– Это о нём ты рассказывала, Наташа? – голос мамы.

– Какой-то он не очень, – это отец.

– Нормальный он, – и Наташка.

– Ты посмотри на его обувь, – снова мама. – Нищета какая. А куртка? Старьё.

– Знаешь, дочь, – вновь отец. – Мы, конечно, тебе доверяем, но подумай сама. А если он что-нибудь украдёт?

И я ушёл, не стал слушать дальше. Конечно, на улице мы продолжали встречаться, но к ней домой я больше – ни ногой. И все попытки Наталки попросить прощения за родителей пресекал. Словно ничего не было. Ну, не должна она стыдиться родителей, нельзя так. А меня стыдиться можно. Но именно в тот день я впервые заговорил с матерью о переезде в другой город. Оставаться здесь, в наших пенатах, было невмоготу. Терпеть всё это, постоянно испытывать стыд, чего-то кому-то доказывать… Врагу не пожелаю. Конечно, на новом месте лучше особо не стало. Но там хоть лица только новые. Но это я уже вперёд забежал.

С не меньшим интересом я в ту пору дружил с парнем из своего нового класса, по имени Игорь. Самое главное для меня в нём было то, что жил он также с матерью, без отца. И не лучше меня. Хотя вру. У них дома всегда были новые книги. Его мать подрабатывала на рынке продавцом книг. И часто приносила домой на передержку товар. Именно у них в квартире я мог оставаться сутками. Это было моё Книжное королевство. А Игорь – верный друг и соратник. Мы читали запоем, обсуждали книги, гуляли до поздней ночи, часто вместе делали уроки. Он оставался моим лучшим другом до самого нашего с мамой отъезда.

И сейчас я понимаю, что тянуло меня к нему не только, как к другу и источнику книг. Мне нравилось быть рядом с ним, касаться руки или плеча при случае, болтать о всяком разном. Просто он мне нравился во всех смыслах. Но ни единого движения, жеста, слова за рамки дружеских отношений. Не было там осознанных мечтаний и желаний. Только что-то эфемерное, пространное и тёплое. Не более того.

В школе дела шли спокойно, без особых пятёрок, но и без шквала троек. Средненько, я бы сказал. Периодически сталкивался на улице с бывшими одноклассниками. Их в нашем районе, кроме Натки, проживало трое. В том числе тот самый Сергей, верный друг и соратник Анатолия, моего главного мучителя и доставалы. Что интересно, без Толика Серёга вёл себя как-то спокойнее, тише, даже как-то покровительственно. Помню, он затащил как-то к себе в гости – похвастался колодой эротических карт. Да, время было такое. Моряки из загранки чего только не привозили.

Ещё в соседнем со мной доме жил Женька Шелест. Он никогда не доставал меня. Ему вообще было пофиг на мою персону. Своя жизнь, свои друзья, свои интересы. Я прям нарадоваться на это не мог. Третьим был Петька Петухов, маленького роста агрессор. Но и он ко мне относился со странным пониманием. Мы никогда не обсуждали ТО происшествие. Несколько раз он говорил, что жалеет, что я ушёл. В общем-то это всё.

Видеть кого-либо из старых знакомых не хотелось. Время шло, подкралось завершение седьмого класса. В те дни в моей жизни вообще стало пусто и тоскливо. Я не мог дружить, видеть, как кто-то что-то делает, бродит, гуляет… Всё время казалось, что вот сейчас появятся всё те же Толик с Сергеем и начнут доставать. Как навязчивая идея, право слово. Тем более, Серёга жил неподалёку и регулярно вылавливал меня на улице, чтобы что-нибудь этакое высказать.

Спасение пришло от мамы. Она умудрилась в хлам разругаться с нашей роднёй, с обеими своими сёстрами. Что там послужило этому причиной, не важно. Главное – результат. Она решила уехать и меня забрать с собой. Отец к тому моменту уже работал на берегу и знать нас не хотел. За три года я всего два раза побывал у него дома. При этом умудрился познакомиться с одной из любовниц. Потасканные тётки спокойно опаивали отца, вытаскивали все деньги и тратили на себя, а он потом перебивался с копейки на копейку. Но, блин, никогда не унывал. Надо отдать должное.

