Тихая смерть… Столько лет прошло, но при одном воспоминании ему стало не по себе. Началось с младенцев: они без всякой причины переставали дышать. Первым был ребенок Мартины: за мгновение до того он улыбался ей, пуская пузыри. Она растормошила его, он снова задышал, и так снова и снова. А ночью умер ребенок Хью.

После этого они постоянно следили за детьми, падая от усталости, потому что в тот год их поля поразила спорынья и надо было спасать каждое зернышко. А потом начали умирать взрослые.

Теперь они постоянно держались по двое, чтобы каждый не спускал с другого глаз, но болезнь уносила все больше жизней. Жертвы не боролись; те, кого откачивали, рассказывали только про легкую эйфорию. Возбудителя найти не удавалось, лабораторные анализы ничего не показывали. Пытались исключать различную еду. Поселяне жили уже только на воде и меде, когда Дьера и ее муж одновременно умерли в лаборатории! После этого все набились в одно помещение, но по-прежнему умирали. И тогда Мийша в одиночку пришел сюда…

— Ты был в ненормальном состоянии, — возразила Бетель.

— Да. Я был в ненормальном состоянии.

Он упал на колени и, чертыхаясь, в ярости воззвал к нойону. Что нас убивает? Что я могу сделать? Скажи! Все отчаяние его непонимания излилось на нойона.

Решением оказался адреналин и повышение температуры тела, а главное — надо было заставить жертву вдыхать собственный углекислый газ, пока она не начнет задыхаться. Мийша спустился с холма и сунул маленького сына головой в полиэтиленовый пакет, отбиваясь от Бетель, которая пыталась вырвать ребенка.

— Это оказались ферменты в мыле, — спокойно сказала Мели и, склонив голову набок, оттарабанила наизусть: — Следы-мыла-потенцируют-эрготин-спорыньи-образуя-стабильную… э… холинподобную-молекулу-способную-преодолеть-гематоэнцефалический-барьер-и-воздействующую-на-гомеостаты-среднего мозга. — Она широко улыбнулась. — На самом деле я этого не понимаю. Но мне кажется, это было, как если заедает регулятор нашего парового котла. Они просто не знали, когда надо дышать.

— Верно. — Мийша уже не так крепко сжимал запястье Бетель, но другой рукой обнял ее худое, напряженное тело. — Как я мог бы сам это сообразить?

Дочь глянула на него; к своему отчаянию, он понял, что в ее представлении он знает все. Ее отец Мийша, самый умный человек в поселении.

— Поверь мне, Мели. Я этого не знал, не мог знать. Знание вложил в меня нойон. Твоя мать этого не признает по своим причинам. Но было именно так, и тебе надо знать правду.

Девушка перевела взгляд на нойона:

— Он говорит с тобой, папа?

Бетель засопела.

— Да. В каком-то смысле. На это требуется время. Надо внушить ему свое желание и быть очень открытым. Твоя мать уверяет, что я говорю сам с собой.

У Бетель дрожали губы. Однажды он уговорил ее прийти сюда и попробовать, оставил одну. После нойон спросил его: «Кто-нибудь говорил?»

— Это проекция, — ледяным голосом объявила Бетель. — Часть твоего разума. Ты не признаешь собственные озарения.

Внезапно все показалось нестерпимо банальным.

— Может быть, может быть, — вздохнул Мийша. — «Заклинаю вас принять в рассуждение, господа, что вы можете ошибаться»… Но я это знаю и, если твари прорвутся, снова попрошу о помощи. Думаю, у него есть силы для последнего раза. Понимаете, он умирает.

— Третье желание, — весело сказала девушка. — Три желания, как в сказках.

— Вот видишь! — взорвалась Бетель. — Видишь? Опять начинается. Магия! Ой, Мийша, после всего, что мы пережили…

Она умолкла, не в силах выразить всю свою горечь.

— Твоя мать боится, что вы превратите это в религию. Фетиш в резном ящике. — Он скривил губы. — Но вы же не будете верить в бога из ящика, правда, Мели?

— Не шути, Мийша, не шути.

Он держал ее за руку и не испытывал ровным счетом ничего.

