Мне тридцать, но в моей личной жизни пока царит полный беспорядок. Несколько дней назад я дала от ворот поворот парню из Норрланда[2], который поначалу показался мне мужчиной моей мечты – но я слишком быстро поняла, что это совсем не так. Тут я осталась верна себе. Выкрутилась из ситуации при помощи текста – послала ему сообщение по электронной почте о том, что никакой его вины тут нет, просто я сейчас не на том жизненном этапе. Не понимаю, почему мне всегда так сложно говорить людям «нет». Мне страшно кого-то ранить, мне чудится, что я порчу им не только дни и недели, но и отнимаю у них веру в себя и радость жизни. Такое чувство вины наваливается на меня в тот момент, когда я прерываю нагоняющие тоску отношения, что я уж не раз и не два откладывала этот момент дольше, чем мне бы того хотелось. Пообещав самой себе и своему психотерапевту покончить с этим, я порываю все быстрее и раньше. Но, как всегда, меня мучает совесть. Сколько себя помню – всегда я была такой. И тут все то же самое.
Впрочем, на этот раз все прошло не так уж плохо. Возможно, дело в том, что мы встречались всего несколько недель – или в том, что он тоже не особо был в меня влюблен. На самом деле, все прошло настолько легко, что он решил сохранить свой билет на вечеринку – купленный по моему настоянию – и в любом случае поехать туда. С другом. Как друг.
Увидев его в автобусе, я испытываю неприятное чувство, но приветствую его, обнимаю и делаю вид, что все прекрасно. Словно я не испытываю никакой вины. Свободная женщина, знающая, чего она хочет. Правда же заключается в том, что я понятия не имею, чего хочу. И давно уже пребываю в этом состоянии. Смутного желания перестать встречаться с кем попало и найти того, кто окажется единственным, на практике оказалось недостаточно, чтобы все это претворить в жизнь. Уже несколько лет все идет через пень-колоду. Но парню из Норрланда не обязательно это знать. Все равно нам вместе не жить. В автобусе я начинаю пить вино, и по мере того, как пустеет бокал и удаляется Стокгольм, на душе становится легче. Все – по крайней мере в общих чертах – так, как надо.
Я танцую до упаду – ноги сами несутся в пляс. А губы сами отхлебывают вино. Забравшись в глубокую оконную нишу в актовом зале старой школы, я танцую там одна, наслаждаясь своей недоступностью, хотя многие следят за мной. Этим я прославилась в кругу друзей – всегда залезаю на мебель, барные стойки, стулья, колонки, сцены или подоконники и танцую. Обычно одна. Это уже стало темой. Так же и в этот вечер. То я на танцполе, то на подоконнике высокого окна, то забегаю в будочку диджея, где сидят хозяева вечера, проигрывая диски. Иногда отбегаю пописать в лесок, если очередь у туалета слишком длинная. Время от времени я замечаю среди людского моря отвергнутого бойфренда, и каждый раз он смотрит прямо на меня. Он кивает мне, но взгляд у него печальный. Мои друзья начинают называть его «Грустные собачьи глаза». Я смеюсь. Мы жестоки к нему, но меня это не волнует. Я танцую, я уже напилась, и все именно так, как надо.
А потом передо мной внезапно появляешься ты. Тебя я не замечала раньше – ты не мог приехать на том же автобусе, что и я. Твой друг, который знаком со мной, говорит, что представит меня человеку, который «любит меня». И вот ты стоишь передо мной. И ухмыляешься. Ты высокий и нескладный, с улыбкой, напоминающей лежачий треугольник. Улыбаешься, как ковбой из старого фильма. Улыбка кривоватая, но широкая и искренняя, она разливается по всему твоему лицу. Я успеваю подумать, что из тебя получилась бы отличная карикатура, при виде которой невольно радуешься. На тебе шапка. Мне приходится запрокинуть голову назад, чтобы на тебя взглянуть. Ты не слышал, какими словами наш общий друг представил тебя мне, но это не имеет значения. Похоже, тебя это нисколько не смутило бы.
У меня есть дурная привычка – я начинаю командовать, когда напьюсь. Словно желая обезопасить себя от ситуации, когда мне предпочтут кого-то другого, я хватаюсь за любую возможность, едва она представляется, и сегодня эта возможность – ты. Я уже решила – ты кажешься мне привлекательным. Высокий, сутулый, да еще и с такой улыбкой. Глаза у тебя огромные. Вот бы их нарисовать! Я беру тебя за руку – ты не протестуешь – и веду тебя во двор. Снаружи по-прежнему светло, на часах, наверное, часов девять, но кого волнуют такие житейские мелочи? Уж точно не меня и не тебя. На свету я вижу, что глаза у тебя невероятно голубые. Надо будет спросить у тебя, не носишь ли ты линзы. Но не сейчас.
