— Тебе лучше обойти с другой стороны, — сказала девушка, указывая рукой. — Вдруг им чужой не понравится.
Она опустила сетку на лицо, а когда Джекко уже собрался идти, добавила:
— Я подумала, ты можешь меня оплодотворить.
Он повернулся, не совсем понимая, как себя вести (пчелы мешали думать):
— Но ведь это же вроде ужасно сложно.
— Вряд ли. У меня есть таблетки.
Она натянула рукавицы.
— Да, таблетки. Знаю. — Он нахмурился. — Но ведь придется здесь задержаться, в смысле, одного раза не…
— Знаю. Сейчас я должна заняться пчелами. Поговорить можно позже.
— Конечно.
Джекко собрался идти и тут же снова повернулся:
— Глянь! — Он не знал, как ее зовут. — Эй, ты! Глянь!
— Что?
Девушка была маленькая и несуразная: желто-оранжевая, с большими руками и огромной головой под сеткой.
— Что? — повторила она.
— Я его почувствовал. Вот прямо сейчас. Желание. Ты разве не видишь?
Они оба уставились на его мокрые шорты.
— Кажется, нет, — сказал он наконец. — Но я почувствовал, честное слово. Сексуальное желание.
Девушка отбросила с лица сетку и нахмурилась:
— Оно же останется? Или вернется? Тут не очень хорошее место. В смысле, я про пчел. И без таблетки бесполезно.
— Тоже правда.
Джекко пошел прочь, ступая осторожно из-за напряжения в паху. Как гребень, тугой и плотный. Все тело будто стало другим. Он уже давно не чувствовал такого, с пятнадцати лет уж точно. А многие вообще никогда не чувствуют. Объяснения предлагали разные: что это из-за Реки, или потому, что родители нынешнего поколения пережили Отравленные столетия, или потому, что у альфа-линии доминирует передний мозг. Джекко ощущал тайную архаичную гордость. Может, он — реликт.
Он прошел сквозь прохладную тень под аркой и оказался в зеленом огражденном пространстве за обращенной к морю стеной. Сад, с удивлением подумал Джекко, оглядывая подвязанные плодоносящие кусты, странные деревья с зелеными шарами на верхушке, кривые ряды довольно неэстетичной зелени. Вроде бы помидоры, перец и перистые листья какого-то растения со съедобным корнем. Утилитарные насаждения. Его дядя как-то для развлечения родни тоже устроил возле дома грядки, но не в таком масштабе. Джекко покачал головой.
В центре сада стояло каменное кольцо с примитивным механизмом наверху. Джекко подошел и заглянул внутрь. Вода, ведро на веревке. Тут он заметил, что есть и обычный кран, открыл его и стал пить, глядя на странные инструменты, прислоненные к каменному ободу. Земные орудия. Ему не очень-то хотелось думать о том, что сказала странная девушка.
Тень скользнула у его ног: самый большой лунопес подошел совсем близко и мечтательно тянул носом воздух. «Привет», — сказал Джекко. Некоторые лунопсы немножко разговаривают. Этот только широко открыл глаза и ничего не ответил.
Джекко огляделся, вытирая рот. Одежда уже почти высохла на солнце. С трех сторон сад окружали аркады, с четвертой торчала потресканная каменная башня без крыши. Немаленькое такое место, как его ни назови. Джекко вошел под тень ближайшей аркады, где валялось множество разобранных или недособ-ранных предметов: инструментов, емкостей, не пойми чего. Ее «работа»? Во всем ощущалась какая-то деловитая жизнь. Джекко сообразил, что за год путешествия входил только в брошенные дома. Этот был настоящий, обжитой. Неприбранный. Гудящий, как улей. Джекко свернул в прохладный коридор, пошел, заглядывая в комнаты, где тоже грудами лежали вещи. В одной на кровати поверх кучи тряпок спали трое белых животных. Джекко не знал, кто они такие. Когда он заглянул, животные, не просыпаясь, развернули к нему уши, похожие на большие светлые раковины.
Он двинулся на странные дробные звуки и оказался в другом дворе, где прогуливались толстые белые птицы с дергающимися головами. «Куры!» — решил Джекко, радуясь бессмысленному разнообразию этого места. Из двора он вошел в большую комнату окнами на море. И почти сразу услышал, как сзади закрылась дверь.
