Вскоре прибыл Владимир домой. День он посвятил разбору товара, другой помолился в церквушке, выполнив задуманное, а на третий день ждал гостей – купцов со всей округи. С утра третьего дня начали съезжаться купцы, и готовилось достойное веселье. Весь день челядь металась по дому, все, готовя для пиршества, и к обеду купеческая знать постепенно заполнила горницу. Сергей, все еще пораженный странным живым товаром, привезенным отцом из Бухары, караулил дверь комнатки, в которую поселили Акулину с приставленной к ней Варварой. А когда румяная, разодетая Варвара вышла оттуда и поспешила вниз в горницу, где собирались гости, Сергей открыл дверь и вошел в комнату Акулины. Девушка стояла у окна, и большие, черные глаза ее смотрели на сына купца вопросительно. Сергей подошел вплотную к Акулине и, взяв руками за плечи, стал прижимать ее к себе. Акулина уперлась ладошками в грудь Сергея, пытаясь оттолкнуть его, при этом позванивали браслетики на ее руках и между пальчиками. Сергей же продолжал свое занятие, не обращая никакого внимания на попытки девушки освободиться. В это время за спиною Сергея раздался густой бас отца:

– Полапал, и будет.

Сергей обернулся, а Акулина шарахнулась в сторону от него. Сын обратился к отцу:

– Отец, это вещь, ты купил ее, она принадлежит и мне?

– Ишь, ты, как он заговорил. Ты ошибаешься, сынок, «это» принадлежит только мне! И если я еще раз увижу тебя здесь, пеняй на себя. Хватит с тебя Полюшки. И вообще тебе пора жениться и на этот раз я не буду мешать тебе. – сказал Владимир добродушно поглядывая на сына. Сергей ухмыльнулся и ответил:

– Теперь, ты боишься, что я помешаю…

Он не договорил, сильный удар в плечо прервал его слова. Он качнулся, сердито глянул на отца, и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Варвара, за время отсутствия отца, привыкшая к Сергею, увидев его одного, ласково обняла, но он оттолкнул ее, обозвал обидным словом прошел в горницу и уселся за стол. Вскоре появился и отец с Акулиной, одетой в ее родной национальный наряд, позванивающий монетками при каждом движении. Увидев множество мужчин и женщин, сидящих рядом, девушка сильно смутилась, щеки ее заиграли румянцем, а в глазах запрыгали искорки. Владимир провел ее к столу, усадил рядом с собою, и велел смотреть на гостей приветливо, не опуская взгляд. За столом все притихли и вызывающе смотрели на купца. Он же для величия, растянул на минуту молчание, приподнял кубок над столом и заговорил:

– Приветствую, моих друзей и гостей. Я собрал вас, чтобы отметить мое благополучное возвращение из Бухары. Даст Бог, поездка будет удачной. А вот эту девочку я обменял на пару лошадей в одном караван-сарае. Ее хозяин уверял меня, что взгляд эмира достоин ее. Давайте выпьем, и потом вы скажете мне, обманул ли меня «хозар».

В ответ за столом поднялся дружный гвалт, из которого можно было понять, что дикие азиаты остались дикими, страшными невежами и что девочка почти ребенок, но действительно очень хороша собою. Наконец поднялся Прохор, сидящий рядом с насупившимся Еремеем:

– Тебе досталась восточная жемчужина, Владимир, Она хороша, мила и настолько юна, что…

Прохор многозначительно крякнул. В ответ раскатистый хохот Владимира, потряс застолье. Продолжая посмеиваться, купец сказал:

– Ты не веришь, что я и сам помолодел? Посмотри! – с этими словами Владимир схватил Акулину с лавки и поднял ее над своей головой. Отчего платье ее задралось и стали видны вышитые шаровары, торчащие босые ножки с нанизанными на пальчики и связанными между собой, браслетами. Она не испугалась, а придерживая рукой, звенящую тюбетейку, весело смеялась. Купец посадил Айгуль на одно плечо и продолжал говорить:

– Всякому, кто отважится поехать со мною в следующий раз, я обещаю, такую же жемчужину.

Застолье продолжалось до поздней ночи. Довольные гости постепенно разъезжались по домам.

Через недельку засобирался Владимир с купчишками по «Золотому кольцу», распродать шелка и пряности. Варваре велел строго блюсти Акулину, да за Сергеем присматривать, чтоб не начудил чего, хозяйство беречь. Попарился в баньке день и уехал.

