Пропала моя мечта накопать себе камешков! Придется отрабатывать контракт, и, как бы мне ни нравился принц Франц, деньги будет платить папашка, значит, принца необходимо женить. Приехали к тому, от чего уехали.

Мы уже выпили практически половину внушительной бутылки, а я еще не узнала предпочтений Франца. Приступай, Мари, приступай, уже за окнами сереть начинает.

– Ваше высочество, – нерешительно начала я прощупывать почву, – а что вас не тянет жениться-то?

Принц сразу подобрался, взгрустнул и на лице его явственно проступил испуг.

– Я думал, что мы договорились? – с нажимом проговорил он, протянув руку и оглаживая «мою» изумрудную фигурку.

Я потянула змееныша на себя (не люблю отдавать свое) и, не придумав ничего лучшего, сунула его в декольте, ближе к сердцу.

– Я просто исследую данный аспект, – уклончиво проговорила я.

Франц вздохнул и, молча, стал перебирать другие фигурки из своей шкатулки. Я внимательно следила за его руками. Наконец, он вытащил потрясающей красоты голубя, сделанного из цельного алмаза. Я продолжила внимательно следить за принцем. Он приподнял фигурку над головой, чтобы свет магических светильников заиграл на гранях. У меня вырвался вздох восхищения. Я же женщина, в конце концов. А какая женщина не любит бриллиантов?

– Мари, я хотел бы вам преподнести еще один подарок, – принц сунул мне птичку в руки. – Это самый крупный из найденных алмазов на сегодняшний день. Он стоит целое состояние. Надеюсь, что мы с вами поймем друг друга.

А вот это уже другой разговор! Пожалуй, цена этого камня будет равнозначной цене моего поместья, а если продать этот бриллиант нашему королю, который безумно любит нашу королеву, то мне еще и на обустройство останется.

Мари, тебе конкретно повезло! У нас есть две стороны, с взаимоисключающими требованиями, но ты в любом случае остаешься в выигрыше. Женим принца (против папеньки, если тот надавит, Франц не выстоит), я получаю стоимость поместья от короля, а удастся отвертеться от женитьбы – и принц дарит мне даже большую сумму в виде двух фигурок (уж простите, но изумрудного змея я уже никому не отдам, даже продавать не буду, оставлю как память).

Я повертела голубя в руках, полюбовалась на игру света на гранях и протянула назад. Принц не взял.

– Можете пока взять себе. Все равно без моего клейма, вы его из королевства не вывезете. Помогите мне, Мари, ускользнуть от этой дурацкой женитьбы, и голубь ваш.

Я вздохнула, повертела голубя в руках и сунула его в декольте, ближе к змею, пускай пообщаются.

– Хорошо, – сказала решительно, – я попробую. Только уговор: делать то, что я говорю.

В окна покоев Его высочества лился уже дневной свет, а мы с Францем продолжали пить ципуро. Давились, но все равно мужественно пили.

– Мари, – вздох моего собутыльника был горьким и тяжелым, – я больше не могу. Я столько никогда не пил.

– Надо, Франц, надо, – властно приговаривала я, – если не хочешь жениться, тогда пей.

– Мне уже плохо, – стонал принц.

– А кому сейчас легко, – сурово возражала я.

– А чего мы добиваемся?

– Пока не знаю, – вздыхала дезориентированная сваха, – но чувствую, что на трезвую голову у нас ничего не получится. Может быть, удастся сорвать сегодняшний прием.

– Но тогда они перенесут его на завтра, – резонно заметил принц.

– Значит, мы и завтра будем пить. Будем пить до тех пор, пока я чего-нибудь не придумаю или король сам откажется от своей затеи.

Я почему-то думала, что здесь пройдет тот же фокус, который я проделала в свое время с папенькой.

Когда мне исполнилось семнадцать лет, мой любящий родитель решил выдать меня замуж за нашего соседа графа ле Крайо. Подозреваю, что уже тогда он осознавал, что не является для своей дочери авторитетом, поэтому и решил спихнуть свои обязанности на моего будущего мужа.

Я как раз приехала на каникулы из магической академии, была полна самых радужных планов и перспектив, поэтому наш разговор с родителем меня изумил.

