– Нет, – ответил он. – Босс здесь она, и я этому рад.

– Почему?

– Потому что она знает, что делает. Я не всегда с ней соглашаюсь – посмотрим, как пойдёт, – но у неё невероятные инстинкты. Взгляни, как она тут всё устроила…

Он обвёл рукой территорию школы: виллу, широкие газоны, крытый бассейн, общежития, а также прохаживавшихся по дорожкам родителей и учеников.

– Она начала с нуля, а учеников у неё было всего двое – собственные дети. А сейчас посмотри…

Миссис Стирлинг быстрым шагом направлялась к нам, копаясь в корсаже платья. Она выудила оттуда помаду, открыла её, накрасила губы (без зеркала, что меня очень впечатлило), а потом убрала помаду обратно.

– Дорогой, – сказала она дяде Максу. – Найдите, пожалуйста, ту очаровательную семью, которая сегодня с утра приехала из самой Осаки. По-моему, тут какая-то проблема с оплатой обучения. Разберитесь, пожалуйста, в бухгалтерии.

Она улыбнулась мне.

– Доменика – такое прекрасное имя!

– У вас правда есть дом в Италии? – спросила я у неё.

– Конечно! В самом замечательном месте в мире, и ты должна обязательно туда съездить со мной. Ты, Макс и Сэнди.

– А где это в Италии? – спросила я.

Но она не успела ответить, потому что заметила Гатри.

– Питер, дорогуша! – позвала она. Питер? Я что, неправильно услышала его имя?

Питер/Гатри покраснел и подошёл к ней.

Миссис Стирлинг постучала по его бейджику, на котором было написано Гатри.

– Дорогой, у тебя замечательнейшее имя. Зачем ты настаиваешь, чтобы тебя называли по фамилии?

Она тронула меня за плечо.

– Доменика, дорогая, ты знакома с Питером? Питер Ломбарди Гатри Третий.

– Гатри, – пробормотал он.

– Питер – очаровательный молодой человек, – сказала миссис Стирлинг. – Принц!

Гатри, похоже, не очень воодушевило, когда его назвали принцем, но он улыбнулся миссис Стирлинг.

– Гатри! – послышался чей-то голос. Из-за его спины вышла Лила. – О, привет, незнакомка, – обратилась она ко мне.

Незнакомка? Это мне как-то не понравилось. Почему это я незнакомка? Я не больше незнакомка, чем она. Я сразу вспомнила все те случаи во всех школах всех городов, когда я входила в класс и кто-то спрашивал: «А это что за незнакомка?» – и все на меня смотрели так, словно я какая-то странная. А я рассматривала их и, в свою очередь, раздумывала, что это за незнакомцы.

– Меня зовут Динни, – напомнила я Лиле.

– Это я знаю, – сказала она.

Она была одета в белое хлопчатобумажное платье и сандалии и выглядела безупречно чистой. Я же уже успела испачкать рукав вишнёвым пирожным.

– А тебя как зовут, дорогая? – спросила миссис Стирлинг, приподняв её подбородок.

«Незнакомка, – хотела сказать я. – Она вам совершенно, абсолютно не знакома. Как и я».

Лила потянулась к своей маленькой жемчужной серёжке.

– Я Лила, – сказала она. – Из Америки.

– О, конечно же, – сказала миссис Стирлинг.

– Это место ваше?

– Это место? – переспросила миссис Стирлинг. Она, похоже, немного оскорбилась. – Эта школа, ты хотела сказать? Я её основала.

– И она ваша, правильно? – спросила Лила.

Миссис Стирлинг повернулась к дяде Максу.

– О, эти американцы, насколько же они бывают прямолинейны, – сказала она.

– Могу я поговорить с вами о моей комнате? – настаивала Лила.

Миссис Стирлинг помахала кому-то на другой стороне террасы.

– Макс? – сказала она. – Может быть, вы поможете этой юной леди с вопросами проживания?

Она улыбнулась всем нам и прошла к другой группе.

К тому времени, когда дядя Макс добрался до дома, он успел составить список из двадцати трёх пунктов, которые миссис Стирлинг потребовала исправить или изменить.

– Она вообще ничего не упускает из виду! – сказала тётя Сэнди.

– Нам предстоит много работы, – сказал дядя Макс, но мне не показалось, что он упал духом. Наоборот, он выглядел воодушевлённым, заряженным, словно хотел, чтобы предстоящий учебный год поскорее начался и был замечательным – настолько замечательным, насколько этого ожидала миссис Стирлинг.

