бокового кармана пиджака таблетки и проглотил пару штук. Вскоре кашель прекратился и Пташников смог внятно говорить.

— Господа! Вам наилучшие пожелания от их превосходительства, генерала Туркула, — тихо начал штабс-капитан, — Где поручик Мишрис?

— Погиб в перестрелке с бандитами, — буркнул Дроздов, — Я всякой чертовщиной сыт по горло!

— В таком случае, господа, — улыбнулся Пташников, — Дальнейшие указания получите на шхуне «Святой Никола». Знаю только, что маршрут изменен: Зонгулдак — Варна — Одесса, а оттуда в Севастополь через Александровск и Симферополь.

— Опять анабазис! — хмыкнул Морозов, — У меня нет слов, только руками развожу.

Андрей тоскливо посмотрел в чашку с водкой, затем на друга и закрыл глаза. Так и сидел, глядя сквозь приоткрытые ресницы на штабс-капитана, которого не помнил ни в Симферополе, ни в Галлиполи. Пытался увидеть ауру связного, но не смог при всем желании и это настораживало. Не то чтобы ауры не было совсем, она была и черной вуалью скрывала лицо Пташникова.

— Вот помню, господа! Когда я работал в русском археологическом институте, — начал Пташников, — Довелось копать в Конии, бывшей столице Иконийского султаната, а до этого византийском владении.

Славные были деньки. Профессор Кулаковский был весьма в настроении, ибо нам удалось выломать из стены одного дома интересную надпись времен Константина Великого. Находка произвела фурор и породила много споров, причем не только среди археологов. К чему это я? Господин Колтышев просил молчать при любых обстоятельствах и во всем полагаться на известного вам проводника. Если выйдете на игумна Викентия, то о гераклейской эпопее ни слова.

— Ну и страсти, — зевнул Дроздов, — Лучше расскажите каково сейчас в Галлиполи, скука наверное.

— Как обычно, — вяло ответил связной и сделал пару глотков чая, — Прошел слух о скорой эвакуации, но толком ничего не известно. Кутепов следит за каждым нашим шагом, мечет громы и молнии.

— Хорошо, что не икру! — буркнул Дроздов, — Генерал генералом, а присмотришься — форменный фельдфебель. Вечно орет, как верблюд за колючкой.

— Мне пора! Честь имею, господа!

Пташников, не говоря больше ни слова, вышел из духана и растворился в многоголосой толпе. Дымя трубами, суда вскоре вышли из порта и направились в сторону Большевизии, а офицеры облегченно вздохнули. Шхуна мирно покачивалась на волнах, почти касаясь пирса облезлым бортом. Шкипер сидел у грот-мачты на узорчатом хорасанском коврике, пил чай и наслаждался трубкой, набитой ароматным голландским табаком. Морской волк лениво посмотрел как два господина, всячески чертыхаясь, перебрались на палубу, и поставил чайничек на небольшую жаровню.

— Дрозды улетели на юг, — отдышавшись, сообщил подполковник.

— Зимой улетели, весной летят обратно, — ответил шкипер и зевнул, — Еще не осень! Пока бедный Никанор ждал этих дроздов, крысы в трюме совсем отощали и почти сгрызли шпангоуты.

Грек говорил по-русски с сильным акцентом, но вполне разборчиво.

— Кали мера! — продолжил Никанор, — Это вам!

Два серых конверта успокоили вечно подозрительного Дроздова, а пиала с чаем и вовсе развеяла остатки сомнений.

— Нас предупредил господин Пташников, но из-за большевичков… Несколько заждались, — вздохнул Морозов, — Офицер который прибыл на этой шхуне.

Никанор озабоченно покачал головой, неторопливо разжег погасшую трубку и набожно перекрестился.

— Третий день в Зонгулдаке и кроме груза вина на судне никого не было, хвост катрана мне в глотку. К вечеру, перед закрытием порта идем в Варну!

Морозов не стал возражать, лишь достал папиросину и без наслаждения закурил, чтобы убить время. Дроздов молча изучал послание, нервно сопел и периодически чесал затылок.

— Все правильно! — вздохнул Александр, — Господин Пташников абсолютно прав: будем доставать правое ухо левой пяткой. Цирк! Крокодил кусающий свой хвост! Смертельный номер!

Никанор продолжал сосредоточенно курить, развлекаясь кольцами дыма, которые пускал действительно мастерски.

— Э-э, уважаемый! — обратился Морозов к шкиперу, — Мы так и будем сидеть на палубе?

— Свежий воздух еще никому не вредил и потом, моя шхуна возит товар, а не пассажиров, — последовал ответ, — Если поискать место… Времена сложные, торговля совсем плохая, а три потерянных дня…

— Чего эта каналья хочет? — спросил по-немецки Дроздов, — Если денег — дай в морду!

— По-моему он требует платы за места в каюте.

Дроздов посмотрел на Никанора и улыбнулся, хищно так, но в отличии от любимых крокодилов слезы не пустил, а совершенно по-царски швырнул сотню франков к ногам вымогателя.

— Тц…Тц…Тц… Твоя мать! — начал хозяин судна, но сразу осекся увидев лица собеседников, — Якши! Вторая дверь справа от лестницы!

В каюте друзья плюхнулись в гамаки и почти сразу заснули, отключившись от всего окружающего. Мир, оставив после себя густую тьму, перестал существовать, был ничем, качавшейся на волнах пустотой, тикающим безвременьем.