Зная крутой нрав отца, запомнил Сергей, что обходить ему стороной следует Акулину. Но, как, же сделать это, если покорили черные глаза азиатки сердце. Не было красавицы в округе, которая не мечтала бы о Сергее и не искала бы встреч с ним. Акулина же все наоборот, избегала и пряталась от него, чем наносила урон его гордыне. И чем больше он сердился на нее, тем желаннее представлялась ему встреча с ней. Сама Акулина тоже замечала, что тянет ее к Сергею и при виде его поднимается в душе теплая и нежная волна необъяснимой радости. Однажды, глядя в окно из своей комнатки, увидела она Сергея верхом на красавце коне: золотые кудрявые волосы, широкие плечи, узкая талия, гордый и решительный взгляд. Тайком рассматривая Сергея, невольно сравнивала его с Владимиром и думала: «Почему не он приехал за мною к Хасану, такой красивый и молодой? Ведь я так молода. Почему принадлежу старому, уставшему от жизни мужчине? Всколыхнули его чувства, приободрили, а надолго ли?» С детства ее приучали покоряться судьбе и воспринимать все таким, как есть, что Акулина и делала.

Шло время. Прошло два месяца, а Владимир все не возвращался. С помощью Варвары, сметливая Акулина, очень неплохо изучила русскую речь. Прошло три месяца и вот, наконец, в предновогоднюю морозную ночь, зазвенели у дома долгожданные бубенцы. В доме началась беготня, Сергей, наспех одевшись, выбежал встречать отца, а наткнулся на сердитого Еремея:

– Шибко болен, отец-то, идем, подсобишь, сказал он ему.

В санях, накрытый шубами, да так, что от всего Владимира на морозе торчала одна борода, лежал купец. Сергей с Еремеем затащили его в спальню, уложили в постель. Владимир бредил и был без сознания. Варвара заметалась по кухне, кладовым, даже слазила на чердак, собирая нужные травы и настойки в комнату, где лежал Владимир. Охая и ахая, Варвара отогнала всех от кровати больного, и занялась врачеванием. Две недели не отходили Варвара и Акулина от больного купца, растирали, кормили, поили его, как маленького ребенка, из ложечки, и пошел Владимир на поправку. Прошла зима, незаметно и весна затикала капелью. Совсем оправился от болезни Владимир. Между тем, молчание и недомолвки между Сергеем и Акулиной, разжигали чувства обоих. Все желаннее и дороже становились они друг другу, подгоняла их страсти и весна. Однажды, теплым, весенним вечером, попивая густую медовуху, заговорили по-мужски отец и сын:

– Отделиться мне нужно от тебя, отец. Признаюсь честно, бередит мне душу твоя турчанка. Срубить бы хату с другого края села, где церквушка, буду купола видеть, не посмею зла сотворить. Дай денег в оборот, займусь, как ты, купеческим делом. Мне уже тридцать лет, пора и самому крепко на ногах стоять, да делом заниматься, – говорил Сергей.

– Ну что же, хорошо надумал, сын. А я и не против, пора делом заняться. Время к «хозарам» отправляться, слаб я еще совсем, поедешь ты. Вот тебе и купеческое дело. Привезешь товар, сбудешь его, вот тебе и деньги. С домом погодим, не ровен час помру, вот тебе и дом. – отвечал купец. На том и порешили.

Настал день, когда Владимир перекрестил обоз, уползавший на восток. После болезни Владимир охладел к Акулине, на нее все больше и больше приходилось хлопот по дому. Дошло до того, что ее обязанностью стало кормление телят. Сегодня она управлялась во дворе с особым желанием. Посматривая на глупых телят, Акулина пела песенку про маленького, лупоглазого верблюжонка, чистила клетки и гладила малышей. Еще неделю назад, проводив Сергея, и сам купец уехал присматривать за табуном. За время его отсутствия, Акулина чувствовала себя хозяйкой в доме, ей было спокойно и хорошо. Управившись по хозяйству во дворе, девушка направилась к дому с мыслями о том, что надо покормить работников, рубивших сруб нового хлева. Но, вдруг, она услышала свое имя, произнесенное шепотом. Она остановилась и осмотрелась вокруг. Из-за стога сена выглядывал Сергей и звал ее: