Едва переступив порог квартиры, я понимаю, что поступила опрометчиво, придя на показ. В ней скрипучие деревянные полы и необычные углы. Длинные коридоры, глубокие оконные ниши и две узенькие двери в туалет и ванную. Только что отремонтированная кухня с проходом в гостиную. Когда я иду по коридору, соединяющему гостиную со спальней, которая расположена отдельно и развернута к маленькому лугу и деревянным домам Старого Эншеде, я чувствую, что должна поселиться здесь. Без вариантов. Я должна спать в этой спальне. Этот вид из окна должен стать моим, сопровождать меня, когда я говорю «спокойной ночи» и когда встаю по утрам. Этот маленький луг должен стать моим. Эта квартира должна стать моей. Она должна стать нашей. Здесь мы начнем все с чистого листа – ты и я.

Я выхожу в гостиную и застаю тебя и свою подругу у оконной ниши – вы беседуете с маклером по поводу уровня шума с Нюнэсвеген. Моя подруга ставит под сомнение компетентность маклера в том, что касается децибел и допустимого уровня шума, – сама она занимается организацией концертов и мгновенно развенчивает все его аргументы по поводу того, какой уровень шума считается тихим и когда он становится раздражающим. Маклер запинается и обещает ответить на все ее вопросы на следующий день – она протягивает ему свою визитную карточку. Сама же я не свожу глаз с тебя, силясь понять, возникло ли у тебя, как у меня, желание поселиться в этой квартире. Выражение твоего лица ни о чем не говорит. Я решаю не торопиться в данном проекте, не сразу вываливать тебе, к чему я пришла, находясь в спальне. Мне кажется, нам обоим пойдет на пользу, если я буду приближаться к будущему – нашему будущему в этой квартире – осторожными темпами, дам тебе распробовать конфетку, прежде чем перейти в наступление. Одновременно я понимаю, что надо торопиться. Торги скорее всего начнутся прямо завтра.

Зайдя в старую кондитерскую, расположенную по соседству с апельсиново-желтым домом, который я уже мысленно называю «нашим домом», мы рассматриваем рекламные проспекты, которые нам дал с собой маклер, и веселимся по поводу его явной некомпетентности. Совершенно очевидно, что он лгал, когда утверждал, что есть некий «директор с женой из Гётеборга», готовый купить квартиру «прямо завтра». Его ответы на вопросы моей подруги по поводу шума и децибел оказались откровенно неуклюжими. Похоже, он так хочет поскорее продать квартиру, что вовсе не трудно будет сторговаться и уговорить его сбросить пару сотен тысяч с изначально заявленной суммы.

Наконец я спрашиваю тебя – самым небрежным тоном, на какой я только способна, – что ты думаешь о квартире. Ты говоришь, что «ну да, она ничего». Я спрашиваю, можешь ли ты представить себе, что живешь там, и ты отвечаешь – «ну да, вроде она неплохая». Я выжидаю, сколько могу, прежде чем раскрыть свои чувства по поводу этой квартиры, но когда я все это говорю, ты замолкаешь. Я говорю, что могу полностью купить ее за свои деньги, что я хочу эту квартиру, что она, по моему мнению, идеально для нас подходит, и если у тебя нет каких-либо особо веских аргументов против того, чтобы ее покупать, то я попробую купить ее прямо завтра.

Ты сидишь, уставившись в чашку. Я почти уверена, что ты не в восторге от развития событий. Однако я на сто процентов уверена, что эта квартира принесет в нашу жизнь столько позитивных изменений, что игра стоит свеч – всего того, что ты сейчас воспринимаешь как негатив и дополнительный стресс. Я буквально вижу, как мы гуляем по вечерам по извилистым улочкам среди деревянных домов. Вижу, как мы покупаем маленькую машину и ездим в выходные в небольшие путешествия. Вижу, как мы вместе готовим еду в этой открытой, большой кухне и приглашаем друзей, угощая их супом и свежеиспеченным хлебом. Вижу, как ты оборудуешь себе кабинет в третьей комнате, где сможешь спокойно работать. Я вижу, как наше будущее из тесного, потного и лососево-розового превращается в красивую, почти волшебную сказку. И все это произойдет в Старом Эншеде. Просто ты еще пока этого не понял.

На следующий день я звоню в свой банк, потом недотепе-маклеру; говорю, что могу предложить ему на двести тысяч меньше стартовой цены, если он подпишет со мной контракт прямо сегодня вечером. Он отвечает, что должен переговорить с продавцом, перезванивает пять минут спустя с позитивным ответом, и я еду на встречу сразу после работы. Подписываю бумаги, еще раз обхожу квартиру, констатирую, что на душе хорошо, – и дело сделано. Теперь я стала владелицей квартиры нашей мечты, и мы можем переехать в любой момент, ибо она уже была отремонтирована и пуста, когда мы ее покупали. Вернее, когда я ее покупала, если уж быть совсем точным.

Но я думаю, что вскоре ты захочешь поучаствовать, предложишь вложить половину суммы, чтобы мы владели ею вместе. Думаю, что это вопрос времени – скоро ты почувствуешь то же самое, что и я. Все устроится. А сейчас есть более важные дела. Начать собираться, взять в аренду прицеп, одолжить машину. Спросить друзей, могут ли они помочь. Заключить договор на электричество и подключить интернет. Посмотреть на сайте подержанные машины. Если заглянуть глубоко внутрь себя, то меня грызет неприятное чувство, что я прыгнула через пропасть, не подождав тебя, однако сейчас у меня нет на это времени. Нас ждет переезд, который нужно осуществить, новая жизнь, которую надо прожить.

Снова ночь. Я по-прежнему считаю минуты и часы с того момента, как ты умер. Врач сказал «на рассвете», и я решила для себя, что это примерно в пять утра. Через три часа будет трое суток. Через три часа и четверо суток можно будет сказать, что прошла неделя. Я хочу, чтобы прошла неделя. Хочу, чтобы прошло полгода. Хочу, чтобы прошел год. Отчаянно тоскую по тому состоянию, когда в один прекрасный день все это будет казаться не таким ярким и свежим. Когда я додумаюсь, каким образом двигаться вперед, где найти силы заниматься Иваном, когда у меня возникнет ощущение нормальной жизни, а не ужасно дурацкой и печальной шутки.

С тех пор, как ты умер, я не спала ни часа. Иван, которого не обошли хаотичные события последних дней, спит только в присутствии наличия моего тела рядом с собой. Возможно, таким образом он пытается компенсировать внезапное отсутствие меня и тебя рядом с собой днем. Я где-то рядом, неподалеку от него, но на самом деле далеко. Моя мачеха кормит его и меняет подгузники. Я держу его на руках, кормлю грудью, пытаюсь играть с ним, а когда выхожу с подругами сделать круг по кварталу, беру его с собой в слинге. Я запахиваю пальто, укрывая нас обоих. Он гулит и смеется. Но мне приходится часто делать перерывы. Тут снова подключается моя мачеха. А ночью мы с ним остаемся вдвоем. И он практически все время висит на моей груди. Если я пытаюсь незаметно улизнуть, он просыпается и плачет. Снова засыпает лишь тогда, когда мой сосок снова оказывается между его губ. Сама я не сплю совсем. Уже настала среда – или четверг, смотря как считать.

Как вчера ночью, как и позавчера, мысли без конца вертятся в голове. В отличие от первой ночи я захожу в своих рассуждениях гораздо дальше. Я не так часто пробуксовываю, не леденею, как в первую ночь. Но мне так и не удается додумать до логического конца. Мысли бегут параллельно и одновременно, перескакивая друг через друга, бессистемно и хаотично. Многие – с восклицательным знаком. Ты умер! Ты умер! Не могу поверить, что ты умер! Просто так взял и умер! Внезапно оказалось, что ты мертв! Мертв!

Подозреваю, что в крови гуляет адреналин. Частое сердцебиение сменяется дурнотой и ноющей болью в верхней части груди. Тяжело глубоко вздохнуть. Тело, которое, похоже, дает мне команду бежать, раз за разом сталкивается с мозгом, который не знает, куда податься. Я не знаю, куда бежать. Не могу до конца осознать ситуацию. Так что остаюсь еще на некоторое время в темноте рядом с Иваном. Переполненная восклицательными знаками.

На третью ночь подступают мысли об Иване. О его будущем. О моем будущем. О нашем будущем. Где мы будем жить? Как я смогу выйти на полную ставку, будучи одна с маленьким ребенком? Могу ли я позволить себе работать на неполную ставку? Может быть, переехать в квартиру поменьше? Может быть, завести няню? Может быть, денег на это хватит, если отказаться от всего остального, на что я тратила деньги раньше? Может быть, мне стоит переехать в Упсалу, поближе к мачехе и маме? Что тогда – ездить каждый день на работу в Стокгольм или уволиться? Смогу ли я завести себе новых друзей, если перееду туда? Или лучше остаться поближе к друзьям, но подальше от тех немногих родных, которые у меня есть? Какое детство ждет Ивана? Как сделать его счастливым со столь убогими предпосылками? Как мне поскорее восстановиться, чтобы все его детство не было окрашено гореванием и непереработанными травматическими переживаниями? Я мысленно представляю себе возможные сценарии, пытаюсь в них сориентироваться.