— Ладно. Идите заниматься делом. Но не пытайтесь меня отсюда увести. Пусть лучше Пьет что-нибудь еще вывезет. Вы упаковали лабораторию? Если они прорвутся, времени не будет.

Бетель отрешенно кивнула. Мийша стиснул ее крепче, силясь пробудить чувства.

— Умирание делает человека сварливым, — сказал он. Не лучшие прощальные слова.

Пока они спускались с холма, он провожал их взглядом? смотрел на дочь, как покачиваются ее ягодицы, нежные, словцо половинки персика, и внутри шевельнулся призрак желания. Каким строгим, каким продуманным был запрет на инцест!.. И этого тоже не станет, если стена падет.

Теперь фигурки облепили водонапорную башню: устанавливали старый полуживой лазер с корабля. Идея принадлежала Грегору; он увлек всю молодежь, даже Пьета. Да, мощности лазера хватит, чтобы бить за стену, но куда целить? Где у тварей жизненные центры? А хуже всего, ради этого генератор, их бесценную энергетическую систему, решили оставить на месте;

— Если мы проиграем, то потеряем все, — пробормотал Мийша и тяжело опустился на прежнее место. Бетель, подумал он, я все-таки оставлю им бога в ящике. Если генератор погибнет, именно этим и станут записи.

В ящике хранились поэзия и музыка, то, что было его жизнью, давно, на другой планете. Жизнь, от которой он отказался, его собственные личные смыслы. Отказался по доброй воле, ради будущего своего рода. Но после больницы он попросил Пьета принести их сюда и сказал нойону: «Теперь ты услышишь музыку людей». Они слушали вместе, иногда ночи напролет, и порой казалось, что мелодия их сближает…

Мийша улыбнулся, думая о единении в отзвуках музыки, созданной людьми, умершими столетия назад за световые годы отсюда. Внизу с плотов сгружали камни в последние, самые дальние срубы. Все ребята и девушки были уже там — привя* зывали к дальним столбам толстый канат.

Внезапно стена показалась ему куда более надежной. Между камнями загнали наискось толстые стволы. Да, это настоящая крепость. Быть может, она выстоит, быть может, все еще будет хорошо.

Я проецирую собственную участь, с горькой иронией подумал Мийша. Взгляд прояснился; он позволил себе насладиться красотой сцены. Хорошо, как хорошо: сильные молодые люди, его дети с незамутненным взором… Он справился, он увел их сюда от ужасов и тирании, пересадил на новую почву, выстроил сложный живой организм — поселение. Они выстоят. На крайний случай у него есть последний способ им помочь. Да, своей смертью он спасет их еще раз. Чего еще человек может пожелать, подумал Мийша с улыбкой, весь — спокойная сила, до самых глубин естества, безраздельно готовый…

…и небо рухнуло, глубины его естества предательски напомнили о том, что он старался забыть. Чего еще человек может пожелать? Мийша стиснул зубы и застонал.

…Это началось весной. В свободные от трудов дни после окончания посевной они со старшим сыном, молодым великаном, которого он когда-то сунул головой в пакет, отправились в исследовательскую экспедицию.

Мийша думал о ней с Дня Первого, с посадки корабля. В последние лихорадочные минуты они мельком увидели второе открытое место на побережье, белый шрам далеко к югу. Хороший участок, быть может, еще для одного поселения в будущем? И вот они с Пьетом поплыли на катамаране к югу.

Они нашли тот участок. Занятым.

Сутки они прятались, наблюдая, как чудовищные твари лезут из моря на опустошенный берег. А затем осторожно добрались по взмученной воде лагуны до внешнего барьерного рифа.

Отмели и островки уходили далеко за пределы видимости, и там всегда дул южный ветер. Они свернули парус и шли на веслах под голой мачтой, летящие теплые брызги слепили глаза, рев планетарного океана слышался все громче. Раздался мощный глухой свист, словно завывания ветра в трубах органа. Они обогнули последний островок и увидели за пеной волн зубчатые башни внешнего рифа.

— Господи, это они!

Одна из башен была не серой, а розовой. Она колыхалась^ вздымаясь все выше. Другая возникла рядом, навалилась на первую. Раздался утробный вой. Белые гребни океанских валов, перекатывающихся через риф, казались крошечными в сравнении с исполинскими тварями.