— Да по существовавшему тогда порядку, Сергей Игнатьевич, выселявшиеся из одного селения или района крестьянские семьи затем, как правило, размещались вместе в одном или нескольких поселках. Я ведь писал не только с материалов ваших архивов, но общался с выжившими стариками, вот в чем вопрос! Твое здоровье!

Меркулов поднял стопку до уровня глаз.

— То есть ты хочешь сказать, что, желая несколько «смягчить» издержки депортации, наши органы шли на сохранение у спецпереселенцев элементов самоорганизации и взаимопомощи, родственных и земляческих связей? Ну, будем!

— Конечно, товарищ генерал! Тем самым Сиблаг невольно способствовал формированию ядра восстания в местах компактного проживания спецпереселенцев из нескольких районов Кузбасса, Алтая и Башкирии.

Меркулов начал разливать остатки коньяка.

— Хорошо сидим, мальчики! — В проеме кухонной двери стояла румяная от морозца хозяйка уютного профессорского дома.

Юрий Владимирович Андропов стоял у окна и смотрел на вечернюю Москву. Первый секретарь Томского обкома партии Мельников, неожиданно вызванный в ЦК, нервно поглаживал кожаную папку.

— Вы полагаете, Александр Григорьевич, в следующую пятилетку начать разработку Бакчарской руды? — Не оборачиваясь к подчиненному, спокойно спросил Генеральный секретарь ЦК КПСС.

— По объему залежей и содержанию железа в руде, Юрий Владимирович, Бакчарская руда — самое огромное месторождение не только в Советском Союзе! — Мельников поднялся, вытянув руки по швам. — Вместе с тем скажу со всей партийной ответственностью, объем мелиорации огромен. Болота тянутся по тайге на тысячи километров и надежно охраняют полезные ископаемые. В этой связи министерство не подписывает итоговое положительное заключение томских ученых о возможности осушения болот без существенного ущерба природе, соответственно и товарищ Байбаков и его Госплан даже подступиться не дают к вопросу финансирования первого карьера добычи руды открытым способом!

Андропов медленно повернулся и с высоты своего роста поверх очков посмотрел на сжавшегося под его взглядом томского секретаря.

— Государство, товарищ Мельников, является системой общественных институтов для регулирования отношений между людьми, развития общества и его защиты от внешних врагов, поэтому мы с вами должны расставлять правильно приоритеты! Ясно?

— Да, Юрий Владимирович, я понял.

— Избаловал Егор Лигачев томичей, как что, так записки в политбюро строчить, а у меня вот здесь, — Андропов постучал себя по шее, — Афганистан! Товарищ Байбаков понимает, а вы вместе с Лигачевым нет! Руда — это перспектива и рост экономики, не спорю. Вот только людей где собираешься брать на мелиорацию, второй БАМ стране не потянуть! Зэков Щелоков не даст, а спецпереселенцев в Томскую область, как в конце двадцатых годов, партия не планирует. Кстати, что у вас там за история среди ученой братии начинается? Вдруг про восстание крестьян далеких тридцатых годов опять заговорили. Заметь, Александр Григорьевич, это накануне приезда в Томск на симпозиум «Мирный атом», так кажется, всех ученых Европы вместе с зарубежной прессой?!

Андропов налил минеральной воды и протянул стакан Мельникову.

— Ты знаешь, о чем там напишут, если начнем ворошить прошлое, да разными сионистскими голосами вещать, мол, история повторяется, потому что снова у руля страны чекисты! — Андропов раздраженно пододвинул кресло и сел за рабочий стол, маленькими глотками выпивая «Боржоми».

— Да, Юрий Владимирович, догадываюсь! Однако материалы по восстанию в Томской области, тогда это была территория Чаинского района, а сейчас Бакчарского, засекречены. Утечки быть не может, все под контролем!

Мельников решительно достал из папки оригинал Резолюции бюро Чаинского РК ВКП(б) по докладу о борьбе с восставшими спецпереселенцами в июле-августе 1931 года и протянул три листа машинописного текста Генеральному секретарю, внутренне благодаря себя за предусмотрительность и предварительное согласование темы разговора с бывшим коллегой, а ныне секретарем ЦК КПСС Лигачевым, который и посоветовал захватить оригинал резолюции Чаинского райкома ВКП(б), сделав соответствующий звонок в Управление КГБ по Томской области. Андропов начал внимательно читать сухие строчки о причинах и последствиях одного из многочисленных крестьянских бунтов той сложной исторической эпохи.

Дочитав до конца резолюцию, снял очки, устало протер их бархаткой и, положив широкую ладонь на документ, отчетливо произнес:

— Тенденциозная, в духе того времени бумага, которая не раскрывает подлинных причин и обстоятельств, породивших единственный в своем роде факт организации и осуществления в условиях спецпоселения массового вооруженного восстания ссыльного крестьянства.

Мельников с удивлением поднял глаза на шефа и почувствовал, что взмок до трусов.

Вьюжило. Ветка ранета постукивала в окно маленькой однокомнатной квартиры на первом этаже крупнопанельного пятиэтажного дома, коих в ряд было выстроено семь домов-близнецов вдоль железной дороги. Екатерина Ивановна, хозяйка квартиры, женщина в возрасте, не спала. Вернее, не могла уснуть. В воспаленном мозгу из небытия возникали видения далекого прошлого — то яркие и отчетливые, то смазанные и обрывчатые, прерываемые лязгом и грохотом формируемого состава за окном или скандалами пьющих соседей за стенкой. Старушка открыла глаза. Её мучило беспокойство о судьбе единственной внучки. Девочка с её и божьей помощью доучилась до четвертого курса университета, и скоро станет учительницей истории, а вот дальше куда? Екатерина Ивановна пыталась убедить себя, что родной район на севере Томской области, Бакчарский, куда Тамара ездила на практику, уже, конечно, не то страшное место, в которое их семью сослали с Алтая в 1930-м году. Воспоминания снова нахлынули четкой картиной и потекли в раскалывающейся от боли седой голове. Перед глазами — бородатое лицо отца. Оно перекошено от натуги; синие жилы в кровоподтеках на шее, изъеденной мошкарой. Как въявь храп коня Пегого, пытающегося вытащить телегу из месива грязи с намотанными на колеса комьями глины. Отец, упершись плечом, толкает сзади тяжелый воз. На нем помимо поклажи — четверо маленьких, чумазых и голодных ребятишек и костистая соседка Фрося, обещавшая присмотреть за малыми детьми, ежели отец возьмет её в телегу. Мамы, слабой сердцем, уже нет, померла. Маленькая Катя, которая тогда держалась за подол черной до пят юбки, не поняла, что с мамой, опрокинувшейся навзничь. Всполохи памяти и сейчас вдавливают изможденное тело старушки в матрас, когда она видит снова, как пьяный комиссар в кожаной куртке, гарцуя на белой лошади, размахивает саблей перед строем мужиков их деревни. Он держит в другой руке отрубленную голову человека и подносит к лицам мужиков с диким криком непонятных девочке, но страшных слов: «Все кулацкое отродье ждет эта же участь, если вздумаете отказаться ехать добровольно в Сибирь!» И как только он сунул голову, которую держал за волосы, в нос отцу, мама потеряла сознание и упала посредине поляны, раскинув руки. Это позже, когда Катя подросла, тетя Фрося рассказала, что в тот роковой день с их матерью случился удар. Похоронив жену, Иван Горлов с детьми, свояком и соседкой Фросей, напросившейся в няньки, поехал в Томскую область на своем коне, запряженном в большую телегу. Корову и двух телят увели в колхозное стадо…

…Пегий, почти касаясь всхрапывающей пастью выворотов грязной глины, выбиваясь из сил, натужно дергает воз, и телега двинулась, толкаемая сзади отцом. Он падает лицом в болотистую жижу и даже не пытается подняться. Фрося не останавливает коня, а перекрестившись, орет на плачущих детей. Маленькая Катя, замотанная в тряпье, соскочив с воза, наполненного бедным скарбом, бросается к отцу.

Щелчок дверного замка прервал видение. Свет вырвал из темноты никелированные дуги высокой кровати. Екатерина Ивановна с трудом приподнялась в подушках и окликнула внучку.