Внутри меня родилась и возрастала маленькая подлая радость: мне удалось стереть с её лица это надменное выражение лица.

Наконец, она произнесла громко, чётко, ёмко.

– Мудак!

Надо было заканчивать, ничего хорошего уже не произойдет.

– Получал бы я по монетке каждый раз, когда слышу подобное, не пришлось бы писать книгу. Вроде неплохо поболтали, я, наверно, пойду.

– Сядь, Наум, мы ещё не закончили, – тон сменился на неформальный слишком резко.

И снова, на этот раз, чисто инстинктивно, я опустился обратно в кресло. Сложно сопротивляться сильным женщинам. Даже если она упёрта, как ослица, отголоски Эдипова комплекса заставляют слушать. Конечно, этому можно противостоять, но подчиниться, чаще всего, бывает интереснее.

Видимо, ненависть и раздражение какой-то невидимой нитью оказались связаны с либидо.

Возможно, это особый вид стокгольмского синдрома, ведь недаром в жизни многих людей возникает подобная ситуация. Если человека раздражает человек противоположного пола, при определенных обстоятельствах и правильно подобранных напитках это обязательно заведёт их в постель или подсобное помещение на корпоративе.

Мозг подсознательно жаждет любви, так или иначе многие стремятся быть хорошими в глазах окружающих. А что может быть более желанным, чем любовь врага? Правда, такие «счастливые парочки» частенько забывают предупредить, что после подобного им лучше никогда не больше не видеться: отношения потеряли неопределенность, тайны нет. Ненависть никуда не исчезает, но вы уже поимели друг друга. Большей неловкости испытать трудно. А всё от неспособности отделить личное от рабочего, ведь такие ситуации, как правило, возникают именно на профессиональной арене. Одни попытки «переобуться», пересмотреть своё восприятие человека, чего стоят.

«Может быть, он не такой уж и бесперспективный мудак, каким казался, почему-то же меня притянуло к нему после бутылки текилы?»

«Может, она не такая уж и сука-карьеристка, раз меня к ней притянуло после четырех месяцев воздержания?»

А вот допустить мысль о том, что это была всё же минутная слабость, ошибка, и не пытаться объяснить собственную глупость, оправдывая убогость партнера – увы, ума и силы воли хватает мало у кого. Сапога на голову не натянуть, первоначальные причины конфликта никуда не делись.

Вот умей какие-нибудь счастливцы и после секса друг друга ненавидеть, а по ночам самозабвенно эту ярость преобразовывать в энергию, от которой ножки кровати ломаются, что за дивная жизнь была бы у этих ребят. Вероятно, не долгая, ибо здоровья в таких взаимоотношениях мало, зато честная.

Я уже был втянут в непонятные отношения с Резник, и усложнять жизнь вовлечением ещё и начальницы Марго, конечно, не стоило. Но в мою сторону медленно, с каждым шагом освобождая из петель по пуговице своей блузки, недвусмысленно сообщая о своих намерениях, ледоколом шла Елизавета.

Она считала меня жалким, кажется, именно такой тип мужчин ей нравится. Ими можно помыкать, манипулировать, подчинять.

«С меня всё равно нехрен взять, ни власти, ни влияния, ни денег, пусть тигрица поиграет с клубком», – рассудил я и расслабился.

Наконец, из тугого плена её блузы показалась крупная грудь. Очки упали на пол, там же оказалась и оставшаяся одежда. Хрупкой назвать эту женщину нельзя, напротив – крепкое тело, идеальной формы задница, особенно грудь. Сначала мне показалось, что так высоко её держит бюстгальтер, но как только Елизавета избавилась от него, безупречная форма опустилась вниз всего на пару сантиметров. Сколько бы лет ни было этой женщине, тело её выглядело потрясающе, будто создано для продолжения рода, прямо сейчас, немедленно. Идеальный сосуд, намеренно выведенный генетически путём строгого отбора и скрещивания.

Она нависла надо мной, закрыв источник освещения. Тонким светлым контуром на фоне тусклого кабинета светилось её тело. Стало жарко и тесно, срочно захотелось окунуться в ледяную воду. Уверенным движением она поставила свою ногу на мой стул, я едва успел расставить ноги пошире. Нос её лакированной туфли упёрся мне в пах. Пришлось подняться повыше.

