Алан обречённо вздохнул.

— Ну хорошо, попробую объяснить. Знаешь, я ведь услышал тебя раньше, чем увидел. Я вошёл под пологом невидимого как раз тогда, когда ты разбиралась с сальвинским принцем. У тебя потрясающий голос и настоящий дар убеждения. Я тогда подумал: как же мне повезло, что администратором на проект прислали такую квалифицированную даму. А потом я тебя увидел и пропал.

Он вдруг скинул с плеча свой мешок, залез в него чуть не с головой, покопался и вытащил конфетную коробку. Плюхнул на каменный стол перед девушкой и брякнул:

— Вот! Смотри! Может, ты мне можешь сказать: кто такая эта Труди Вюрцль?

С Аделью творилось что-то непонятное. Сначала брови её полезли на лоб от удивления, но оно быстро сменилось чем-средним между гневом и смущением. Девушка то белела, то краснела, дышала часто и тяжело, но молчала. Наконец она с собой справилась и холодным, как зима в горах, тоном задала вопрос:

— Ты хочешь сказать, что влюблён в портрет девушки с конфетной коробки?

Алан развёл руками.

— Я не знаю, что хочу сказать. Вернее, знаю. Я влюблён в тебя. В живую девушку, которую знаю и которой восхищаюсь с первой минуты знакомства. Но меня поразило сходство. Когда я впервые попал в Гремон лет восемь тому назад, то увидел точно такую коробку в витрине кондитерской лавки. Ещё тогда подумал: такая девушка не может существовать в реальности, это мечта, выдумка художника. Идеал. Зашёл в лавку и купил конфеты. Они довольно дорогие, но мне тогда как раз повезло, деньги были. Рассмотрев коробку вблизи, под названием "Гремонская красавица" я прочёл слова, написанные мелким шрифтом: "портрет Труди Вюрцль". Выходит, такая девушка всё-таки существовала. Мне было так интересно, что я даже попытался узнать, кто она такая. Даже у кондитера спросил. Меня уверили, что такая девушка действительно жила, но по идее давно должна была стать бабушкой: марка популярная и известна давно. Конфеты оказались под стать коробке: вкусные. Я пристрастился и покупал их каждый раз, как судьба заносила меня в Гремон. Из Гремона я как раз возвращался, когда Эндор заловил меня и отправил в эту экспедицию. У меня была мысль подарить вот эту самую коробку девушке, которая будет мне помогать. И тут вдруг ты… Я чуть с ума не сошёл. Оживший идеал. Но ты оказалась гораздо, гораздо лучше. Особенно потому, что ты живая, а не идеальная. Так кто такая Труди Вюрцль? Твоя мама? Бабушка? Прабабушка?

Пристроившаяся было на камне Адель поднялась и просто сказала:

— Труди Вюрцль — это я. Конфеты существуют всего десять лет, а на коробке мой портрет. Восемнадцать лет подряд меня все звали Труди, а фамилия моего отца — Вюрцль. Гертруда Аделина Вюрцль к вашим услугам, магистр.

— А-аааа…, - только и смог вымолвить Алан.

Девушка горько улыбнулась и продолжила:

— Удивлён, да, Алан? Когда из-за этих проклятых конфет я потеряла жениха и доброе имя, мне пришлось искать другое. Бабушка завещала мне деньги на учение вместе со своей фамилией, Манцль. Я забросила имя Гертруда, вытащила на свет второе — Аделина, Адель и стала Аделью Манцль. В Элидиане этакое скопище согласных произносить отказались, переделали мою фамилию и теперь я — Адель Мансель, прошу любить и жаловать.

Алан в одно движение оказался рядом с девушкой, обнял её, прижал к себе и зашептал в самое ухо: (1bd23)

— Тебя обижали, девочка? Плюнь и разотри. У тебя новая жизнь, Адель, в которой тебя все любят и уважают. Ты самая красивая девушка на свете, самая умная, добрая и благородная. По крайней мере для меня это так и переубедить меня никому не удастся, даже тебе.