Летом мы переехали в соседний город. Мать сразу нашла работу, изолировщицей. То есть возня со стекловатой, обшивание труб и прочие прелести, убивающие здоровье. А я пошёл уже в третью школу. Восьмой класс, новые люди, никому нет дела до того, кто я и что было где-то когда-то. Именно тогда меня начало отпускать непрерывное ожидание подлянки. Я смог начать дышать заново. Несколько лет периодически наведывался в родной город, навещал родню (я-то с ними не ссорился). Жизнь вроде стала выравниваться. Однако, флаги «не суйся» и «не высовывайся» потяжелели, стали зримее, злее. Моя раковина окончательно обрела форму и стала каменеть. Но всё по порядку.

Четырнадцать лет – время созревания, когда мальчик становится юношей. Начинает становиться. Изменения в организме, наплывы гормональных встрясок, стояк по утрам и мучения в туалете, когда надо отлить, а кое-что не даёт (не в потолок же бить?) … Многим парням знакомо? Это действительно забавно. Девчонкам такого не понять. Сейчас я понимаю, что до выпускного был глух ко всему вокруг. Когда другие парни гуляли с девчонками, учились быть взрослыми, мои комплексы остановили моё развитие на уровне подростка. Инфантильность – наше всё. И рукоблудие. Ежедневно, еженощно, много и везде. Ещё один снос мозга.

Это был очень тяжёлый период в нашей с мамой жизни. Через два года после переезда у неё диагностировали рак по женской части, подлечили и дали инвалидность третьей группы. Нам и без того жилось тяжеловато, а теперь стало очень трудно. При этом моя страсть к чтению не утихла. И я пошёл работать. После школы ездил на оптовую базу выгружать машины. Спина болела чудовищно, зато в карманах появились кое-какие деньги. Хватало и домой продуктов прикупить, и книгу интересную приобрести.

Одноклассники определялись со своим будущим. Девчонки решали, кто чего хочет от жизни. Мне было пофиг. Лишь бы доучиться. Всякое бывало. И ссоры, и склоки, и взаимопомощь. И ошибки, и достижения. Но мы с мамой стали отдаляться друг от друга. Началось с того, что мои покупки книг стали вызывать у неё раздражение. Ведь эти деньги можно было принести в дом. С одной стороны, её можно понять. С другой – я ведь мог вообще не работать, а просто сидеть у неё на шее… Так почему мне нельзя хоть иногда осуществлять свои «хотелки», маленькие и грустные? А они ведь у меня были. Но вот ведь… Оказалось, хотеть – вредно. Для отношений с близкими. Новый флажок нарисовался быстро и занял достойное место на верёвке вокруг меня. Да, мы с мамой ругались из-за книг и моих трат. В отместку я отваживал её «друзей».

Сейчас могу честно сказать – дурак был. Так у мамы и не появилось в результате второй половинки. В том числе из-за меня, старшеклассника, эгоиста и инфантила, страшащегося выпасть из маминого круга внимания. Прощения не просил и не попрошу. Оба были хороши. Но пройдусь по порядку. Первым на горизонте нарисовался странный тип обычной наружности и с пулей в голове. Любил носить свитера, строить из себя возвышенное нечто и рубаху-парня. При матери. А когда она уходила на смену (инвалидность третьей группы позволяет работать сторожем и тому подобным), я видел его другим. Он вдруг начинал крутиться вокруг меня, чего-то вещать, трогать за руки. Но я видел, что надо ему нечто другое.

Как он исчез из нашей жизни? Помню, они с матерью поругались. Из-за меня, видимо. Потому что потом случилось такое, отчего меня до сих пор смех разбирает. Был у меня фотоаппарат, ещё отцовский. И он начал рассыпаться. Так этот «друг» наговорил мне, что знает в одном из соседних посёлков человека, у которого точно такой же есть. Можно съездить и выкупить. Ну, мы поехали. Электричка шла около часа. Мы вышли, он потащил меня по улицам посёлка, а в какой-то момент исчез, проворчав что-то на тему: «Щас вернусь». Час нету, два… Мне надоело ждать и шарахаться по зимней улице. Денег на обратную дорогу нет, но когда это кого смущало? Кондукторша в электричке отнеслась с пониманием. Ну, а дома – картина маслом. Оно, а иначе не скажешь, наклюкалось и таскалось по квартире со стартовым пистолетом в руке. Который капсюлями стреляет. Увидев меня, он как-то изменился в лице, сунул руку под свитер и нажал на курок. Бабахнуло до звона в ушах. Свитер, естественно, прожгло. Запахло палёной шерстью. Я разделся в прихожей, прошёл в зал и стал с интересом смотреть, что дальше будет. А это чудо спокойно снимает с себя штаны с трусами, расставляет ноги, направляет на меня «стартовик» и говорит: