Спас меня Ажан, он дернул за выбившуюся прядь моих волос. Я очнулась и, резко развернувшись, быстро пошла в замок, забыв про детскую коляску, чувствовала, что лицо горит то ли от взыгравшего либидо, то ли от стыда. Точнее от того и другого. Да, собственно, какая разница, сейчас главное — незаметно вернуться в детскую.

— Миледи, Вы без коляски? Ой, Вы не заболели? — спросила няня Ажана, встретившая меня на подходе к замку.

— Все в порядке, сходи за коляской, — ответила ей, не останавливаясь.

— Миледи, могу я Вам чем-то помочь? — спросил уже Мортин, открывая двери.

— С чего ты решил, что я нуждаюсь в помощи? — пробормотала я, пытаясь поскорее скрыться в детской.

— Ваше лицо. Возможно, Вы заболели? — он шел за мной.

— Все в порядке, — ответила ему, закрывая за собой дверь в детскую.

Я переодевала Ажана, когда в комнату заглянула взволнованная Агнесс:

— Миледи, Вам плохо? У Вас — жар!

— Все хорошо, пора кормить Ажана, позови кормилицу, — выпроводила я ее.

Мдааа, «незаметно» вернуться почти получилось. Я пыталась успокоиться: закрыв глаза, начала глубоко дышать. Вот зря это сделала, в смысле, глаза закрыла. Тотчас же возник образ полуобнаженного супруга, опять дыхание стало рваным. Я открыла глаза и попыталась «включить мозги»: моя реакция вполне укладывалась в рамки физиологической потребности здорового организма. Произошел небольшой сбой — в какой-то момент потребность зашкалила, но ведь все обошлось. Никто не пострадал, кроме собственного эго, да и свидетелей моего «сбоя» не так уж и много, хозяева замка, гости да прислуга. Всего лишь, ха-ха.

На обеде я решила, что называется, не отсвечивать. Сидела, уткнувшись в тарелку, ни на кого не смотрела, в разговорах не участвовала.

— Леди Элина, Вы сегодня были на прогулке, надеюсь, Вам понравилось? — спросил Ален.

— Да, здесь прекрасные виды, — ответила графиня.

— А Вам, леди Ира, нравятся местные виды? — обратился ко мне Торин.

— Нравятся, некоторые из них особенно хороши, — ответила я и только потом поняла, насколько двусмысленно это прозвучало.

Я почувствовала, как начала краснеть, очень хотелось надеяться, что этого никто не заметил.

— Что у Вас с лицом, леди Ирэйна? — графиня решила вставить свои «пять копеек» в мой сегодняшний позор. — Дамы всегда помнят, что лицо надо прятать от солнечных лучей, странно, что Вы этого не знаете.

— Леди Элина, я еще в том возрасте, когда могу позволить себе чего-то не знать, — не сдержалась я.

— Я, действительно, чуть старше Вас, значит, всегда буду чуть умнее, — снова начиная приобретать пятнистый окрас, парировала соперница.

— Никого не хочу обидеть, но, к сожалению, возраст не является гарантией наличия ума, — раздражённо припечатала я.

— Уж не обо мне ли Вы сейчас говорите, Ирэйна? — с усмешкой спросила леди Глория.

— Увы, нет, разумность — Ваша отличительная черта, как бы Вы не старались ее скрывать, — ответила я тетушке.

— Я тоже надеюсь, что Вы имеете в виду не меня, — не унималась Элина.

— Надейтесь, — коротко ответила я ей.

Ален

Ален был в растерянности. Чувство ненависти к жене, которое переполняло его, не давая дышать, постепенно куда-то исчезало. Его решимость мстить ей уже не казалась такой актуальной, а после сегодняшнего случая возникло совсем иное желание.

Разгоряченный после дружеского поединка с Торином, Ален решил немного освежиться прохладной водой из бочки.

— Твоя жена смотрит на тебя, — неожиданно сказал Торин, глядя за его спину. Ален резко повернулся и наткнулся на взгляд жены, от которого по телу побежали колкие мурашки тревожного возбуждения. Он был обжигающим и притягивающим, в нем сквозило неприкрытое желание. Казалось, глядя на него, она не осознавала, что делает. Ален смотрел на жену и будто впервые заметил необычайно притягательное лицо с разлетающимися черными бровями и длинными черными ресницами над ее серыми бездонными глазами. Взглянув на чуть приоткрытый рот с нежными губами, его пронзило жгучее желание, такое ненужное, но, тем не менее, недвусмысленное. Вдруг Ирэйна вздрогнула, посмотрела на ребенка, сидящего у нее на руках, прижала его к себе и, резко развернувшись, быстрым шагом направилась к замку. Ален стоял, тяжело дыша, и не решался смотреть в лицо другу.

