— Так прямо накануне 9 мая будет турнир — "Вальс Победы", вот там и будем показывать. Виктор Анатольевич помог договориться с организаторами.
— О! Я обязательно приеду смотреть.
* * *
Когда восьмого мая Ефимовы приехали в Сокольники, где проводился конкурс, первое, что они увидели — носящихся с вытаращенными глазами людей из команды организаторов.
— Что-то случилось? Чего народ так носится? — спросил Сергей у первого же встреченного знакомого.
— Да съёмочная группа "Первого канала" свалилась как снег на голову. Вот все и бегают — условия для съёмок обеспечивают.
— И кого снимать собираются? — с невинным видом поинтересовалась Александра.
— Я не в курсе, — пожал тот плечами и убежал по своим делам.
Сергей нашел администратора-распорядителя, уточнил время их выступления и они с Шурой отправились переодеваться и разминаться.
Перед основными финалами этого дня ведущий, в очередной раз напомнив о завтрашнем великом празднике, объявил их выступление.
Сергей, попросив у ведущего микрофон, вышел на середину зала.
— Все мы помним о солдатском подвиге на фронте. И я надеюсь, что о нем будут помнить и наши дети, и наши внуки и правнуки. Мы помним и о не менее важном трудовом подвиге в тылу… Но сейчас я хочу рассказать об одном факте, о котором узнал совсем недавно…
Он уронил руку с микрофоном, опустил голову и на несколько секунд замолчал… Снова поднял взгляд на зал и продолжил:
— В блокадном Ленинграде, в Институте Растениеводства… всю войну пролежали десятки! тонн!! гречки, риса, пшеницы, ржи и других злаков… Уникальная коллекция, которую сначала не успели эвакуировать, а потом, видимо, просто побоялись — из-за опасений, что что-то может случиться по дороге, была сохранена… Сохранена до последнего зернышка! А сотрудники, работающие с ней и отвечающие за неё, как и многие другие блокадники, умирали… От голода… Не все… Кто-то выжил… Им помогала… Дорога Жизни…
В зале стал медленно гаснуть свет и зазвучал метроном. Тот самый, Ленинградский. Блокадный… Свет совсем погас, стих метроном. Два луча, словно зенитные прожекторы, осветили стоящую в центре площадки пару и зазвучала знаменитая "Дорога Жизни" Александра Розенбаума[24].
Они выбрали очень лаконичный вариант — без всяких линий, позировок… только строгий и торжественный венский вальс, абсолютно точно ложащийся в ритм этой песни. Минимум продвижения, только игра с ритмом, скоростью и направлением вращений…
В пальцы свои дышу — не обморозить бы.
И медленное движение, и они действительно как бы согревают руки дыханием…
И взлетают руки, и ускоряется вращение…
И движение становится плавным и спокойным…
Долго до утра в тьму зенитки бьют,
И прожекторах Юнкерсы ревут.
И хаотическое изменение скорости, амплитуды и направления вращений…
Пропастью до дна раскололся лед,
И они почти падают на паркет…
Чёрная вода и мотор ревет:
"Впр-р-р-аво!"… Ну, не подведи,
Ты теперь один — правый.
И абсолютно классический правый поворот, разложенный на два такта вместо одного…
Фары сквозь снег горят,
Светят в открытый рот.
И прожекторы освещают только лица и распахнутые рты…
Ссохшийся Ленинград
Корочки хлебной ждет!
И они замирают с протянутыми к зрителям руками…
Вспомни-ка простор шумных площадей,
И единственное свободное и размашистое движение…
Там теперь не то — съели сизарей.
И снова остановка. И прижатые кулаки ко рту. От ужаса…
Там теперь не смех, не столичный сброд —
По стене на снег падает народ… Голод.
И она падает ему на руки, а он удерживает её еле-еле, тоже чуть не падая…
И то там, то тут, в саночках везут… голых.
И он кружится с ней на руках, с трудом переставляя ноги…
Не повернуть руля,
Что-то мне муторно…
И он отпускает её, и раскачивается в такт музыки, держась за голову…
Близко совсем земля,
Ну, что же ты, полуторка?…
И она, останавливаясь, показывает куда-то рукой и зовет за собой…
Ты глаза закрой, не смотри, браток.
Из кабины кровь, да на колесо — ала…
И красный прожектор превращает её белое платье в залитое кровью…
Их ещё несет, а вот сердце всё. Встало…
И они падают оба… И снова звучит метроном. И медленно зажигается свет…
В зале долго висит тишина… Потом люди начинают один за другим вставать… И начинают раздаваться аплодисменты. Но не восторженные, а… почти неслышные и… благодарные.
Их не отпускали несколько минут… Когда им уже несли традиционный букет цветов от организаторов, на паркет вышел крепкий старик с орденскими планками, извинившись, забрал букет, подошел к ним, обнял и, смахнув слезы, сказал всего одно слово: "Спасибо!"… И Санечка в конце концов не выдержала — слезы потекли, смывая напряжение, и она, обняв ветерана, ушла вместе с ним с паркета.
На следующий день их шоу показали в одном из обзоров празднования Дня Победы. За неполных три минуты им умудрились позвонить полтора десятка человек. Всем приходилось говорить одно и то же: "Погодите, дайте посмотреть, я перезвоню…", бросать трубку, брать её снова и повторять те же слова.
Когда звонки, наконец, прекратились, Сергей сам позвонил Катерине, долго благодарил, и в конце сказал было, что с них причитается за такую неожиданную рекламу.
— Вы разве собираетесь выступать с этим номером? — очень сильно и очень искренне удивилась она.
— Да нет конечно, — смутился Сергей, — но… "Первый канал" всё-таки…
— Уверяю Вас, им… и не только им, тоже очень понравилось. Я видела слезы и съемочной группы, и зрителей, и сама не смогла сдержаться… да и не старалась сдерживаться, честно говоря… Так что я тоже кое-какие очки заработала за поиск хорошего сюжета. Поэтому мы, как минимум, в расчете.
А десятого мая "Мы" опубликовали первую часть "Эпохи мертворожденных", снабдив редакционной предисловием. Оно было коротким, но в конце было сказано, что в самое ближайшее время появится дополнительная информация, которая станет очень важной для многих, если не для всех.