Он напоминал мне маму – она бывала такой же взволнованной и нетерпеливой всякий раз, когда мы добирались до нового города. «Приступим к делу! – говорила она. – Нам много всего надо успеть!»

Я спросила тётю Сэнди, знает ли она, где именно в Италии находится дом миссис Стирлинг.

Она пыталась прочитать инструкцию на смеси для пирога.

– Точно не знаю. Вроде бы где-то недалеко от Флоренции, – ответила она. – Я не понимаю, что говорится в этой инструкции. Мне надо добавить то ли два яйца, то ли два ещё чего-то. Передай мне, пожалуйста, итальянский словарь.

Поскольку у миссис Стирлинг был дом в Италии, я связала её в голове с бабушкой Фьорелли. Может быть, они когда-то встречались. Может быть, я увижу, где росла бабушка Фьорелли. И хотя я понимала, что бабушка Фьорелли знает меня не лучше, чем тётя Сэнди и дядя Макс, я всё равно хотела побывать там, где жила бабушка. Если я туда поеду, может быть, кто-нибудь увидит меня и скажет: «О, я знаю, кто ты! Ты внучка синьоры Фьорелли!» А я погуляю по улицам, где гуляла бабушка, зайду в дом, где она жила, и почувствую себя как в своей тарелке.

Вернувшись на кухню к тёте Сэнди, я спросила:

– Вы знаете, где в Италии жила бабушка Фьорелли? Знаете, где она родилась?

Тётя Сэнди вынимала скорлупки из миски.

– Мама? Откуда она? Хороший вопрос. Кампо-что-то-там. Я забыла.

– Миссис Стирлинг пригласила нас в свой дом в Италии, вы слышали?

– Слышала. Но, думаю, надо сначала попрактиковаться в манерах. А ещё надо подождать и посмотреть, останемся ли мы на работе на следующей неделе. Я не уверена, что готова ко всему этому.

Она посмотрела на дядю Макса; тот сидел за столом в другом конце комнаты и работал со списком.

– Но, надеюсь, он готов, – добавила она. – Меня это пугает до полусмерти – отвечать за несколько сотен подростков днями и ночами. – Она вздрогнула. – Я даже кошку забываю покормить!

– У вас нет кошки, – сказала я.

– Вот видишь! Я даже не помню, есть у меня кошка или нет!

Гатри напоминал наэлектризованное облако крутящейся энергии. Он любил всё: занятия, спорт, походы, еду, людей. Но больше всего он любил Швейцарию.

– Свиццера! – громко восклицал он. – Белла, белла Свиццера!

Он немного напоминал мне отца – точно так же носился повсюду, переполненный энтузиазмом.

Я спросила Гатри, как по-итальянски будет похищена, потом пошла домой и сделала новый плакат, но тётя Сэнди сказала:

– По-моему, ты написала причёска. Кто-нибудь обязательно придёт и попросит его подстричь.

Я попробовала написать то, что сказал Гатри, по-другому. Тётя Сэнди пролистала мой словарь.

– Это означает репа. Или тупица.

Гатри был американцем. Он учился в школе уже два года и знал немало итальянских слов, но, по словам дяди Макса, это была собственная версия итальянского языка от Гатри.

– Гатри иногда коверкает язык, но, похоже, никто не возражает, потому что он делает это с таким азартом.

Меня просто завораживали люди, умевшие говорить по-итальянски. Я наблюдала за маленькими детишками, которые гуляли с родителями вдоль озера и болтали с ними на итальянском. Они казались мне такими умными. Я знала, что это единственный язык, на котором они умеют говорить, и что они изучают его с рождения, но всё равно это казалось мне проявлением невероятного таланта. Когда я услышала, как мальчик говорит своему псу Siediti! («Сидеть!»), и пёс послушался, я подумала: «Ух ты, даже собаки знают итальянский».

Я же с трудом могла пользоваться даже теми немногими словами, которые знала: чао! (означает одновременно и «привет», и «пока») и андьямо! («Пойдём»). Я знала, как начать вопрос, например, «Dov’è…» («Где?»), но не знала, какие слова должны идти после него, так что чаще всего говорила что-нибудь типа «Dov’è автобусная остановка?», и люди странно на меня смотрели. А когда мне всё-таки удавалось задать по-итальянски целый вопрос, ответ звучал для меня примерно как буль-булино.