— И что это сейчас было? — спросил Торин.

Ален посмотрел ему в глаза, но не увидел там насмешки. Взгляд друга были задумчивым, наполненным какой-то тайной грустью.

— Не знаю, — неуверенно ответил Ален.

— Похоже на сильное чувство, возможно любовь, — медленно проговорил Торин.

— О каких чувствах ты можешь говорить после того, что я тебе о ней рассказал? — возмущенно спросил Ален, приходя в себя. — Она не может меня любить! Ты мне не веришь?

— Верю, конечно, но я верю и собственным глазам, — все также задумчиво ответил Торин. — Знаешь, хотел бы я, чтобы меня так не любили.

Ален изумленно посмотрел на друга.

Весь обед он наблюдал за женой, Ирэйна не поднимала глаз от тарелки, даже не пыталась вести светскую беседу. Он перестал понимать себя, вопреки здравому смыслу, вопреки всем словам, которые он наговорил Торину, Ален ждал от нее подтверждение тому, что прочитал в ее глазах утром. Потом Торин задал ей этот провокационный вопрос, она ответила и залилась краской, смутившись. Ее забавный ответ бальзамом пролился на его измаявшуюся душу.

Ален сидел в кабинете, когда к нему вошла леди Глория, он поднялся и пошел встречать ее.

— Надеюсь, ничего не случилось, тетушка? — спросил Ален, помогая сесть ей в кресло.

— Все в порядке, не беспокойся, я не задержу тебя, — произнесла она, — хочу поговорить об Ирэйне.

— Ты получил мое письмо? — спросила Глория.

— Там, где ты сообщила о том, что она потеряла память? — осторожно уточнил Ален.

— Именно, — подтвердила она и замолчала.

Ален не торопил. В письме тетушка не упоминала о побеге, сначала он полагал, что Глория просто не хотела огорчать его, но теперь не был в этом уверен.

— Ты знаешь, Ален, как я относилась к твоей жене, — сказала Глория, — это была просто невыносимая особа.

— Что значит «была»? — переспросил он.

— Это значит, что я ее просто не узнаю, — произнесла тетушка, — теперь это совершенно другая женщина. Ирэйна очень изменилась после того, как ударилась головой. Если бы я раньше могла предположить, что она станет такой, то давно сама бы стукнула ее по голове.

Ален невольно улыбнулся, удивляясь горячности, с которой обычно бесстрастная тетушка говорила о его жене.

— И ты действительно веришь в то, что она ничего не помнит? — усмехнулся Ален.

— Я не могу это утверждать наверняка, — смутилась Глория, — мы никогда не были до такой степени откровенны с Ирэйной, но не думаю, что она притворяется. То, как она относится к ребенку сейчас и как относилась ранее, невозможно сравнивать.

— Да, спасибо, что напомнила. Я тебе очень благодарен, что заботилась о ребенке, когда моя жена отказалась делать это, — с горечью поблагодарил Ален.

— Но я не об этом, Ален, я как раз хотела сказать, что сейчас все изменилось, — растерянно проговорила Глория.

— Спасибо, тетушка, мы еще обязательно поговорим об этом. Просто мне надо разобраться, — завершил разговор Ален.

Глория в замешательстве покинула кабинет.

«Значит, ей ничего неизвестно ни о побеге, ни о любовнике», — сделал вывод Ален, глядя вслед тетушке.

Ален задумался: он даже не сделал попытки разобраться в произошедшем, лишь занимался тем, что бережно лелеял свои оскорбленные чувства. После обеда он вызвал дворецкого к себе в кабинет.

— Мортин, ты, наверное, тоже заметил, как изменилась моя жена. Скажи, приблизительно, с какого момента начали происходить эти перемены?

— Я могу сказать точно — после того, как Ее Сиятельство пришла в себя. Это произошло почти через три дня после падения, — ответил Мортин, не задумываясь, как будто давно ждал вопроса.