– В этом доме Кристине предстояло прожить целую жизнь. Вот почему она смотрит на него с немым обожанием и тоской. Воспоминания вызывают у нее упоение.

Мы стоим рядом и молча любуемся загадочной Кристиной. По какой-то причине эта непринужденная беседа и симпатия, возникшая между нами, по контрасту заставляют меня вспомнить о маме – о том, как недоставало нам обеим взаимопонимания, пока мы жили вместе, и какими неестественными и высокопарными были наши разговоры. Между нами всегда была стена. Холодность и сдержанность. Мамино разочарование. Слова, которые она должна была сказать, но так и не сказала. Иногда мне трудно поверить, что вот уже четыре года ее нет со мной, а в другие дни кажется, что она по-прежнему находится где-то рядом, оставаясь при этом такой же загадкой, как и женщины на этих картинах.

– Кристина буквально приворожила меня, – говорит старушка. – А вас?

Она на добрых пять дюймов ниже меня; ее привлекательность и ум наталкивают на мысль, что эта женщина могла быть вокалисткой какой-нибудь девчоночьей рок-группы 60-х годов. Тем не менее, несмотря на тонкую и отзывчивую душу, в ее повадках чувствуется твердость характера и выдержка. Сочетание, которое не может не вызывать симпатии.

– Да, – отвечаю я. – Откровенно говоря, для меня Кристина реальнее остальных персонажей, с которыми я сталкивалась. Иногда мне даже хочется расспросить ее о жизни. Хочется узнать, откуда у нее такая ностальгия, ведь Кристина ее испытывает, это несомненно. Я чувствую это.

Для совершенно незнакомых людей наша беседа носит на удивление личный и даже интимный характер. Большинство посетителей галереи задают предсказуемые вопросы или отпускают поверхностные замечания; между нами никогда не возникает особой связи, так что эта старушка вносит в мою жизнь приятное разнообразие.

– Не помню, кто сказал, что все люди, с которыми вы сталкиваетесь, любят что-то, стремятся к чему-то и что-то потеряли. Быть может, именно поэтому с Кристиной так легко установить отношения. Потому что в ней мы видим себя.

И вдруг осознание того, что Джастина больше нет рядом, обрушивается на меня, словно удар молнии. Ощущение очень похоже на то, которое возникает, когда вы получаете дурные вести – потеря почвы под ногами и головокружительное падение, прежде чем вы успеваете опомниться и усомниться. Боже милостивый! От ступней и выше по моему телу разбегается паника, захватывая каждую клеточку. Я не хочу видеть себя в Кристине – одинокую и заброшенную, лелеющую воспоминания о былом счастье, к которому нет возврата.

Женщина глядит на меня так, как будто обладает даром читать мысли.

– Вы уже осмотрели остальные работы? Хоппера например? Или «Хельгу» Уайета? – спрашиваю я, быстро отводя глаза и оглядывая зал, чтобы незнакомка не увидела ужаса, отчаяния или черт знает чего еще, что написано у меня на лице.

– Нет, – отвечает женщина. – Меня интересует только Кристина.

Она переводит взгляд на картину. Каким-то чудесным образом ее спокойные манеры и тихая сосредоточенность заставляют меня взять себя в руки. Ужас рассеивается. Я снова смотрю на девушку в бледно-розовом платье.

– Знаете, один из критиков, писавших об этой работе Уайета, как-то заметил, что сначала вы видите кремень. Нужно подойти ближе, чтобы ощутить жар огня.

Женщина молчит. Но я знаю, что она ощущает этот жар, хоть мы с ней и не знакомы.

– Я часто спрашиваю себя, а не была ли Кристина влюблена в Уайета. – Я вдруг ловлю себя на том, что начинаю грезить наяву. – Они вместе проводили время… По-моему, очень легко влюбиться в того, кто очарован тобой настолько, что готов обессмертить тебя на полотне.

– Или, быть может, подобно многим из нас, Кристина любила то время. Время, когда любили ее.

Эти ее слова – и не исключено, что и взгляд, устремленный на меня с бесконечной нежностью и грустью – вызывают у меня изумление.

А как насчет времени, когда любили меня саму?