Алан боялся, что теперь, когда он открыл Адели свои чувства, она его оттолкнёт, но она спрятала лицо у него на груди и залилась слезами. Сначала он подумал, что неловким словом обидел девушку, но потом понял, что она просто очень и очень устала, а разговор про конфетную коробку оказался последней каплей, которая переполнила сосуд. Так что он пристроился на край каменного стола, усадил Адель себе на колени и дал выплакаться. Прошло минут пять, прежде чем она оторвала лицо от его промокшей рубашки, подняла глаза и спросила:

— А они действительно такие вкусные, эти конфеты? Я их ни разу не пробовала.

Все здоровые участники экспедиции столпились на площадке, закрывая собой подступы к палаткам, в которых они разместили пострадавших. В свою очередь те тоже желали принять участие в грядущих переговорах, норовили вылезти из убежища и встать на ноги. Даже Рианна растерялась, но Родриго живо навёл порядок. Велел всем оставаться на своих местах и наложил на площадку заклинание «всеслышащее ухо», которое обычно применялось в театрах и на концертах под открытым небом, чтобы все, даже на самых дешёвых местах, могли хорошо слышать происходящее на сцене.

Заодно он пообещал раненым ребятам, у которых регенерация уже почти закончилась, что в случае драки они смогут принять посильное участие. Это всех успокоило и, когда парламентёры спустились на площадку, маги встретили их во всеоружии.

Впереди стоял Родриго как главный, за его спиной пристроились Луис и Валент, один в качестве силовой поддержки, другой — в качестве поддержки интеллектуальной. Остальные столпились у них за спиной беспорядочной на вид толпой, но каждый занял позицию, из которой мог атаковать, не задев своих. Рианна разместилась чуть сбоку ото всех и активировала полог незаметного. Ей не надо было объяснять, что делать, она сама себя ощущала тайным оружием, каким, в сущности, и была.

Если трое парламентёров от чёрных искателей надеялись застать магов врасплох, то просчитались. Их встретило маленькое, но хорошо организованное войско, с которым вряд ли справились бы и большие силы, чем имелись у отщепенцев. Трое пришедших это отлично поняли. Спустившись наконец в лагерь магов, они сняли маски в знак того, что готовы говорить открыто.

— Мы пришли с миром! — крикнул один из них ещё на подходе и повторил эти слова, как только отщепенцы оказались на площадке.

— Очень хорошо, — спокойно ответил Родриго, — Но что вам от нас нужно? Мы никого не трогаем, занимаемся своим делом, а вы нас регулярно атакуете. Я так думаю, это не для того, чтобы размяться. Наши друзья пострадали по вине ваших.

— Они погибли! — воскликнул тот же мужчина, явный вожак.

Родриго пожал плечами за ним и остальные повторили этот жест.

— Они должны были знать, на что шли, — ответил корталец, — Каждый, кто нападает на магов, делает это на свой страх и риск. Мы отвечаем на добро добром и агрессией на агрессию. Никто не виноват, что мы сильнее и лучше обучены, не так ли?

Вожак отщепенцев потупился, но не от стыда. Он просто пытался придумать, что возразить в ответ. Из-за этого возникла долгая пауза, которую сдержанный маг не пытался ничем заполнить. Первым не выдержал один из чёрных:

— Это наше место, мы здесь промышляем, а вы залезли на нашу территорию и распотрошили пещеры, содержимое которых кормило нас многие годы. Уходите!

Родриго даже растерялся от этой наглости, но тут моментально нашёлся Валент:

— С каких это пор долина Ласерн и всё, что её окружает, ваша? До сих пор я лично считал, что она — собственность элидианской короны. Соответственно, это вы — воры, которые долгие годы крадут у короля, а вот мы как раз присланы им, чтобы навести порядок.

— При чём здесь элидианский король? — вдруг опомнился вожак, — Вы присланы Валариэтаном, я это точно знаю. Какое отношение государство магов имеет с собственности короны?

Валент полез за пазуху, вытащил сложенную в несколько раз бумагу, обвешанную разноцветными печатями, и потряс ею в воздухе.

— Вот, — произнёс он значительно, — мои полномочия, полученные от короля. Если хотите, можете ознакомиться. Я представляю здесь элидианскую корону и требую, чтобы вы как можно скорее убрались с земель королевства, а то вместо холодных и сырых пещер с сокровищами вас ждут уютные тюремные камеры и комфортабельные рудники на юге.