В моих больных представлениях именно так должны были выглядеть те из женщин среди амазонок, что отвечали за деторождение: неприкрытые, могучие, уверенные, использующие мужчин исключительно ради своих целей, готовые, если необходимо, обнажить не только грудь, но и клинок. Было в происходящем что-то животное.

Она преклонила колени перед жертвой, желая узнать, стою ли я её наготы. Мне было точно ясно, что нет.

Я помог стянуть ей с себя брюки. Привстал, расстегивая ремень и освобождая пуговицу. Она рванула их вниз, и вместе с брюками с меня слетел кусок ткани, который должен был скрывать мою готовность. Губами она определила твердость моих намерений, легко коснувшись пробовала на вкус. Я оттягивал момент, когда позволю себе прикоснуться к этому телу. Её губы сомкнулись на мне, я отпустил себя.

Теперь комната больше напоминала каюту вражеского корабля. Меня взяли в плен и привели сюда, чтобы я выполнил единственное, на что годится мужчина, чего не может сделать женщина сама. Затем наверняка последует казнь. Ничего, кроме как попробовать получить удовольствие, мне не оставалось.

Подняв её с колен, то коротко и аккуратно, то подолгу сжимая в особенно чувствительных местах, я старался почувствовать и исследовать каждый сантиметр её тела. Еле заметный короткий светлый волос по всему телу превращал кожу в подобие бархата. Сильные руки, крепкие бёдра, упругая, но податливая грудь.

«На ощупь, так же хорошо, как и на вид».

Стена между нами постепенно рушилась – Лиза постанывала от прикосновений и ехидно улыбалась. Сердце билось так, словно я только что приручил хищную кошку, но не был до конца уверен, что она не захочет сделать из меня ужин. Восторг и постепенно уходящий страх.

Отодвинув меня, она трижды качнула бедрами из стороны в сторону, давая понять, что я могу упустить её из виду за ближайшим утёсом, если не последую. Елизавета сделала шаг к столу, положила на его край локти и подалась назад. Спина её при этом изогнулась подобно остову ладьи: голова и задница на одной высоте, а между ними образовался пологий, но глубокий скат. Она заставила лодку качнуться ещё дважды, теперь это было очевидное руководство к действию.

Я чувствовал себя нелепо оттого, что был гол только наполовину. Через плечо она смерила меня, тем же взглядом, что и вначале, словно решая, что со мной делать дальше. На секунду мне показалось, что она резко соберётся, оденется и выйдет, оставив меня в недоумении стоять с шашкой наголо, но она этого не сделала. Она отвернулась и подалась назад ещё сильнее. Медлить дальше смысла не было. Я перешёл в атаку.

Наступление захлебнулось в самом начале. Сделав два неловких шага, я упал на пол, так как забыл о брюках, что лежали под ногами. Пока я стягивал остатки одежды и поднимался, Елизавета сохраняла спокойствие. Я вновь был готов и подошёл вплотную, схватил её за бедра и притянул к себе.

И тут зазвонил телефон. Елизавета, в отличие от Резник, не стала пытаться брать трубку, и зря. Динамик телефона громко и чётко голосом Лолиты напевал: «Нет, не надо слёз, не надо паники, это мой последний день на Титанике…»

Меня забирал смех, но я боролся за свою эрекцию, как мог, стараясь не слушать музыку. Как на зло, мелодия, начинавшая звучать чуть слышно и сбившая меня только своей неожиданностью, теперь набрала громкость и глушила любые мысли. Я, наконец, не выдержал:

– Может, ты возьмёшь трубку? – я усердно прятал смех в голосе.

Она ответила фразой, которая поставила саму возможность атаки под удар.

– Потом перезвоню, это бывший муж. Наверно, ребёнка из школы забрал.

Мне было и смешно, и печально одновременно.

Тем не менее, капитуляции в планах у меня не было, собрав остатки самообладания, под пение Лолиты я вошёл внутрь. Но…

Я попробую объяснить, что именно было не так, не увлекаясь красочными образами и не уходя в натурализм.