– Что ж, думаю, мне пора оставить вас с Кристиной наедине, а самой вернуться к работе, – говорю я и сама удивляюсь тому, с каким невероятным трудом даются мне эти слова.

– Мне было очень приятно с вами побеседовать, – отвечает старушка. – Надеюсь, у нас будет возможность продолжить знакомство. Я намерена прийти сюда еще раз.

И, прежде чем я успеваю пробормотать «Мне тоже», ее взгляд возвращается к Кристине. Я еще несколько мгновений смотрю на незнакомку, на ее ангельский профиль, но она больше не обращает на меня внимания.

Уходя, я случайно замечаю, что эта женщина носит обувь на убийственно острых шпильках, от которых я сама отказалась еще несколько лет назад.

И я не могу сдержать улыбку.

В моей квартире царит какая-то потусторонняя тишина. Не думаю, что раньше я замечала, что тишина может со мной разговаривать. Переступая порог, я чувствую себя так, будто оказалась по ту сторону реальности. Обычно уже одно ожидание скорого возвращения Джастина давало мне ощущение полноты жизни. Не успев войти на кухню, я замираю на месте, и на миг от острого осознания его отсутствия у меня вновь перехватывает дыхание.

Я даже не могу сказать себе, что Джастин уехал в командировку в Лондон и вернется в пятницу, ведь это неправда. Цифры на микроволновой печи подмигивают мне. Внезапно с легким гудением пробуждается к жизни холодильник. Но все равно, и вокруг, и внутри меня властвует все та же бездонная, жуткая тишина.

Я машинально снимаю жакет и сбрасываю с ног туфли на маленький коврик у двери. Войдя в спальню, расстегиваю юбку и позволяю ей упасть на пол – чего никогда бы не сделала, будь рядом Джастин. Краешек его рубашки с короткими рукавами, как и утром, выглядывает из корзины для грязного белья. Кажется, она занимает куда больше места, чем полагается. Будь Джастин дома, он исправил бы эту оплошность: он терпеть не может неаккуратности. Джастин поставил бы мои туфли в шкаф, а из щетки в ванной вытащил бы волосы, которые в ней застряли.

– Как ты можешь жить с неряхой? – в шутку спросила я его однажды.

Он ответил:

– Мне нравится каждый день учиться чему-то новому.

За дверью спальни все еще висят в прозрачных мешках его вещи, побывавшие в химчистке: два лучших деловых костюма, которые рано или поздно понадобятся Джастину. Разве они ему больше не нужны? Если он остановился в отеле – который я могла случайно проглядеть, – то неужели отдает свои вещи в прачечную? А нижнее белье стирает в раковине? Нет, Джастину это не понравилось бы. У него во всем должен быть порядок. Он обязательно заберет свои вещи. Если он сподобился заехать сюда из аэропорта за своей машиной, то почему не взял заодно и одежду? И не означает ли это, что он не собирается расставаться со мной по-настоящему?

Звонит мой мобильный телефон. Я вдруг понимаю, что зациклилась на вещах Джастина, ведь это единственное, что может вернуть его обратно. Для меня не остается незамеченным и тот факт, что собственные тряпки могут значить для него больше, чем я.

Салли. Увидев на экране ее имя, я застываю. Ее слова все еще причиняют мне боль. Скучный и начисто лишенный амбиций Джон, который до сих пор работает клерком в городском административном центре, куда попал сразу же после окончания школы… Джон, которого интересуют лишь цены на недвижимость и который всегда скрывает свое мнение, вдруг решил высказать его в отношении Джастина. Мысль о том, что сейчас мне придется разговаривать с Салли, вызывает у меня страх и тоску. Раньше такого не было. И это очень странное чувство.

Я слушаю голосовое сообщение, которое она для меня оставляет; комнату наполняет ее мягкий, мелодичный акцент уроженки Северо-восточной Англии.

– Привет, Элис. Послушай, я тут еще раз прокрутила в голове все, что сказала тебе сегодня за ленчем, и поняла, что многое должна была сформулировать по-другому. Наверное, я была настолько потрясена, что говорила не думая. Разумеется, я не имела на это никакого права. Надеюсь, ты на меня не злишься. Мне очень жаль, что я ляпнула, будто Джон никогда не доверял Джастину. Это было, мягко говоря, бестактно.