Во дворе продают хот-доги – в маленьком домике, где когда-то был свинарник. Мы становимся в очередь, и ты крепко держишь меня за руку. Кажется, только и ждешь сигнала, чтобы поцеловать меня. Я сдерживаюсь. Спрашиваю, сколько тебе лет, и ты отвечаешь, что тебе двадцать восемь. Я испытываю большое облегчение – мне показалось, что ты моложе. Я спрашиваю, чем ты занимаешься, и ты отвечаешь: «ай ти». Я готовлюсь проанализировать твою реакцию, когда я скажу, что работаю в сфере музыки – организую большие музыкальные шоу, – но ты вообще не спрашиваешь о работе. Похоже, тебя не интересуют ни мой возраст, ни моя профессия. Похоже, тебе хочется со мной целоваться, и у тебя такая заразительная улыбка – я решаю, что этого вполне достаточно. Получив всю необходимую информацию, я увожу тебя из очереди – мы заворачиваем за здание школы и подходим к березе, растущей на небольшом лугу. Пару часов назад я ходила сюда писать. В здании позади нас грохочут басы. Я целую тебя. Или это ты целуешь меня.
Я целую тебя, ты целуешь меня, держа мое лицо в своих ладонях, и мне это дико нравится. Мне нравится, как ты меня целуешь, мне нравятся твои руки, мне нравится, что ты такой длинный, а больше всего мне нравятся твои асимметричные губы, которые продолжают ухмыляться, даже когда ты целуешься. Мы обнимаемся и целуемся, прижавшись к березе, как подростки, и когда ты прижимаешь меня к ней, на моем джемпере остаются кусочки березовой коры. Будь я более грациозна, я бы повисла на тебе и оседлала тебя стоя, но так не выйдет. Вместо этого мы стоим, прижавшись к березе и друг к другу, как два перевозбудившихся семиклассника.
Я предлагаю продолжить – но не здесь, среди всех этих людей. Поясняю, что там есть человек, которому грустно, – не знаю, зачем я это говорю, то ли из желания похвастаться, то ли потому, что я такая заботливая, то ли желаю выглядеть заботливой в твоих глазах. Все как в тумане, мною руководят случайные импульсы. Весь вечер мы то танцуем с нашими друзьями, то выбегаем наружу, встречаемся у березы и продолжаем целоваться. Чем дальше, тем интенсивнее. В какой-то раз мы обмениваемся телефонами. Это сильно упрощает поиск подходящего момента для новой встречи у березы.
В час ночи вечеринка заканчивается, и два автобуса должны доставить участников обратно в Стокгольм. Мы сидим в одном из них на переднем сиденье – убедившись, что «Печальные собачьи глаза» сидят в другом, я могу без стеснения целовать тебя в темноте. Позади шумят и поют другие. Между поцелуями ты заставляешь меня слушать AC/DC в одном из твоих наушников. Я отвечаю, что мне они не особо нравятся, и упоминаю – как можно более небрежным тоном, – что пару раз работала с ними. Эти сведения не производят на тебя никакого впечатления, ты говоришь: «ага, послушай-ка, послушай вот эту», а потом опять целуешь меня. Поднимаешь меня и сажаешь верхом себе на колени. Мне нравится, когда ты поднимаешь меня, и нравится сидеть у тебя на коленях. Наконец-то я верхом на тебе.
Час спустя, когда автобус прибывает на площадь Медборгарплатсен, у меня по всему подбородку и щекам красные пятна от твоей щетины. Давненько я так не целовалась. Мы вылезаем из автобуса, и ты хочешь пойти ко мне. Я не разрешаю. Ты снова спрашиваешь и снова получаешь отказ. Тогда ты предлагаешь пойти к тебе. «Послушай, – говоришь ты, – я хочу спать с тобой». – «Нет, – отвечаю я. – Я намереваюсь спать одна». Вероятно, мне хочется казаться девушкой, которая не готова переспать с парнем в первый же вечер. Если бы мы пошли домой вместе, это бы точно произошло. Я не хочу, чтобы это происходило. Я хочу, чтобы это произошло. Хочу, чтобы было продолжение. Мы расстаемся. Я вижу, как твоя голова покачивается в такт музыке, когда ты удаляешься по улице Фолькунгагатан. Прежде, чем заснуть, я получаю от тебя эсэмэску. Ты пишешь, что я очень красивая и что ты хочешь снова меня увидеть.
