Девлет-Гирей, видимо, решил погубить союзников, возжелавших быть его повелителями, и повёл отступающее войско по труднопроходимым и безводным, совершенно выгоревшим к осени кавказским предгорьям.

Уже на третий день турки побросали повозки, потому что лошади-тягачи дохли без воды и корма, а следом начался падеж и боевых коней. Касим-паша пытался спасти остатки своей армии.

А крымские военачальники между тем расковали Мальцева, пушку бросили в степи, а бывшему пленнику вместо неё дали коня и приняли в свои шатры. Крымский хан сам лично уверял московского посланника, что он, Девлет-Гирей, — друг и союзник московского царя. И, как бы подтверждая это, отряды крымчаков загоняли османов в глухие места, где те гибли от голода и жажды, а то и истребляли их в засадах или обезоруживали и продавали кочевникам в рабство. Ногаи тоже налетали на отступающих; добавляли туркам беды и спускавшиеся с гор черкесы. В шатре у Семёна Елизарьевича не переводились посетители: военачальники, местная знать. Все спешили уверить Москву в своей преданности. Как-то пожаловал и сын Девлет-Гирея, царевич Мухамед, которого отец отправил жить в кызыевы ногайские улусы.

«Как на Руси будешь, — просил он посланника, — скажи про меня царю и великому князю, чтоб меня и моих братьев не обошёл своим жалованием», — «Много вас, царевичей, у отца, — ответствовал Семён Елизарьевич, — вот и роздал вас по людям. Живёшь ты здесь, волочась, — ни сыт, ни голоден. Поедь к государю нашему — и государь тебя пожалует великим своим жалованием, так что не только твои братья, но и отец твой станет тебе завидовать!»

Как не постараться ввиду подобных перспектив доказать московскому царю свою готовность быть отныне его верным союзником! Доставалось воинству Касим-паши, не знали турки, как ноги унести из этих мест, где все оказались их врагами... Если бы не нашлось и среди крымчаков османских доброжелателей, снабжавших их провизией и водой, подвозивших на своих конях раненых и обессиленных, то потерявшее треть людей, всю артиллерию, обозы и коней воинство Касим-паши не добралось бы до Азова. В крепости этой они увидели сильные разрушения, произведённые казачьей диверсией, и вовсе пришли в отчаяние. «Турские люди меж собой говорили: однолично-де московские люди, пришед, Азов и Кафу возьмут!» — так записал об этом Мальцев.

Не дожидаясь, пока установится погода, турки бросились на корабли Мир-Серлета, плохо подготовленные к плаванию. Вблизи береговых скал на османский флот обрушился шторм, погубивший значительную его часть.

Поход на Астрахань, который должен был, по плану великого визиря, устрашить весь остальной мир и вынудить его склониться перед Османской империей, окончился поражением, какого давно не знала Блистательная Порта. «Более мы на Русь не пойдём! — заявили султану семьсот спасшихся янычар. — Лучше всех нас казнить на родине, чем посылать в такой поход!»

На сто лет хватило Оттоманской Порте этого урока, преподанного ей Москвой не без участия, как мы видели, Семёна Елизарьевича Мальцева. Век целый не поднимала она оружия на своего северного соседа. Но меняются времена, обстоятельства, соотношение сил, забываются уроки. История знает ещё не одну русско-турецкую войну. И во все времена, особенно когда на страну зарится неприятель, сколь необходимы ей умные патриоты, такие, как герой этого рассказа.

В лучшем случае он удостаивался такой аттестации: «Идеалист, вознёсшийся над действительностью на крыльях мечты». Да, «несть пророка в своём отечестве», и историкам последних десятилетий потребовалось немало труда, чтобы очистить дела «канцлера допетровской поры» князя Василия Васильевича Голицына от нагромождений лжи. На самом деле это был выдающийся организатор и управленец, как сказали бы мы сегодня. Сферой применения его удивительного таланта стала внешняя политика России. Именно ей посвятил себя князь. Множество разрозненных факторов, определяющих эффективность внешней политики, он стремился объединить в единую систему, единый механизм, работающий на благо державы. И преуспел в этом немало.