Это была та девушка, она шагала к нему, держа шляпу и рукавицы. Ее черные курчавые волосы шапочкой сидели на миниатюрной голове: Джекко такое всегда нравилось. Он вспомнил, что надо сейчас сказать:
— Меня зовут Джекко. А тебя?
— Джекко. — Она попробовала имя на язык. — Здравствуй, Джекко. Меня зовут Персиковый Вор. Но это длинно. Так что лучше просто Персик.
Она быстро улыбнулась, и улыбка совершенно преобразила ее лицо.
— Персик, — повторил Джекко.
Его как будто что-то толкнуло, и он шагнул к ней, протягивая руки. Девушка сунула сверток под мышку и взяла его ладони. Мгновение они стояли, не глядя друг другу в лицо. Джекко ощутил возбуждение. Не сексуальное, а скорее как будто воздух заряжен электричеством.
— Ладно, — сказала девушка, высвободила руки и начала доставать что-то из свертка зеленых листьев. — Я принесла соты, хотя они еще не совсем готовы.
Она показала Джекко липкую рамку, к которой пристали две мертвые пчелы, затем, позвав его за собой, вышла в коридор, а оттуда в светлую комнату, которую он принял за лабораторию.
— Моя продуктовая комната, — сказала девушка.
И снова Джекко изумился. Да, здесь стоял синтезатор, но были еще и шкафы с банками, горшками, мешочками и всевозможными емкостями. На полулежали непонятные приспособления, а в стене был камин, частично заложенный кирпичом. С потолка свисали пучки растений. Буроватые эллипсоиды в миске Джекко опознал как яйца. От кур?
Персик чистила соты неэлектрическим ножом:
— Воск мне нужен натирать ткацкий станок, а еще для свечей.
— А что не так со светом?
— Все так. — Она повернулась, выразительно жестикулируя ножом. — Разве ты не понимаешь? Машины не будут работать вечно. Когда-нибудь они сломаются или остановятся. А новых не будет. Тогда нам придется перейти на все природное.
— Но это случится через много веков! — возразил он. — В крайнем случае через много десятилетий. Они все еще работают, нам хватит.
— Тебе хватит, — презрительно ответила Персик, — а мне нет. Я собираюсь остаться тут. С моими детьми. — Она повернулась к нему спиной и продолжила уже дружелюбнее: — К тому же старые вещи красивые. Я тебе покажу, когда стемнеет.
— Но у тебя нет детей! Или есть?
Джекко был совершенно ошеломлен.
— Пока нет, — ответила она, не оборачиваясь.
— Я хочу есть, — сказал он, подошел к синтезатору и заказал батончик с твердой начинкой; почему-то захотелось чего-нибудь такого, что будет хрустеть на зубах.
Персик закончила возиться с сотами и повернулась к Джекко:
— Ты когда-нибудь ел натуральный мед?
— Да, — ответил тот, жуя. — Один мой дядя этим занимался. Было очень вкусно, — вежливо добавил он.
Девушка взглянула на него пристально и снова быстро включила/выключила улыбку. Они вышли из комнаты. Солнце садилось, и небо над двором расцвело золотыми и оранжевыми полосами, такого же цвета, как ее платье.
— Можешь спать здесь, — сказала Персик, открывая реечную дверь.
Комната была маленькая и голая, единственное окно выходило на море.
— Здесь нет кровати, — возмутился Джекко.
Она выдвинула ящик комода и достала большую груду веревок:
— Повесь этот конец на вон тот крюк.
Когда она зацепила свой конец за другой крюк, Джекко увидел, что веревки на самом деле — большой гамак.
— Я сама так сплю. Попробуй. Удобно.
Джекко неуклюже забрался в гамак и сразу провалился в него, как в сумку. Девушка издала мелодичный смешок — такой же короткий, как ее улыбка.
— Нет, ложись наискось. Вот так. — Она потянула Джекко за ноги, отчего по всему его телу прошла странная дрожь. — Тогда он распрямляется, видишь?
Джекко выбрался из гамака, думая про себя, что, наверное, и впрямь сможет в нем спать.
Персик указала на ведро с крышкой:
— Это для твоих отходов. Потом пойдет в огород, на удобрение.
Джекко был шокирован, но промолчал и позволил ей провести его через комнату со стеклянными резервуарами в стенах на большую веранду, обращенную к океану. Веранде не помешали бы уборщики. Небо сияло перламутровыми шпилями и куполами, отражение заката за ними расцвечивало море невероятными красками.