Зал, только что казавшийся единым организмом, начал делиться на два существа. Но критическая масса для разрыва ещё не была набрана.

– Да, я хочу сказать именно то, что вам кажется. Все, кто не согласен, могут поцеловать меня в задницу. Я считаю, что женщины – это самое прекрасное, что создала природа. Они красивы, умны, отлично пахнут, в конце концов. Только женщина способна на чистую любовь. Посмотрите на себя в зеркало. Словосочетание «чистая любовь» не подразумевает наличия в ней ваших сальных пальцев и мыслей. Женщины, если хотите откровенно, делают особое одолжения, соглашаясь просто стоять радом с нами.

Критическая масса была набрана, гидра отрастила вторую голову.

– Посмотрите на неё, – девушка в сарафане все еще стояла, будто ждала, пока я обращусь к ней, – она дарит вам возможность пачкать своими взглядами её безупречную кожу на бедрах, которые чуть выглядывают из-под её одежды. Признайтесь, вам же мало, вы уже испачкали её своими домыслами, залезли под сарафан, жадно рыщите своим воображением в её нижнем белье. Ищете, чем поживиться? Смотрите! Продолжайте смотреть. Я сейчас покажу вам, кто мы, мужчины, есть на самом деле. Милая, – я обратился к стоящей, – подними, пожалуйста, руку вверх, любую. А вы продолжайте смотреть, не стесняйтесь представлять, что хотели бы сделать с ней, не ограничивайте свою фантазию, – я непроизвольно повышал голос, – а теперь представьте, что как только она опустит руку, у вас будет возможность прикоснуться к ней. Представляйте, смелее! Как только рука примет прежнее положение, кто-то из вас сможет безнаказанно подойти к ней, взять её ладонь, провести по гладкой коже, коснуться волос, полной грудью вдохнуть её запах, почувствует на языке её вкус, – тут я сошёл практически на шёпот и, насколько это было возможно, замедлил темп речи. – Но сделать это сможет только один из вас. Кто это будет? Тот, кто окажется ближе, проворнее, сильнее? Как вы решите? Ведь если чуть задумаешься, помедлишь – упустишь уникальный шанс прикоснуться к этой хрустальной красоте.

Я замолчал, в зале стояла гробовая тишина, вся мужская половина напряжённо смотрела на девушку.

– Всё, – крикнул я, прорвав общее тягостное молчание, – закончили эксперимент. Сейчас объясню, к чему это было, – и тихо добавил, – присаживайся, пожалуйста, можешь опустить руку, не бойся, всё будет хорошо.

На этот раз девушка послушала и села, ещё несколько секунд она держала руку поднятой, оглянулась, подобралась, поёрзав на стуле, и только потом опустила.

Я продолжил.

– Почувствовали? Вспомните, куда вы смотрели последнюю минуту. Вы смотрели не на неё. Ваши взгляды были прикованы к поднятой вверх ладони, вы ждали разрешения, отмашки. Как зверьё. И на мгновение многие из вас забыли о том, что ситуация нереальна, на маленькое такое мгновение забыли, что это моя выдумка. А на что вы были готовы в тот момент? Может, не в реальности, но умозрительно, можете себе представить? Мы в любой момент готовы вернуться в звериное состояние, вернуться в подчинение матушки природы, мы – животные куда больше, чем женщины. И женщина абсолютно искренне мирится с тем, что на планете, бок о бок с ней, живёт кто-то вроде нас с вами, удивительно! – в горле пересохло, и я сделал глоток из предусмотрительно оставленной организаторами бутылки. – Так вот, постельные сцены в моей книге – это собирательный образ лучшего, что происходило со мной в жизни. Дань уважения, если хотите. Это желание в каждом описанном движении задокументировать и увековечить, насколько это в моих силах, каждую, кто был со мной, – мой голос совсем стих, взгляд остановился на одной из складок кулисы, и я продолжал говорить уже не в зал, а куда-то под ноги с длинными паузами. – Потому что другого способа не знаю… Надо признать, я не до конца осознавал это, когда писал, понял только сейчас.

Секунда, две, три. Зал взорвался. Были аплодисменты, свист, кто-то что-то кричал. А я не мог сфокусировать свой взгляд обратно, на аудитории.