...Князь Василий родился в 1643 году, когда страна возрождала свои силы после Великого разорения при Иване Грозном и Смутного времени. Его семья занимала видное, хотя и не первое место в государстве. Голицыны вели свой род от великого князя литовского Гедиминаса через знаменитого московского боярина и воеводу Михаила Патрикеева (от Патрикеевых пошли также Хованские и другие знатные фамилии). По выслуге лет ему почти наверняка было обеспечено место в высшем государственном совете — Боярской думе, он с детства готовился к ответственной деятельности, равно военной, административной и дипломатической.

Князь Василий читал и свободно говорил на латинском, греческом, польском и немецком языках. Латынь открывала Голицыну доступ к современной научной литературе: это был язык общеевропейской культуры и, что не менее важно, международных отношений; греческий передавал в распоряжение князя богатейшее наследие античности, служил ключом к литературе Востока, к богословию, философии, астрономии, медицине; польский и немецкий были языками важнейших политических партнёров России на Западе — Речи Посполитой и Священной Римской империи германской нации. В то же время польская книжность служила культурным мостом между Западной и Восточной Европой, а на немецком князь мог знакомиться с современными политическими, военными и техническими сочинениями.

Внутренняя культура князя Василия помогала ему вести переговоры так, что представители разных народов видели в нём родственного по духу человека; с французами он был французом, с немцами — немцем, с послом Нидерландов — голландцем и т. д.

Карьера его не была ни быстрой, ни лёгкой. Начав службу в пятнадцатилетием возрасте, он восемнадцать лет (1658—1676 гг.) занимал низшее в роду Голицыных положение царского стольника. Он прислуживал за государевым столом, сопровождал царя в поездках, участвовал в придворных церемониях и выполнял другие незначительные поручения. Менялись правительства, «в верхах» шла тихая, но свирепая борьба за власть, а князь Василий оставался в тени.

Жизнь его круто изменилась с приходом к власти молодого царя Фёдора Алексеевича (1676 г.). Василий Васильевич немедленно получил чин боярина, вошёл в царскую Думу, возглавил Пушкарский приказ и вторую южную армию, прикрывавшую от османского нашествия Киев и Правобережье Украины. Разумная и последовательная политика Голицына позволила России, брошенной союзниками, с успехом выйти из войны один на один с Османской империей.

В 1678 году Василий Васильевич возглавил Владимирский судный приказ и принял активное участие во внутренних преобразованиях. Правый суд, справедливое налогообложение и полностью регулярная армия — вот основные направления деятельности Голицына, поддерживаемой и одобряемой царём Фёдором, при котором сравнительно молодой и не самый знатный политический деятель занимает первое место в боярском списке (важнейшем документе Государева двора).

Сведения о реформаторских замыслах Василия Васильевича, изложенные в книге, изданной под именем французского эмиссара де ла Невилля[22], были весьма вольно интерпретированы историками, приписавшими князю намерение... освободить крестьян от крепостной зависимости! В действительности в приведённой там беседе с князем речь шла о том, что мобилизованные в армию необученные даточные люди представляют собой бесполезную в военном отношении массу, как и полки дворянского ополчения. По мысли Голицына, было бы значительно лучше, если бы крестьяне продолжали мирно обрабатывать землю, внося умеренную подать и укрепляя государственную казну, на которую можно содержать профессиональную армию. Дворяне же, вместо того чтобы прозябать в своих поместьях и являться на службу совершенно неспособными к войне, должны постоянно нести воинскую повинность в регулярных частях, получая дополнительное денежное жалованье. «Намерением Голицына, — заключает автор, — было поставить Московию на одну ступень с другими государствами. Он собрал точные сведения о состоянии европейских государств и их управлении».