– Мари, – смотря куда-то в одну точку за моей спиной, говорил мне отец, – ты уже взрослая девушка. Я стар, неизвестно, что может случиться со мною уже завтра, поэтому я хочу быть уверен, что ты без меня не пропадешь. Наш сосед граф ле Крайо выразил желание взять тебя в жены. Он достойный человек, очень богатый к тому же. Я назначил вашу встречу на завтра. Познакомитесь ближе, пообщаетесь, а к осени и свадьбу сыграем.

– А как же моя учеба, папенька? – спросила я тогда. – Мне остался всего один курс.

Барон ла Гроно тяжело вздохнул.

– Доченька, – сказал он мне, – это очень хорошая партия. Ты до конца своей жизни ни в чем не будешь нуждаться. А учеба – это баловство. Вот выйдешь замуж, у тебя будет семья, дети появятся. Зачем тебе учеба?

Я приводила аргументированные доводы, ругалась, плакала, падала в шикарные обмороки – ничего из моих приемов не повлияло на слово папеньки. Тогда я решила действовать хитростью.

Я сказалась больной, а когда отец пришел проверить мое состояние, перед его глазами предстала я и мое бледное лицо, покрытое отвратительными красными пятнами. Я постаралась на славу. Зная, что только моему слову о плохом самочувствии отец не поверит, я наелась ужасно кислой ягоды ворованника, от которой мое лицо и грудь покрылись этими ужасными пятнами. Эта реакция у меня была еще с детства.

Отец внимательно осмотрел меня, даже послюнявленным пальцем попробовал смыть отвратительные пятна, а когда у него ничего не вышло, вздохнул и сказал:

– Я отложу встречу на завтра, а сегодня вызову лекаря.

Встреча была отложена, лекарь пришел, осмотрел меня, дал лекарство, я его выпила в присутствии отца, и к вечеру пятна исчезли, чтобы утром снова красоваться на прежнем месте.

Встреча была отложена еще на один день. Папенька приставил ко мне верную ему служанку, которая везде ходила за мной следом и смотрела, чтобы я ничего с собой не делала. Я пила лекарство, пятна к вечеру исчезли, а утром они снова красовались на моем лице, чему способствовали все те же ягоды ворованника, надежно спрятанные в моей спальне.

Так продолжалось неделю. А потом граф куда-то уехал по своим делам, и у меня появилась передышка еще на неделю.

Потом папенька пошел на хитрость: он ничего не стал мне говорить о визите графа, меня поставили в известность только тогда, когда потенциальный жених уже сидел в нашей гостиной и попивал вино с родителем.

Прибежала взволнованная служанка и передала, что отец желает видеть меня немедленно в малой гостиной, потому что к нам явился с визитом граф ле Крайо.

Есть ягоды было уже поздно, поэтому я переоделась в одно из самых своих затрапезных платьев, замазала лицо белилами, надела туфли, которые мне немилосердно сдавливали стопу, и вот так, хромая, спустилась к дорогому гостю.

Вела я себя тише воды, ниже травы (во всяком случае, папеньке придраться было не к чему), а вот когда меня заставили прогуляться с графом по парку – вот тут-то я и развернулась.

Во-первых, я хромала, и не понарошку, а на самом деле. Граф галантно предложил мне свою руку, и я вцепилась в нее мертвой хваткой, сопровождая каждый свой шаг сдавленным оханьем.

Во-вторых, я не дала ле Крайо даже рта раскрыть, взяв инициативу на себя. Я рассказывала о всевозможных болезнях и болях, которые якобы испытываю каждый день, шумно выражала радость по поводу нашего замужества и строила планы, на какие источники мы с ним вместе поедем лечиться. Короче, замордовала мужика, как есть, замордовала.

Граф интеллигентно терпел мой бредовый чес, но когда наша прогулка закончилась, я с удовлетворением подметила на его лице явное облегчение.

Потом наступила пауза в наших свиданиях. Тут уж отец проявил инициативу, и сам напросился к графу в гости, естественно, потащив к нему и меня.

Я не отказывалась, наоборот, выразила явное желание видеть моего будущего жениха. Приоделась по такому случаю в парадный наряд, но бледности в лицо все равно кинула. В гостях вела себя молчаливо и задумчиво, а когда папенька под благовидным предлогом оставил нас наедине, снова принялась изображать из себя томную больную, рассказывая графу ле Крайо о двадцати восьми видах мигрени.