Остаток времени прошёл для меня в лёгкой задымленности. Следовали различные технические вопросы, ответы на которые я вяло придумывал на ходу, в конечном счете, это всё было не важно: организаторы, приглашая меня, в первую очередь рассчитывали на шоу, думаю, они остались довольны. Всего лекция длилась около полутора часов. Покинул мероприятие я напрочь вымотанным с единственным желанием – как можно быстрее добраться до дома и выпить. Но как только я вышел на улицу, у двери технического входа, через который я попытался незаметно уйти от назойливых организаторов, меня поджидала та самая девушка в коротком сарафане. Я был не в состоянии что-то сказать и отупело смотрел на неё. Порыв ветра колыхнул прядь волос, прикрывавшую часть лица, и оказалось, что глаза её были разного цвета – карий и голубой.

Она подошла ко мне и положила лёгкую, как перо, ладонь на плечо.

– Вы первый, – тихо, почти прошептала она.

И раньше в моей квартире оказывались девушки, чьего имени я не знал или не помнил по пьяни и рассеянности. Но сегодня было как-то иначе.

Она сидела на краю дивана, хрупкая, если не сказать ветхая. Бледная кожа её была тонка, как льняной батист, солнце через окно падало на едва прикрытые бедра и слепило. Она постоянно одергивала сарафан, когда тот от неаккуратного движения задирался чуть сильнее приличного. Уж слишком короток он был.

Я внимательно рассматривал её. Она слегка нервничала, точнее, делала вид. Ужимки, ёрзанье, но взгляд при этом прямой и уверенный. Я совсем не знал, что сказать, вместо этого то садился напротив, то вставал, потом снова садился где-то позади. Но вид со спины волновал меня никак не меньше, и я вновь поднимался. Наконец она заговорила.

– Ваш герой в книге кажется более уверенным, чем вы сейчас, – в интонации, с которой она это произнесла, я не нашёл укора, было похоже на искренний интерес.

«Вот уж точно».

– Ну так в книге обычно сам герой и был инициатором знакомства. А если и не сам, то всегда точно ожидал или надеялся, что это произойдёт. А я даже имени твоего не знаю.

– Отчего же не спросите?

«Действительно, отчего же?»

– И как тебя…

– Лилит, – просто ответила она, не дожидаясь пока я договорю.

Я усмехнулся про себя.

«Я на добрый десяток лет старше, и прекрасно отдаю отчёт, к чему всё идёт. Но меня что-то останавливает, какой-то барьер. Неужели меня смущает, что игру затеял не я?»

– Наверно я смущаю вас, – она будто прочла мысли, – простите, мне надо уйти. – Она поднялась с дивана, опустив свои лукавые глаза в пол.

Я выставил вперёд растопыренную пятерню, рассчитывая прибавить какие-то слова к жесту, но не придумал подходящих. Каждая фраза, пришедшая в голову, поочерёдно превращала меня либо в озабоченного старикашку, либо в засидевшегося девственника, сублимирующего в своей писанине нереализованные сексуальные амбиции.

Надо было срочно что-то предпринять, чтобы выбраться из этого идиотского положения. Но я и так слишком промедлил с переходом к действию, успев создать эту нелепую ситуацию, каждый следующий жест казался тупее бездействия. Такой вот замкнутый круг.

Я ощутил бессилие.

Ударило током куда-то под кадык и встало комом.

Мысли, словно истребители, сбивали одна другую. Чтобы остановить их бессмысленную гибель, я сильно зажмурился и потёр руками закрытые веки. В темноте вспыхнули яркие звезды, которые ещё некоторое время горели, закрывая часть обзора уже после того, как я открыл глаза. Но когда последняя из них погасла, передо мной всё так же стояла Лилит, но смотрела теперь прямо в меня.

Я никогда раньше не видел такого удивительного лица. Голубоватое озерцо и белоснежный берег в одном глазу был отделен от такого же берега и груды скал в другом аккуратной ложбинкой носа. Идеальная симметрия лица нарушена цветом.

Зрелище поразительное настолько, что я хоть и сразу заметил, но осознал спустя несколько десятков секунд.